Земля - Перл С. Бак

денег.

И Ван Лун, выйдя из себя, закричал:

– Говори сейчас же, а не то лучше тебе умереть!

И мальчик огляделся кругом и сказал с отчаянием, видя, что отец готов его задушить, если он не ответит:

– Он уже три ночи не ночует дома, но где он и что он делает, я не знаю. Знаю только, что он уходит с твоим двоюродным братом.

Ван Лун выпустил из рук шею мальчика, отшвырнул его в сторону и большими шагами направился в комнату дяди. Там он застал сына дяди: у него было такое же красное и возбужденное от вина лицо, как и у его сына, но он держался тверже на ногах, потому что он был старше и привык вести себя, как взрослый мужчина. Ван Лун закричал на него:

– Куда ты водил моего сына?

И молодой человек ответил, насмехаясь над Ван Луном:

– Твоего сына незачем водить. Он и сам дойдет, куда ему нужно.

Но Ван Лун повторил вопрос, и на этот раз он думал про себя, что он не сдержится и убьет сына дяди с его бесстыдным и наглым лицом, и закричал страшным голосом:

– Где был мой сын сегодня ночью?

Молодой человек испугался и ответил хмуро и неохотно, опустив свои бесстыдные глаза:

– Он был у непотребной женщины, которая живет во дворе большого дома.

Услышав это, Ван Лун громко застонал. Ее знали многие мужчины, и ходили к ней только бедняки и простые люди, потому что она была уже немолода и не требовала большой платы.

Не возвращаясь в дом к завтраку, он вышел из ворот и пошел через поля, и на этот раз он не видел всходов на своей земле, не видел, какой урожай они сулят, из-за беды, которая случилась с его сыном. Он шел, глубоко задумавшись, и, пройдя в ворота у городской стены, он вошел в дом, который прежде назывался домом Хванов. Тяжелые ворота стояли теперь раскрытыми: всякий, кто хотел, мог войти и уйти без помехи. И он вошел в ворота. Дворы и комнаты были полны простого народа. Комнаты здесь отдавались внаем. В каждой комнате помещалась семья. Двор был грязен, и старые сосны срублены, а те, которые остались, засыхали на корню. Пруды были забиты мусором.

Но он ничего этого не видел. Он остановился посреди двора и громко спросил:

– Где здесь живет непотребная женщина по имени И Ян?

Женщина, которая сидела на трехногом стуле и пришивала подметку, подняла голову и кивнула на боковую дверь, выходившую во двор, и снова принялась за шитье, так как привыкла, что мужчины то и дело задавали ей этот вопрос. Ван Лун подошел к двери и постучал в нее. Раздраженный голос ответил:

– Ступай прочь! На сегодня я кончила свое дело и хочу спать: я работала всю ночь.

Но он постучал снова, и голос крикнул:

– Кто это?

Он не ответил, но постучал еще раз, потому что хотел войти во что бы то ни стало. Наконец он услышал шарканье ног, и женщина открыла дверь, женщина не слишком молодая, с утомленным лицом, отвисшими толстыми губами, грубо набеленным лбом и не смытыми со щек и рта румянами. Она посмотрела на Ван Луна и сказала резко:

– Раньше вечера я тебя принять не могу. Если хочешь, можешь прийти пораньше вечером, а сейчас я ложусь спать.

Но Ван Лун грубо прервал ее речь, потому что его тошнило от одного ее вида. Он страдал, думая о том, что здесь был его сын, и сказал:

– Это не для меня. Мне такие, как ты, не нужны. У меня сын…

И вдруг он почувствовал, что слезы о сыне клубком подступают ему к горлу. Тогда женщина спросила:

– Ну, что такое с твоим сыном?

И Ван Лун ответил, и голос его дрожал:

– Он был здесь прошлой ночью.

– Прошлой ночью здесь было много всяких сыновей, – возразила женщина, – и я не знаю, который из них был твой.

И тогда Ван Лун стал умолять ее:

– Подумай, не вспомнишь ли ты мальчика, высокого и тонкого, еще не похожего на мужчину? Мне и в голову не приходило, что он осмелится пойти к женщине.

Она подумала и ответила:

– Да, их было двое. Один – молодой парень, нос у него вздернут к небу, и он так ведет себя, будто все знает. Шапка у него была сдвинута на ухо. А другой, как ты говоришь, высокого роста мальчик.

– Вот это он, это мой сын! – закричал Ван Лун.

– Ну, так что же? – сказала женщина.

Тогда Ван Лун сказал серьезно:

– Вот что: если он придет снова, прогони его! Скажи, что ты не хочешь возиться с мальчиками. Скажи, что вздумается, и каждый раз, как ты его прогонишь, я буду платить тебе серебром вдвое больше, чем полагается.

Женщина засмеялась и сказала:

– Кто на это не согласится – получить плату и не работать? И я согласна. Это верно: мне нужны мужчины, а от мальчиков мало удовольствия.

И она кивнула Ван Луну и подмигнула ему; а ему противно было ее грубое лицо, и он сказал поспешно:

– Что ж, пусть будет так.

Он выскочил во двор и быстро пошел домой. И по дороге отплевывался, чтобы отделаться от тошноты при воспоминании о женщине. В этот же день он сказал Кукушке:

– Пусть будет так, как ты говоришь. Ступай к хлеботорговцу и уладь дело. Пусть приданое будет хорошее, но не слишком большое, если девушка нам подойдет.

Он вернулся в свою комнату, сел возле спящего сына и задумался, смотря на его спокойное во сне лицо, юношески свежее и красивое.

И когда он вспомнил утомленную, накрашенную женщину и ее толстые губы, в нем поднялись отвращение и злоба.

Когда он сидел так, вошла О Лан и остановилась, смотря на юношу; заметив светлые капли пота, выступившие на его коже, она принесла теплой воды с уксусом и осторожно смыла пот, как она умывала молодых господ в большом доме, когда они напивались до бесчувствия. При виде нежного, почти детского лица, охваченного тяжелым сном похмелья, в Ван Луне вдруг вспыхнул гнев, и он вбежал в комнату дяди, забыв о том, что он брат его отца, и помня только, что он – отец праздного и бесстыдного юноши, который развратил его сына.

– Я приютил гнездо неблагодарных змей на своей груди, и они укусили меня! – крикнул он.

Дядя сидел, развалившись за столом, и завтракал. Он никогда не вставал раньше полудня, потому что ему не нужно было работать. Он поднял голову и сказал лениво:

– Что такое?

Тогда Ван Лун, задыхаясь от гнева, рассказал ему, что случилось. А дядя только засмеялся и сказал:

– Как ты ни удерживай мальчика, он все равно станет мужчиной. И как ни удерживай кобеля, он все равно будет бегать за сукой.

Услышав этот смех, Ван Лун в одно мгновение припомнил все, что ему пришлось вытерпеть из-за дяди: как дядя заставлял его продать землю в голодный год, как вся дядина семья поселилась здесь у него, как они все втроем пьют, едят и бездельничают, и как жена дяди ест дорогие кушанья у Лотоса, и как теперь сын дяди развратил его сына. И он в раздражении крикнул:

– Убирайся вон из моего дома вместе со всеми своими! С этого часа здесь нет больше риса для вас, и я лучше сожгу этот дом, чем стану давать тебе приют, неблагодарный бездельник!

Но дядя сидел как ни в чем не бывало и продолжал завтракать. Вся кровь Ван Луна вскипела, когда он увидел, что дядя не обращает на него внимания; он шагнул вперед и поднял руку. Тогда дядя обернулся и сказал:

– Выгони меня, если посмеешь!

И дядя распахнул халат и показал ему,