Сыны Зари - Джек Кертис

Кто-то вошел в комнату, но ничего не говорил. Кэлли прикрыл глаза, словно это могло ему помочь.

– Надолго ты уезжаешь? – донесся голос Нины.

Она, должно быть, принесла Кемпу выпить или что-нибудь поесть, потому что Кэлли услышал легкий стук тарелки или чашки, поставленной на стол. Кемп сказал:

– Спасибо. – И потом: – До вечера пятницы.

– Ненавижу, когда ты уезжаешь. – Голос Нины был бесстрастный, глуховатый, словно песок, гонимый ветром, ударялся о скалу.

– Я знаю. Это ненадолго. Здесь будет Генри. А Айра Санчес сделает все, что может тебе понадобиться.

Кемпа что-то отвлекло. Кэлли представил, как он, уткнувшись в бумаги, рассеянно протягивает руку к бутерброду, который она ему принесла.

– Генри словно и не знает, что я существую.

– Он будет здесь, если он нужен тебе.

– И у него глаза холодные, как у рыбы.

– Он всего лишь слуга, как и все остальные, – сказал Кемп. – Ты можешь попросить его обо всем, что только захочешь.

В голосе Нины послышался внезапный взрыв ярости.

– Я не желаю с ним разговаривать, у него рыбьи глаза. – И почти мгновенно совсем другой, мягкий тон: – Я сегодня днем видела сон. Я чувствовала себя неважно, поэтому легла поспать, и снова мне приснилось это животное.

– Это всего лишь сон, – сказал Кемп. – Он тебе слишком уж нравится.

– Это какая-то росомаха, – сказала Нина, словно и не слыша своего отца. – Но ты бы никогда не узнал ее, потому что туловище у нее длиннее, значительно длиннее, словно ей нужны дополнительные ноги. Она такая же, как росомаха... но нет, это что-то другое, какой-то гибрид. И вот она далеко-далеко простирается над землей, над горами у того места, из которого она вылезает, ну это что-то вроде пещеры. У нее красный, такой густой мех, такая острая мордочка и изящные уши. Рот у нее никогда до конца не закрывается, так что всегда видны клыки. А когда она останавливается и начинает принюхиваться, эти клыки стучат, а потом она идет дальше, струится низко над землей. Она начинает бежать, и ее спина изгибается волнами от движения, особенно когда она преодолевает какое-нибудь препятствие. Ее нельзя разглядеть...

– Такого животного не существует, – с явным напряжением в голосе сказал Кемп.

– ...в розах.

Каблуки ботинок Кемпа простучали по деревянному полу, потом их звук заглушил ковер. Молчание. Потом Кемп сказал:

– Мне еще надо поработать.

Нина заговорила негромко, но ярость ее возрастала.

– Я попрошу Айру Санчеса отвезти меня в город и найду там какую-нибудь работу, найду какое-нибудь жилье, и тогда ты меня только и увидишь! Я вообще уеду... ну, куда-нибудь, вот в Лос-Анджелес, и стану жить там – и тогда ты меня вообще больше не увидишь, никогда!

– Поезжай, – сказал Кемп. – За чем же дело?

Легкие, быстрые шаги и стук захлопнувшейся двери.

Молчание. И на его фоне какие-то шепотки. Звуки из снятой трубки, не более того, словно ты прислушиваешься к природе, к каким-то перемещениям в пространстве. Но Кэлли, изо всех сил напрягая слух, слушал, как будто в этот миг говорилось нечто решающее, как будто могли шушукаться о нем. Он подождал минут пять, следя за этим молчанием, за этим шушуканьем, разделявшим его и Гуго Кемпа. А потом он набрал номер Элен.

«Я не могу подойти к телефону в данный момент, – сказал ее голос, – но если вы оставите сообщение, я вам перезвоню».

Кэлли с удивлением обнаружил, что он так и держал трубку до конца записи, но ничего не сказал.

* * *

Где-то позади, на фоне его сна, слышалось журчание фонтана. Из этого звука возник поток, вдоль которого он уходил далеко-далеко в пустыню. Кто-то шел рядом с ним, но всякий раз, когда он поворачивался взглянуть на своего спутника, тот, казалось, отступал назад, чтобы просто выйти из поля зрения. Логика сна позволила ему подняться в воздух, он как будто летел. Он слышал грохот лопастей винтов вертолета прямо над своей головой. Было ясно, что он пассажир, хотя при этом он не находился в самой машине и вообще даже не видел ее. Далеко внизу на солнце искрился водный поток.

Какая-то фигура была изображена на плоском полотне пустыни. Такая огромная, что контуры ее становились ясными только при взгляде с высоты. Кэлли знал, что это было подобием того, кто шел с ним вдоль потока. Черты его лица – нос, глаза, рот, уши, подбородок – были чем-то вроде загадочных иероглифов. Если бы он смог расшифровать их, то узнал бы имя. Кэлли попытался сосредоточиться, но каждый раз, когда он разгадывал какую-то одну черту, один алфавитный ключ, он забывал о предыдущих.

Он пытался спуститься пониже, надеясь разглядеть детали более ясно, и тогда лопасти вертолета превратились в крылья. И он стал огромной птицей, стремительно падающей вниз, без всякой надежды снова взмыть ввысь. Он знал, что, когда опустится на землю, эти гигантские крылья, вспарывающие воздух, поднимут такую пыль, что фигура скроется под ней навсегда.

Когда он проснулся, его руки были раскинуты в стороны, а мышцы бедер напряглись для приземления. На стене напротив окна были отчетливо видны прямоугольники других окон, черно-золотистые от отблесков света из дворика. Кэлли несколько секунд полежал спокойно, а потом набрал номер Кемпа.

Молчание и музыка безмолвия. Молчание и шушуканье. Но вот дверь открылась и захлопнулась. Зашуршало постельное белье.

– Я услышала, что ты лег спать, – донесся голос Нины.

– Я думал, что ты уже спишь.

– Я не смогла. Я пыталась. Пыталась уснуть. – И Кемп и Кэлли ждали услышать раскаяние Нины: один смотрел на кающееся лицо девушки, другой приник ухом к телефонной трубке.

– Прости меня, – сказала она.

– Ты же знаешь, что бывают случаи, когда мне приходится уезжать.

– Да. – Кэлли представил, что это слово сопровождается кивком и опущенными глазами. – Но когда ты уезжаешь... все перестает дышать. – Голос ее был задумчивым, как у кого-то, беспокоящегося, чтобы его не подвела память. – Иногда я думаю, что могу умереть, прежде чем ты вернешься, и никогда не увидеть тебя снова.

– В самом деле? Ты так думаешь?

Кэлли изо всех сил старался разгадать значение тона голоса Кемпа: напряженный, но далеко не рассерженный, что-то скрывалось за просто любопытством. И потом он догадался – удовольствие.

– Иногда, – сказала Нина, – когда я открываю свое окно и выглядываю наружу, мне кажется, что я слышу, как что-то движется среди роз. Оно движется и останавливается и снова движется. – Она говорила осторожно, словно медленно считающий ребенок. Немного помолчав, она сказала: – Впрочем, я надеюсь, что это просто ветер. А ты как думаешь?

То, что произошло дальше, трудно было расшифровать, Кэлли слышал, как Нина то ли вздохнула, то ли всхлипнула, и представил себе Кемпа, обнимающего свою дочь, успокаивающего ее и, возможно, слегка жалеющего. Потом был момент, когда он вовсе не мог себе представить, что происходит: что-то мягкое как бы разорвалось... И тут Кэлли вспомнил тот звук, который произвел Майк Доусон, вылезая из постели, а потом снова ложась в нее. Он слышал, как смешивались их голоса, но шепот был слишком тихим, чтобы разобрать слова: абстрактные, оживленные звуки, которые воспринимались как музыка. Если не считать того, что время от времени их слова становились ясными:

– ...люби меня так, пока ты...

– ...нашла меня. А я никогда тебя не покину.

– ...настоящее или просто сон. Но когда ты...

– ...ничто не сможет изменить всего этого, если только ты...

А немного погодя донесся голос Кемпа, напряженный от страсти. Он сказал:

– Да, вот так. – И потом снова: – Вот так, да-да, там.

И укоротившееся дыхание Нины, частое, хриплое кудахтанье в ее горле, поднимающееся от какого-то источника, который был то ли удовольствием, то ли страхом или тем и другим вместе. А Кэлли слушал, закрыв глаза, склонив голову в темноте, словно он был музыкантом, безупречно читающим ноты и следящим по ним за исполнением концерта: за его темпом, чистотой звука, глубиной чувства...

* * *

Он остановил кассету и оторвал от верхушки телефонной трубки штепсель-присоску. На столе стоял стакан с виски, который он налил себе еще до того, как позвонил. Он выпил его, твердо намереваясь налить еще порцию, но так и заснул, оставив стакан рядом с собой прямо на постели.

Это был почти тот же самый сон, если не считать того, что человеком, идущим рядом с ним, оказался он сам. И когда он набрал высоту, никакого звука лопастей винтов вертолета уже не было, ибо крылья у него были с самого начала. Когда он взглянул вниз, этот поток был красным и извилистым, словно рисунок линий на человеческой руке.

А фигуркой внизу, на поверхности пустыни, оказался бегущий мужчина.

Глава 36

Мартин Джексон вбил ногой последний жирный розовый огузок в грузовик и забрал у водителя подписанную грузовую квитанцию. Потом они вдвоем с натугой подняли вверх задний борт и отправили запорные шплинты на место. Борта грузовика тряслись и гудели: это свиньи ворочались в своих загончиках. Они фыркали и пронзительно визжали, словно только что кто-то сообщил им, почему они оказались здесь и куда направляются.