Операция «У Лукоморья…» - Олег Шелонин

Глаза Соловья-разбойника, готовые выскочить из орбит, лихорадочно метались по «залу» в поисках спасения, пока не остановились на капитане.

— Папа!!! Спасай, наших жрут! Я ж свой в доску! По сыску я теперь!

— Апелляцию еще не поздно подать? — полюбопытствовал Илья.

— Ура!!! — дружно завопил «зал». И началось что-то невообразимое. Кто кинулся обнимать и целовать любимого «папу», кто прыгал и орал от восторга. Избушка, напуганная бурными эмоциями и дрожанием земли (Горыныч прыгал выше всех), торопливо спряталась за дубом.

— Папа жил, папа жив, папа будет жить! — скандировали головы.

— Папа — наш рулевой! — Рубаха капитана набухла от пьяных слез умиления домовых.

— Папа — ум, честь и совесть нашего царства! — надрывал свою петушиную глотку Никита Авдеевич с головы Соловья-разбойника, подкрепляя каждое слово ударом крепкого клюва по лбу воеводы разбойного приказа. Как его занесло на патлатую голову коротышки, он от радости и сам не помнил.

— Объявляю амнистию. Возражения есть?

— Нет!!! — Его паства была согласна на все.

Илья поднял "орудие преступления" и обомлел. Видел он чудеса ювелирной техники, но такого… Ажурная конструкция золотого яйца поражала воображение. В узлах соединений золотых волокон сверкали крошечные бриллианты. Внутри, глубже, просвечивал второй слой, пересыпанный изумрудами. Дальше шел третий, уже едва различимый, поблескивающий голубыми самоцветами. И всю эту конструкцию пронизывала тонкая стальная игла, увенчанная на конце кроваво-красной капелькой рубина.

— Фаберже бы от зависти удавился, — прошептал потрясенный Илья, бережно пряча смерть Кощея в карман штанов.

— Папа, позволь за твое здоровье… — Головы мирового судьи тыркались в ведра в поисках хмельного, но тщетно. Тара была пуста.

— Нам же в посад надо, — засуетилась вдруг Центральная, — солнце вот-вот сядет.

— В посад!!! — воодушевленно заголосила поляна.

Подготовка к обратной дороге много времени не заняла. Избушке строго-настрого приказали держать дверь на засове до утра, дабы Мурзик не сбежал, и "папино воинство" гурьбой полезло на Горыныча. Яга предпочла лететь в своей ступе, усадив рядом Гену.

— Кормчим будешь, — распорядилась ведьма, подавая ему метлу.

— И ты с нами? — обрадовался Илья.

— Мой долг быть рядом со смертью Кощея, — невозмутимо пояснила ведьма. — А долг для меня превыше всего.

Ступа взмыла в воздух и понеслась в сторону посада. Следом устремился Горыныч, унося на спине горланящую во всю глотку компанию:

В заповедных и дремучих старых Муромских лесах

Всяка нечисть бродит тучей, на проезжих сеет страх…

Избушка долго смотрела вслед суматошным гостям, утащившим с собой ее хозяев Впервые за триста лет она осталась одна. Мурзика, дрыхнущего на постели Яги, она пока в расчет не принимала. Солнце бросало последние лучи поверх стройных сосен. Избушка вздохнула, выпустив из трубы клубок дыма, доковыляла до разбитого сундука, стоящего под дубом, села на него и стала терпеливо ждать возвращения хозяев.

— Поспели, — облегченно прорычала Василиса, глядя на заходящего на посадку Горыныча. Розовая полоска заката стремительно темнела. Вслед за Горынычем на бреющем полете над поляной пронеслась перегруженная ступа.

— Ну, Ванюша, не подкачай, весь посад за тебя молится, — мяукнула рысь.

— На Ваню надейся… — задумчиво протянула Василиса, не отрывая глаз от исчезающего в сумерках посада, — а сам…

— Что "сам"? — подался вперед Вакула. Пепельно-серая шерсть на загривке вздыбилась.

— А сам к драке готовься! — Василиса строго посмотрела на своих подданных. — Хватит за спиной Ивана отсиживаться. Этой ночью, я так думаю, сам Кощей в посад наведается. Хитер и злобен воздыхатель мой. Силой Ванюшу не смог взять, теперь наверняка хитростью попытается. Ужом, змеей подколодной в посад просачиваться будет. Он мастер на себя личины накидывать. В этом деле его разве что Баба Яга одолеть сможет.

— Ахти господи, пропали наши головушки! — запричитала Малашка.

— Ой, мамоньки, что же делать-то нам, неприкаянным! — вторила ей Парашка.

— Цыц, балаболки! — рявкнула Василиса. Парашку и Малашку как ветром сдуло. Только ветки дрогнули. — Короче, мужики, пора и вам когтями да зубами поработать.

— Это можно, — провыл Вакула, — ты, матушка, не томи, говори, что делать надобно, а уж мы за родной посад да за тебя, хозяйка, порадеем.

— Иного не ждала, — растрогалась Василиса, — быть тебе, кузнец, воеводою, пока Авдеич к нам не вернется. А теперь слушай. Я Кощея хорошо знаю. Он как-то Иваном прикинулся, когда его в посаде не было. Ну вылитый Ваня, не отличишь. Я-то притворство Кощеево сердцем почуяла, ну и когда он от меня по… одному месту получил, личина с негодяя вмиг слетела. А потому делать вам вот что надобно…

— Хороши у нас закаты. — Чебурашка с удовольствием откинул ушастую мордочку, подставляя ее приятной вечерней прохладе, которую вместе с легким ветерком несли мерно машущие крылья дракона. Капитан был настроен не так лирически.

— Горыныч!

— Че, папа? — Головы дружно повернулись к Илье.

— Поспеешь в посад до темноты, на каждую морду по ведру жертвую.

— А не поспеем? — озабоченно поинтересовалась Левая.

— Тогда нашу водку Кощей хлебать будет! — сердито пояснил Илья.

— Фигушки, облизнется, — с натугой просипела Центральная. — А ну навались!!!

Правая и Левая присоединились к ее усилиям, и ветер в ушах Чебурашки засвистел. Ступа с Бабой Ягой и Геной сразу осталась далеко позади.

— Замерзаю, папа!!! — донеслось из-под крышки кастрюльки.

— Терпи! Вся горилка в посаде.

— А вот и он! — радостно воскликнул Чебурашка. — И бригада моя… чего-то с ведрами делает.

— Что?!! — Финишный рывок Горыныча заставил наездников судорожно схватиться за веревку, к которой когда-то были привязаны ведра. За «бортом» остался лишь Никита Авдеевич, благополучно проспавший почти весь обратный перелет. Не открывая глаз, он расправил крылья, лениво попытался кукарекнуть и вновь задремал.

— Ой, папа… терем! — Чебурашка готов был заплакать.

Горыныч произвел сравнительно мягкую посадку. Пассажиры закачались на веревке под длинными шеями дракона и покатились по земле, когда эти шеи ринулись вслед за головами пересчитывать ведра. Илья, вспомнив чью-то мать, попытался встать, но его повело в сторону. Хмель, закачанный в него напоследок мстительной старушкой, в сочетании со стремительной посадкой Горыныча тут же перевел его в партер.

— Папа! Будь спок! — Бывалый услужливо подхватил капитана под локоток.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});