Заступа - Иван Александрович Белов

дурак? – вздохнул Рух. – Пчелы засрали башку? Неужели не увязал смерть жены и крах медового промысла? – Бучила перевел взгляд на Варьку, не обращая внимания на мертвечиху, попытавшуюся уцепить его когтищами за сапог. – А ты, ты видела, как отец убил и закопал мать. Ненависть и ужас открыли проклятый дар. Тлевшее в матери, в тебе разгорелось буйным огнем. Кого первого подняла?

– Кротика мертвого. – Варька потупила глаза. – Не знаю и как, в руки взяла, подышала, он и ожил. Чудо Господне.

– Ну естественно, чудо, только от Господа в нем с гулькин хренок. Следом собаку?

– Чернышечку моего.

– Но вот незадача, – Рух понимающе кивнул. – Любимый пес вернулся другим, удержать ты его не смогла, и тварь приперлась домой. Хорошо, отец успел лопатой прибить. Тут хоть однажды в жизни наш полудурошный Степашка не сплоховал. А ты, мелкая мразь, уже вошла во вкус, распробовала силу свою. Тут и подвернулся мальчонка. – Бучила посмотрел в сторону страшилы с собачьей башкой.

– Я помочь хотела, помочь! – Варьку трясло, она всхлипнула и зачастила: – Сдружились мы с Митенькой, он не хотел с дядьками страшными уходить, со мной хотел остаться, со мной.

– Отравила красавкой?

– Он… он со мной… – Варька ревела, размазывая слезы и кровь по лицу.

– С тобой, с тобой, – успокоил Бучила. – Ты его откопала и подняла, добавив по вкусу куски любимого пса.

– Друг он мне, друг!

– Ну конечно, какой разговор? Когда дружат, завсегда пришивают серпы и собачью башку. – Рух кривенько улыбнулся. Варька верила в то, что говорила, это было страшнее всего. – И тогда ты взялась за главное дело: решила мать оживить, помнила место, где папанька труп прикопал. Но это уже не мать, а горе одно, того и гляди рассыплется в прах.

– Мама вернется! – убежденно выпалила Варвара.

– Да конечно, иначе и быть не может, – влез в разговор Вахрамеев. – Вы тут, гляжу, все такие умные собрались, так объясните мне, олуху, падальщики тут откуда взялись?

– Они недавно пришли. – Варька стрельнула глазками на побитых дикарей. – Я испугалась сначала, а они хорошие, охранять взялись меня, помогать.

– Рыбак рыбака, – хмыкнул Бучила. – Падальщики как увидели, чем наша милая деточка занята, так и растаяли. Поди богиней почитали или вроде того.

Рух замолчал, осененный внезапной догадкой, и рывком распахнул дверь убогой землянки. Будь он послабже, все бы вокруг заблевал. Внутри воняло кишками и кровью, света почти не было, и Бучила обрадовался этой милостивой, благостной полутьме. С низкого потолка густо свисали пучки трав и трупы животных, одни тронутые разложением, другие иссохшие до самых костей. Почти все пространство занимал кособоко сколоченный стол, занятый синюшным трупом, вспоротым от паха до середины груди. Внутренности, сердце, печень и легкие аккуратно разложены по глиняным мискам. Ввалившиеся глаза мертвеца слепо смотрели на Руха. Дарья. Он выдохнул, закрыл дверь за собой и глухо спросил:

– Хочешь мать в мачеху переселить и Филиппкиной кровью к жизни вернуть? Сама доперла, или кто подсказал?

– Сама!

– Башковитая сука. – Рух о таком только слышал. Чары крови и смерти – запретное и нечистое колдовство. Откуда это в ребенке? Мать была ведьмочкой из самых пустяшных, а эта дырка лысая вона вытворяет чего.

– Мы вместе будем, как прежде, нам не нужен никто! Папка, мамка и я! – Варька, безумно хохоча, распахнула клетку. – Семья мы, семья!

Твою мать! Рух, матерясь на чем свет стоит, отшвырнул девку, но мертвечиха уже втянула гнилое тело внутрь. Завизжал Филиппка. Степан заслонил мальчишку и саданул тварь кулаком. Заложная зашипела и вцепилась мужу в горло зубами. Бучила протиснулся в клетку и коротким ударом перерубил прорвавшие плоть позвонки. Бортник и лесная ведьма остались лежать в страшных объятиях, смерть соединила их отныне и навсегда.

Рух выгреб забившегося в угол Филиппку, крохотные ручонки намертво уцепились за балахон.

– Тихо, не реви. – Бучила вывел мальчишку из клетки и глянул на Варьку. – Что, не по-твоему вышло, тупая ты мразь?

Он хотел смазать девке по роже. Лаваль, словно почувствовав, накинулась коршуном, обняла Варьку за плечи и окрысилась на Бучилу:

– Не смей трогать ребенка! Она и так натерпелась. Ты моя деточка.

– Тварь она. – Рух немножечко успокоился.

– Не говори так! – взвилась графиня. – Это уникальный случай! Ты все видел!

– Сударыня, – всунулся Вахрамеев. – Тут, как вы заказывали, живехонький падальщик. Потрепан изрядно, но, может, сгодится?

Рейтары подволокли израненного дикаря, окровавленного, измочаленного, но вполне себе ничего.

– Да иди ты в жопу со своим сраным уродом! – взорвалась Бернадетта. – Не видишь, я занята?

Ротмистр сконфузился, отступил и едва заметно кивнул. Савва перерезал падали горло.

Возбужденная Лаваль развернула Бучилу к себе и, задыхаясь, закричала в лицо:

– Мне не встречался такой сильный дар! Понимаешь? Она одна на миллион, на два миллиона, на десять! Считалось, что в столь юном возрасте это невозможно! Ха! Я бы ни за что не поверила, не увидев сама! Феноменально! Уникум, уникум!

– Ага, талантливая паскуда, – согласился Бучила, совершенно не разделяя радости Бернадетты.

– Ты пойдешь со мной, девочка, все будет хорошо. – Графиня присела и принялась вытирать Варьке лицо.

Мелкая дрянь приникла к ведьме ласковой кошкой, посматривая на Руха зло и победно. А может, и не Варька смотрела, а древняя кошмарная тварь, вскормленная мертвецами и кровью.

– Ты совершаешь ошибку, – мягко сказал Бучила, пытаясь воззвать к здравому смыслу Лаваль.

– Новгородский ковен будет в восторге. – Глаза ведьмы были пьяными. – Девочка пройдет обучение, мы ограним этот алмаз!

– Вы будете управлять ею.

– Юному таланту нужен наставник, – парировала Лаваль. – Представь, что она сможет через десять лет, если уже сейчас, на одном голом инстинкте, способна на большее, чем некроманты, посвятившие темному искусству целую жизнь. Невероятная удача. Не зря, не зря я столько лет таскалась в это деревенское дно!

Рух послушно кивал. Перед глазами стояли армии живых мертвецов и кошмарные твари, сшитые из кусков звериных и человеческих тел. Пожары от горизонта до горизонта. Толпы послушных друзей с собачьими головами, по мановению руки владычицы разрывающие все на пути. И выхода не было. Пойти против Лаваль значило пойти против всех новгородских ведьм.

– Если вы не удержите ее в узде, сколько тысяч умрут? – спросил он.

– Да какая разница? – вспылила Лаваль. – Тебе не плевать? Представь, какие открываются перспективы! Идем со мной, и вместе подарим девочку ковену. Пойми, тебе больше никогда не придется защищать этих вонючих крестьян! Ты будешь свободен!

– Оно так. Чертовски заманчиво. – Бучила растерянно улыбнулся неизвестно чему и ударом тесака раскроил Варьке башку.

– Ты… ты… – Лаваль поперхнулась, не замечая плеснувших на лицо крови и жидких мозгов. – Ты…

– Я, – подминул ведьме упырь. – Подонок, чудовище, детоубийца,