Славянский «базар» - Сергей Зверев

– Засветились в чем?

– Пока – нет. Но ждать не хочу. Зачем мне за них отвечать. По мне – гастролеры они. Приехали дело провернуть и свалить. Мне-то что, но Карла предупредить надо.

Фантомас почесал лысый череп.

– Карл сегодня в «Лотосе» обещал быть, я с ним встречаюсь в четыре. Если надо – подгреби. Только не брякни, что я тебе сказал. У смотрящего проблемы, не с каждым встречаться станет.

– Я – могила, – пообещал Ханой.

– Пошли, выпьем по чуть-чуть, – предложил Фантомас.

Зашли в ближайший бар, заказали по сто. Фантомас цедил водку маленькими глотками. Ханой так не умел, если уж брался пить, то сразу рюмкой. Он исподволь посматривал на часы.

«Если Карл появится в „Лотосе“ в четыре, то Петровича надо предупредить заранее».

А время уходило.

– Пойду, – сказал Ханой.

– Куда спешишь? До четырех ни хрена толкового сделать не успеешь. Еще по пятьдесят вставим, потом кофе выпьем. К встрече с Карлом будем как огурцы с грядки, – Фантомас явно не хотел упускать Ханоя из виду.

– Отлить надо. Ты пока водку принеси и кофе, а я – мигом.

Ханой зашел в туалет. Включив воду, сунул под струю руки и ждал, пока освободится кабинка.

Оставшись один, Ханой зашел в кабинку, достал мобильник. Стукач уже успел набрать номер Петровича, когда послышался скрип открываемой двери. Ханой вздрогнул, но тут же успокоил себя тем, что если бы его пасли, то зашли бы в сортир тихо. Затаился. Зашедший в соседнюю кабинку возился недолго, спустил воду. Открылась и закрылась дверца.

Ханой уже готов был нажать кнопку, когда сверху на его шею упала тонкая петля из шелковой тесемки. Ханой, выронив мобильник, ухватился за петлю руками, но было поздно, его буквально втянули на перегородку. Бывший зэк несколько раз дернул ногами и захрипел, а затем затих.

Ханой очнулся, вокруг него все гремело, тьма стояла кромешная. Когда он попытался распрямиться, то почувствовал, что лежит в туго завязанном мешке, а ноги и руки стягивают веревки. От страха крик вырвался из его рта. Раздался визг тормозов, Ханоя тут же качнуло, ударило обо что-то железное.

«Багажник машины. Я в багажнике…»

Хлопнула крышка, сквозь крепкую мешковину пробился свет.

– Кричать вздумал? – прикрикнули на него.

И тут же Ханой получил удар по голове, мгновенно погрузивший его в темноту.

Вновь он очнулся оттого, что его облили ледяной водой. С трудом открыл глаза. Сколько времени прошло – понятия не имел. Перед ним была тускло освещенная кирпичная стена какого-то подвала. Ханой сидел привязанным к стулу. Голова не ворочалась, распухла. Мокрые волосы мешали смотреть.

– Где я?

– Очухался? – услышал он за спиной знакомый голос и не нашел в себе сил, чтобы ответить.

Самым большим желанием было теперь вернуться назад в темноту, в небытие, где не чувствуешь ни боли, ни страданий, где никто уже не властен над тобой. Он не сомневался, что вскоре вновь окажется там без надежды вернуться, но путь предстоял ему долгий и мучительный.

* * *

Карл сел в машину Сыча на переднее сиденье. За окошком мелькнули навороченная дача Жакана, Бунин со вскинутой рукой. Понеслись маленькие домики, кусты, сады. На шоссе Карл вздохнул свободнее.

– И давно Монгол меня ищет?

– Откуда мне знать? – честно признался Сыч. – Раньше ничего не говорил. Сегодня с утра сказал, куда ехать, кого найти.

– Ясно.

Законный порылся в карманах и затем попросил Сыча:

– «Беломора» не найдется? – при этом он положил на приборную панель пачку дорогих сигарет.

Сыч возил разных людей и, как всякий шофер, приспособился к их капризам. Он откинул крышку перчаточного ящика и продемонстрировал Карлу целую коллекцию табачных изделий. Был среди них и пакет табака для самодельных сигарет вместе с машинкой для изготовления самокруток. Карл выбрал пачку питерского «Беломора». Салон наполнил сладковатый запах крепкого табака.

– Я тоже не понимаю тех, кто курит сигареты с фильтром, – произнес Сыч, – сами себе кайф ограничивают. Лучше курить меньше, но крепче, – он из солидарности выбил папиросу из пачки и тоже закурил «Беломор», – у меня отец его любит. Больше ничего не признает. Он у меня в Беларуси живет. Под Витебском. Даже не знаю, как теперь быть, там выпуск «Беломорканала» прекратили. В прошлом месяце я ему двадцать пачек привез. Наверное, кончились. Что старик теперь курит?

Карл сидел ровно, спина – словно палку проглотил, не каждый молодой так сидеть может. Дым он выпускал ровными колечками и тут же поддевал их папиросой.

– Я сколько ни пробовал, у меня кольцами дым выпускать не получается, – признался Сыч, с завистью глядя на Карла, – наверное, к этому особый талант иметь нужно?

– Талант ко всему пригодится. Ты лучше за дорогой смотри, – новый шофер Монгола Карлу не пришелся по душе.

Он привык к Цыгану, и временами думал о нем, как о живом, постоянно забывая, что тот погиб, подорванный гранатой, предназначавшейся ему – Карлу.

С автострады свернули на боковую дорогу, асфальт перешел в гравийку. Трясло так, что Карлу даже пришлось ухватиться за поручень. Казалось, что вот-вот, и дорога оборвется, нырнув на какую-нибудь лесную поляну. Но после бездорожья вновь возник асфальт, и автомобиль подкатил к высоким железным воротам. Карл никогда не одобрял образ жизни Монгола, но понимал, что старый больной человек не может позволить себе жить так, как жил он сам. Если каждый день тебе нужен врач, то невозможно разместить его и медсестру в городской квартире.

Ворота тут же распахнулись. Машина въехала во двор и замерла у крыльца. Охрана казначея общака умела, если надо, оставаться невидимой. Карл поднимался по ступенькам казавшегося пустым дома и чувствовал, что за ним следят. Но ни одной тени не увидел, ни одного звука не услышал. На втором этаже Сыч указал ему на приоткрытую дверь и тут же отошел в сторону.

Казначей сидел в инвалидной коляске. Со времени последней встречи Монгол сильно сдал – один глаз стал совсем неподвижным, его словно затянула матовая пленка. Монгол приподнял руку и хрипло произнес:

– Рад видеть тебя, Карл.

– Я тоже.

Законный пожал холодную, как мертвая рыба, ладонь и присел в кресло. Комнату наполняли запахи цветов, они вливались сквозь приоткрытую на балкон дверь.

– Ты хотел меня видеть, Монгол.

– Я бы хотел просто так с тобой встретиться. Не по делу, – казначей говорил, однако губы его при этом оставались неподвижными, – но ты и я люди занятые.

– Я все понимаю, Монгол, не надо лишнего базара. Если ты выдернул меня с самого дна, куда я залег, то были на то причины.

Монгол попытался улыбнуться, его мертвенно-синие губы скривились в гримасе.

– Не держи зла на Жакана. Я наехал на него два года назад. Только в крайнем случае я мог воспользоваться тем, что знал о твоей даче.

– Жакан… – с легкой иронией в голосе произнес Карл, – даже на самых надежных корешей нельзя рассчитывать. Как на зоне: «Не верь, не бойся, не проси».

– Ты никогда не просил и не боялся, но иногда веришь. В этом твоя слабость. Ты не знаешь, что ему пришлось пережить, прежде чем он признался, что купил для тебя дачу. Даже мне он не сразу сказал об этом.

– Я недооценил тебя.

– Я тоже. Ты затеял сейчас плохую игру, Карл.

Законный не спешил признаваться во всем. Знал, что Монголу может быть известно многое, но узнать правду до конца ему не под силу, иначе бы и не было этой встречи.

– Монгол, ты выдернул меня на ночь глядя… Я устал, я зол, не отнимай мое время попусту. Или скажи сразу: «О делах ни слова. Просто вспомним прошлое. Тогда я просижу у тебя всю ночь», – Карл вертел в руках незажженную сигарету.

– Я не стал думать о тебе хуже. Твое право – сооружать схроны, подготавливать пути отхода. Но, кажется мне, ты решил обустроить свои дела в обход пацанов? – Монгол с усилием провернул колеса инвалидной коляски и подъехал к Карлу вплотную.

– Ты считаешь, что я веду двойную игру?

Монгол хрипло засмеялся:

– Не о том речь, Карл. Я никогда в тебе не сомневался, но ты вдруг ни с того ни с сего залегаешь на дно. Тебя ищут повсюду. Что я должен думать? Между прочим, сходняк пройдет до Нового года, и я собираюсь передать дела тебе. Больше некому.

Карл пожал плечами:

– Я никогда не думал о тебе плохо. Черт с ним, что ты следил за мной. Прятать от тебя мне нечего.

– Карл, зачем ты прячешься, от кого? – один глаз Монгола был абсолютно безжизненный, второй пытливо смотрел на Карла.

– Я не могу про это тебе сказать. Разве что потом.

– «Потом» может и не быть. Каждый день для меня последний. Одно желание – до сходняка дотянуть. Потом хоть трава не расти.

– У меня свои счеты.

– Сомневаюсь, что только твои. Я сказал тебе не обо всем, что знаю.

Карл щелкнул зажигалкой, бросил взгляд на Монгола. Тот кивнул:

– Прикури и мне.

– Тебе нельзя.

– Мне врач разрешил. Две сигареты в день и пятьдесят граммов коньяка.