Узаконенная жестокость: Правда о средневековой войне - Шон Макглинн

Политическим оплотом еретиков являлся город Альби, расположенный к северо-востоку от Тулузы. С учетом того, что испанцы участвовали в собственных походах против мавров, в конце июня 1209 года французская армия выступила из Лиона на юг. Войском командовали папские легаты Мило и Арнольд Амальрик, архиепископ Сито. Приблизительно две недели спустя крестоносцы достигли Монпелье, одного из немногих южных городов, сохранявших решительную ортодоксальность. К этому времени граф Раймунд уже подчинился Церкви, заставив изменить цель крестового похода. Новым врагом теперь являлся молодой Раймонд-Роже Транкавель, виконт Безье, на землях которого еретики чувствовали себя особенно свободно. Двумя его главными крепостями являлись Безье и столица Каркассон. Когда провалились переговоры Раймонда-Роже с крестоносцами (легаты не приняли его раскаяния), тот возвратился в Каркассон, чтобы спешно подготовиться к обороне. Между столицей и крестоносцами лежал Безье. Здесь виконт ненадолго остановился, чтобы укрепить решимость горожан ввиду неминуемой осады. Эта осада могла помочь ему выиграть время, чтобы подготовить отпор крестоносцам, а заодно и подкрепление для Безье.

Безье представлял собой хорошо укрепленный город с сильным гарнизоном, количество жителей составляло от восьми до десяти тысяч. К осаде его подготовили за несколько дней — были пополнены запасы провизии и углублены рвы вокруг стен. Уверенность в том, что город сможет выдержать длительную осаду — до тех пор, пока защитников окончательно не добьют болезни, голод и прочие лишения, — являлась вполне обоснованной. Поэтому, когда у городских ворот 21 июля появились крестоносцы, то горожане отвергли условия, предложенные им епископом в соборе. Жители Безье отказались в обмен на то, что город не будет разорен, передать крестоносцам 222 главных еретика, указанных в списке. Список этот сохранился и по сей день. Кроме того, большинство местных католиков, в том числе священники, не вняли суровому предупреждению, заключенному в совете «покинуть город и оставить еретиков, дабы избежать позорной гибели вместе с ними». Вильгельм из Туделы дает нам недвусмысленное толкование полученного предупреждения: «Чтобы не быть побежденными, не погибнуть и не попасть в тюрьму, чтобы сохранить свое добро и одежды, жители должны сдать город… Если откажутся, у них отберут все имущество, а самих предадут смерти». Несмотря на избыток угроз, предупреждение имеет комический оттенок: какое имущество понадобится мертвым? Жители Безье осознавали всю опасность ситуации, однако все обещанные им гарантии отвергли.

Учитывая религиозные различия и соответствующую напряженность ситуации, еретики (в число которых входили и приверженцы менее радикальной секты вальденсов) не представляли для города реальной опасности. Но дело было не только в просвещенном либерализме и религиозной терпимости, которые способствовали такому неповиновению, — на кону стояли не только религиозные обычаи. Многие еретики из вышеназванного перечня были также и влиятельными горожанами; это означало, что у них были власть, последователи, сочувствующие и различные интересы во многих городских сферах. Во-вторых, что еще важнее, подчинение силам крестоносцев означало бы наложение на город иного режима и болезненную потерю с таким трудом завоеванных гражданских свобод. Безье, как и многие другие города Франции в этот период, добился значительной независимости и не желал уступать ее внешним силам. Несмотря на типичные религиозные отговорки, о которых твердили пропагандисты крестоносцев, и на все обещанные духовные индульгенции, Альбигойский крестовый поход был для многих не более чем разрекламированной возможностью завладеть чужими землями и имуществом. Точно так же, как имущество еретиков, могли быть экспроприированы их земли. Церковь и знать, участвующие в походе, утверждали, что для искоренения ереси необходимо территорию, на которой она существует, отдать под контроль других правителей, не еретиков. Тот факт, что столько много еретиков оказалось среди представителей правящего класса, усиливал нежелание местных лордов выступать против них. Даже когда эти лорды подчинялись Церкви, это не гарантировало с их стороны единодушного подавления катаров. Жители Безье хорошо осознавали важность данных политических аспектов и приняли решение сопротивляться.

Таким образом, создались условия для осады большого крестоносного войска численностью в двадцать тысяч человек. Им противостоял сильно укрепленный город, защитники которого приготовились дать отпор. Формально началом осады принято считать 22 июля. Завершилась осада в тот же день.

Преимущества, которыми на тот момент обладал город — мощные укрепления, расположение, сильный гарнизон, запасы провизии и решимость жителей биться до конца, — все это было перечеркнуто одним безрассудным поступком. Когда осаждающие завтракали и занимались обустройством своего лагеря, горожане решились на вылазку. Французский историк назвал смельчаков разведывательным отрядом, однако боевой клич и развевающиеся знамена, скорее, указывали на дерзкую вылазку, предпринятую в тот момент, когда осаждающие еще толком не подготовились к осаде, а их лагерь еще не был разбит. Возможно также, что это был акт некой бравады для поднятия морального и боевого духа защитников города. Крестоносец, охраняющий мост, был зарублен и сброшен в реку. С криками «К оружию! К оружию!» крестоносцы стали спешно собираться для отпора неожиданной атаки.

Описание одного из очевидцев, приведенное в «Песни о катарских войнах», является неубедительным и, возможно, содержит путаницу в отношении последующих событий. Автор пишет, что солдаты осаждающего войска и примкнувшие к ним гражданские лица, а также наемники отреагировали на вылазку энергично и яростно. Некоторые ответили дружно, собравшись большими отрядами, другие бросились в ров и принялись орудовать копьями, пытаясь выломать камни из стен, третьи принялись разбивать ворота. Контратака оказалась настолько внезапной, что на многих осаждающих были лишь штаны да рубахи, «они не успели даже надеть башмаков». Когда защитников сбросили с укреплений, мужчины, женщины и дети — все население Безье — укрылись в храмах. «Это было их единственное убежище».

Толкование этого рассказа несколько проблематично: маловероятно, чтобы солдаты могли совершить приступ (неважно, получился он спонтанным или нет), не обеспечив себя хотя бы минимальным прикрытием, тем более, босиком. Если были захвачены укрепления, значит, состоялся приступ с применением штурмовых лестниц; здесь о них ни слова. Кроме того, копьями стены Безье разломать было невозможно, тем более за один день (Пьер де Во-де-Серне утверждает, что город был взят в течение часа). Вильгельм из Туделы также пишет о том, что были открыты ворота, поэтому намного вероятнее то, что размер и свирепость контратаки, в свою очередь, удивили отряд, совершивший вылазку: он отступил обратно в замок, преследуемый крестоносцами, которые сумели проникнуть внутрь и не допустить закрытия ворот. Как мы уже видели ранее, тридцатью годами ранее Ричард I аналогичным образом захватил Тельбур.

Итак, крестоносцы ворвались в город и полностью его разорили. Как отметил Джозеф Стрейер, «после этого началась едва ли не самая безжалостная резня в истории Средневековья».

Один немецкий летописец через несколько лет после описываемых событий писал, что легат Арнольд Амальрик подбивал крестоносцев к полномасштабной резне печально знаменитым восклицанием: «Убивайте всех, а бог потом разберется, где свои, а где чужие!» Похоже, что они так и поступили. Потом этот папский посланник обыденным тоном докладывал папе Иннокентию III, что было убито почти двадцать тысяч, и при этом ни возраст, ни статус жертв не учитывались. Вильгельм Пюилоран отмечает, что люди «искали убежища в своих церквах», где крестоносцы «истребили их тысячи». Пьер де Во-де-Серне пишет, что резня была не тотальной, поскольку крестоносцы убили «почти» всех жителей от мала до велика, «семь тысяч бесстыдных собак» встретили свою смерть в церкви Марии Магдалины. Вильгельм из Туделы сообщает читателям кое-какие подробности.

Горожане спешно укрылись в большой церкви. Священники надели ризы для совершения заупокойной мессы и велели бить в колокола… [Крестоносцы], будучи в безумии и не страшась смерти, убивали всех, кого могли отыскать, и захватили много всякой добычи. В Безье они резали всех подряд и всех убили. Это было худшее, что они могли сделать. И они убили всех, кто укрылся в церкви; ни крест, ни алтарь, ни распятие — ничто не могло служить спасением. Священников они тоже убили, а также женщин и детей. Сомневаюсь, чтобы хоть кто-нибудь остался в живых. [Крестоносцы] сожгли город, сожгли женщин и детей, стариков и молодежь, а также служителей церкви, облаченных в ризы и служивших мессу.