Земля - Перл С. Бак

к себе, и она, лежа, смотрела на него и плакала, и на лице у нее вздулся багровый рубец от его хлыста.

И он сказал ей с великой печалью:

– Значит, ты так и осталась потаскухой и бегаешь даже за моими сыновьями!

И она заплакала еще громче и запротестовала:

– Нет, нет, я не виновата: он пришел потому, что чувствовал себя одиноким. Ты можешь спросить Кукушку: он и не подходил к моей постели, а был только во дворе!

Тогда она взглянула на него испуганно и жалобно и, взяв его руку, провела ею по рубцу на щеке и захныкала:

– Посмотри, что ты сделал со своим Лотосом! А для меня нет мужчин на свете, кроме тебя, и если это твой сын, так он только твой сын, что мне до него?

Она взглянула на него, и слезы застлали ее хорошенькие глазки. И он застонал, потому что красота этой женщины была сильнее его, и он любил ее даже против воли. И вдруг ему показалось, что он не вынесет, если узнает, что между ними произошло, он не хотел знать об этом, и лучше было ему не знать. Он опять застонал и вышел вон. Проходя мимо комнаты сына, он крикнул:

– Укладывай свои вещи в сундук и завтра поезжай на Юг, куда хочешь, и не возвращайся, пока я за тобой не пришлю!

Он пошел дальше. О Лан сидела и шила что-то для него, и когда он проходил мимо, она ничего не сказала; и если она слышала удары и визг, она не подала и виду. Он вышел из дома в поле, где жгло полуденное солнце, и чувствовал, что он измучен, словно после целого дня работы.

Глава XXV

Когда старший сын уехал, Ван Лун почувствовал, что его дом освободился от какого-то избытка тревоги, и вздохнул с облегчением. Он сказал себе, что юноше полезно уехать и теперь он может заняться другими детьми и узнать, что они такое, потому что из-за своих забот и из-за земли, которую во что бы то ни стало нужно было вовремя засеять и убрать, он едва помнил, какие у него есть дети, кроме старшего сына. Он решил, кроме того, что рано возьмет из школы второго сына, и отдаст его учиться какому-нибудь ремеслу, и не станет дожидаться, пока его охватит юношеская тоска и он сделается таким же наказанием для всего дома, каким был старший.

Второй сын Ван Луна был настолько не похож на старшего брата, насколько могут быть несхожи сыновья одного отца. Старший был высок ростом, широк в кости и румян лицом, как большинство северян, и походил на мать, а второй был невысокого роста, тонкий и желтокожий, и было в нем что-то напоминавшее Ван Луну его отца – смышленый, острый и лукавый взгляд и наклонность схитрить, если представится случай.

И Ван Лун сказал:

– Что ж, из этого мальчика выйдет хороший купец, и я возьму его из школы и посмотрю, нельзя ли отдать его в ученье на хлебный рынок. Будет очень выгодно иметь сына там, где я продаю свое зерно и где он будет смотреть за весами и немного обвешивать в мою пользу.

Поэтому однажды он сказал Кукушке:

– Ступай и скажи отцу невесты моего старшего сына, что мне нужно с ним поговорить. И во всяком случае, мы выпьем с ним вместе вина ради того, что его кровь скоро сольется в одной чаше с моей.

Кукушка пошла и вернулась, говоря:

– Он согласен повидаться с тобой, когда ты хочешь, и хорошо, если ты сможешь прийти к нему пить вино в полдень, а если хочешь, он придет сюда.

Но Ван Лун не хотел, чтобы городской купец пришел к нему в дом, так как ему пришлось бы готовиться к его приему, и он умылся, надел шелковый халат и отправился в путь через поля. Он пошел прямо на улицу Мостов, как сказала ему Кукушка, и перед воротами, на которых стояло имя Лиу, он остановился. Не то чтобы он сам узнал это слово, но он догадался, что это те самые ворота, потому что они были деревянные и вторые налево от моста. И Ван Лун постучал в них ладонью. Ворота сейчас же открылись, и к нему вышла служанка и спросила, вытирая мокрые руки о передник, кто он такой. И когда он сказал свое имя, она пристально посмотрела на него и ввела его в комнату, попросила его сесть и снова посмотрела на него, зная, что он – отец жениха. Потом она вышла позвать хозяина.

Ван Лун внимательно осмотрелся и подошел пощупать материю на занавесях у входа, и разглядывал дерево некрашеного стола, и был доволен, так как во всем виден был достаток, но не большое богатство. Он не хотел богатой невестки, боясь, что она будет горда и непокорна, требовательна в пище и одежде и отвратит сердце сына от родителей. Потом Ван Лун снова сел и стал ждать.

Вдруг раздались тяжелые шаги, и вошел плотный человек средних лет. Ван Лун встал и поклонился, и оба они начали кланяться, исподтишка рассматривая друг друга, и понравились друг другу, и почувствовали взаимное уважение потому, что каждый из них видел в другом человека достойного и состоятельного. Потом они уселись и пили горячее вино, которое разливала им служанка, и не спеша беседовали об урожае, о ценах и о том, какая цена будет на рис в этом году, если он уродится хорошо.

И наконец Ван Лун сказал:

– Я пришел по делу, но если ты не хочешь, то поговорим о чем-нибудь другом. А если тебе нужен служащий, то у меня есть второй сын: он расторопный малый. Но если он тебе не нужен, то поговорим о чем-нибудь другом.

И купец ответил с большим добродушием:

– Да, мне нужен расторопный молодой человек, если он умеет читать и писать.

И Ван Лун отвечал с гордостью:

– Оба мои сына – люди ученые и знают, когда буква неверно написана и правильно ли поставлен знак воды или дерева.

– Это хорошо, – сказал Лиу. – Пусть приходит когда угодно, и, пока он не выучится делу, он будет работать за стол и помещение, а через год, если он окажет успехи, он будет получать серебряную монету в конце каждого месяца, а через три года – три монеты! И после того он уже выйдет из учеников и сможет занять в деле место, на какое способен. А кроме жалованья, он может получать подарки и от покупателей и от продавцов, и я ничего не имею против, если он сумеет получить их. И так как наши семьи породнились, я не возьму с тебя вступительного взноса.

Тогда Ван Лун встал очень довольный, засмеялся и сказал:

– Мы теперь друзья. Нет ли у тебя сына для моей второй дочери?

Купец заколыхался от смеха, потому что он был толст и упитан, и сказал:

– У меня есть второй сын десяти лет. Его я еще не сосватал. А сколько лет твоей дочери?

Ван Лун снова засмеялся и ответил:

– В день ее рождения ей исполнится десять лет, и она хорошенький цветок.

И оба они засмеялись, и купец сказал:

– Что же, свяжем друг друга двойным узлом.

Ван Лун ничего не сказал, потому что это было не такое дело, чтобы о нем можно было говорить самому. Но когда он поклонился и вышел, очень довольный, он сказал себе: «Это можно будет сделать». И, придя домой, он посмотрел на свою младшую дочь: она была хорошенькая девочка, и мать забинтовала ей ноги, так что она ходила маленькими, грациозными шажками.

Но когда Ван Лун посмотрел на нее пристально, он заметил следы слез на ее щечках,