Число власти - Андрей Воронин

Глеб шагнул через порог, и дверь за ним закрылась. Охранники остались в коридоре, как им и полагалось. Белокурая секретарша тоже осталась с ними: очевидно, банкир Казаков во время конфиденциальных переговоров предпочитал обходиться без украшений.

Банкир сидел за своим столом — не за тем, что в углу с мягкими креслами, а за большим, рабочим. Справа от него стоял монитор компьютера, прямо перед ним расположился богатый письменный прибор. Казаков с чрезвычайно занятым видом просматривал какие-то бумаги, ставил на них размашистую подпись и брался за очередной лист. На Глеба он не смотрел.

— Ну? — сказал он с вопросительной интонацией. Глеб прошел в угол, где стоял стеклянный столик, и уселся в мягкое кожаное кресло, забросив ногу на ногу и сцепив пальцы на колене. Он молчал, ожидая продолжения. На столике сегодня не было ни выпивки, ни закуски, Глеба это не удивило и не опечалило, поскольку в данный момент он в этом не нуждался.

Когда молчание затянулось, Казаков оторвал взгляд от бумаг, сдвинул очки на кончик носа и поверх них искоса посмотрел на Глеба. Лицо его приобрело кислое, крайне недовольное выражение.

— Ну? — повторил он.

— Ну, — ответил Глеб.

— Что ты нукаешь? — возмутился Казаков. — Не запряг!

— Простите, — сказал Глеб, — я думал, это пароль.

— Ты это брось, — сдерживаясь, проворчал господин банкир. — Ваньку валять будешь на Лубянке, в допросной камере. А здесь изволь вести себя прилично и для начала объясни, куда это ты пропал.

— Я не пропал, — миролюбиво сказал Сиверов. — Вот он я. Весь тут, перед вами.

— А до сих пор где околачивался?

— Выполнял ваше задание.

— А почему не держал меня в курсе?

— Не было результатов, которые стоили бы упоминания.

— А теперь, значит, есть? Ну и что же это за результаты?

— Обнадеживающие, — сказал Глеб.

Лицо Казакова неожиданно исказилось гримасой безудержного гнева, шея налилась темной кровью, вставные зубы обнажились в свирепом волчьем оскале, а поросший редкой рыжеватой шерстью кулак со всего маху опустился на толстую, сработанную под дуб столешницу.

— Что ты несешь, бездельник?! — взревел банкир. — Дармоед! Что ты кривляешься передо мной, как привокзальная шлюха?! Кому ты глазки строишь?! На нары захотел?! Ты на кого работаешь?

— Минуточку, — вклинившись в короткую паузу, сказал Глеб. — А на кого я, по-вашему, работаю?

— На меня! — рявкнул банкир.

— Да ну? Я в этом не уверен. Какие-то испытательные сроки, какие-то задания, об оплате которых, кстати, до сих пор не было сказано ни слова... И вообще, Андрей Васильевич, я, наверное, не стану с вами сотрудничать. Уж очень вы несдержанны на язык, а у меня, знаете ли, нервы... Еще убью ненароком.

— Что?! — вспылил Казаков, но тут же обмяк в кресле и замолчал, видимо, передумав буянить. Глеб не заблуждался относительно этой перемены: вряд ли ему удалось напугать Казакова своей угрозой и вряд ли гнев банкира был настоящим. Да, Слепой повел себя совсем не так, как от него ожидали, и это заставило Казакова на ходу перестроиться, сменить тактику и перейти от безудержного хамского напора к осторожной разведке. — Ладно, — подтверждая догадку Глеба, проворчал Казаков, утирая лысину носовым платком, — покричали, и хватит.

— Я не кричал.

— Хватит, я сказал! Хватит. Ты взрослый человек, опытный и должен меня понять. Мы с тобой договорились, ты пропал — ни слуху ни духу, — а положение на бирже продолжает усугубляться. Доллар падает, летит вверх тормашками, Шершнев жив и здоров, а ты мне толкуешь про какие-то обнадеживающие результаты... Ты что, пьянствовал все это время? Может, ты и сейчас пьян, потому и несешь ахинею?

— Я не пью на работе, — напомнил Глеб.

— Это все так говорят. И потом, что-то ее не видать, твоей работы. Почему этот придурок Шершнев до сих пор жив? Я его сегодня видел. И знаешь где? Здесь, у себя в банке! Менял, сволочь, доллары на евро!

— Шершнев жив потому, — сказал Глеб, — что он тут ни при чем. Это не его работа, понимаете? Не его. Вы ошиблись. Все гораздо проще и в то же время сложнее... Во всяком случае, никакой мистикой тут даже не пахнет, можете успокоиться.

Казаков наконец устал коситься на него через плечо и вместе с креслом повернулся к Глебу лицом.

— Успокоиться, — ворчливо передразнил он. — Тоже мне, психотерапевт выискался! Я успокоюсь, когда ситуация на бирже войдет в рамки прогнозных показателей, понял?

— Это произойдет очень скоро, — сказал Глеб. — Можете считать, что это уже произошло, и строить свою финансовую политику, исходя из этого факта.

— Слова, — пренебрежительно бросил Казаков. — Одни слова! Если я начну строить свою политику, опираясь на голословные утверждения каких-то беглых военных преступников, я очень быстро окажусь в одной компании с тобой, Комар, — без денег, без работы, без крыши над головой... Так что от советов ты пока воздержись. Скажи лучше, как я должен все это понимать?

— Так и понимайте, — сказал Глеб. — Шершнев действительно ни при чем. Ничего он не нашел и, я уверен, не найдет, так что вы можете о нем забыть. Он просто доктор экономических наук с большущим тараканом в голове, только и всего. А если вы хотели просто убрать его моими руками, то сказали бы прямо и нечего забивать мне голову всякой ерундой...

— Да на кой черт он мне сдался! — досадливо отмахнулся банкир. — Не он это, и слава богу... Однако постой. Чтобы утверждать, что это не Шершнев, ты должен точно знать, чья эта работа. Или хотя бы догадываться. Я правильно тебя понял?

— Правильно, — сказал Глеб.

— Ну, и?..

— Ну и все. Я уже сказал, свистопляску на валютной бирже можно считать законченной. Вы убедитесь в этом, увидев результаты следующих биржевых торгов. Между прочим, вы должны меня поблагодарить. Никто, кроме меня и вас, не знает, какими они будут, эти результаты. Мы тоже не знаем точных цифр, но зато нам известно, что доллар резко поднимется в цене. Так что есть смысл прикупить побольше зелененьких, Андрей Васильевич.

Шея банкира Казакова опять начала наливаться кровью, глаза угрожающе полезли из орбит.

— Ты не забывайся, Комар, — с угрозой произнес он. — Не забывайся! Помни, что ты у меня в кулаке. Сожму кулак — от тебя мокрое место останется. Забыл, что тебя ФСБ по всей стране ищет? Не в твоем положении загадками говорить! Я здесь хозяин, понял? Я тебе мать, отец, начальник и господь бог! И нечего тут умничать, цену себе набивать! Либо ты мне четко и ясно доложишь, чем занимался все эти дни и что тебе удалось выяснить, либо прямо из этого кабинета — он твердо постучал указательным пальцем по столу — отправишься на Лубянку. Так что давай, Комар, — закончил он почти благодушно, расслабленно откидываясь на спинку кресла, — жужжи, пока жужжится.

Глеб задумчиво потеребил кончик носа. Угрозы Казакова были смехотворны и служили прямым доказательством того, что банкир до сих пор пребывал в заблуждении относительно личности собеседника. Делиться с этим набитым деньгами быдлом информацией Сиверову не хотелось, однако он явился сюда, чтобы кое-что выяснить, а сделать это, не рассказав Казакову о результате своих поисков, не представлялось возможным.

— Хорошо, — сказал он и полез в карман. Казаков напрягся, но Глеб вынул из кармана сплющенный страшными ударами комок металла и со стуком положил его на стеклянную крышку столика, за которым сидел. — Вот это, как я полагаю, может служить подтверждением моих слов. Еще сегодня утром этот предмет был жестким диском компьютера. Здесь хранился ключ к управлению валютной биржей — ключ, который был известен одному-единственному человеку. Теперь этот ключ, по всей видимости, существует только в памяти этого человека, и пройдет изрядное количество времени, прежде чем упомянутый человек снова решится этим ключом воспользоваться. — Он заметил, как Казаков хищно подался вперед, и отрицательно покачал головой. — Нет, Андрей Васильевич. Человека этого я дома не застал и теперь вряд ли застану. Видите, что он сделал со своим компьютером? Он почувствовал, что ему наступают на пятки, уничтожил все улики и скрылся. Я, конечно, постараюсь его найти, но это получится быстрее и проще, если вы мне слегка посодействуете.

— Деньги? — спросил Казаков, и Глеб снова покачал головой.

— Деньги здесь не помогут, — сказал он. — Мне нужна информация.

Казаков задумчиво ущипнул себя за бородавку, закурил и, щурясь, посмотрел на Глеба сквозь облако дыма.

— А ты не дурак, — сказал он медленно. — Соображаешь, что в этом мире имеет настоящую ценность.

— Да, — сказал Глеб. — И потом, насчет денег... На вашем месте я бы не обольщался. Есть все основания предполагать, что от вашего банка, Андрей Васильевич, осталась одна скорлупа. Слышали такое слово — банкротство? Право же, вам следовало бы провести срочную ревизию всех своих активов, включая и счета, которые вы считаете секретными. Боюсь, вас ожидает масса неприятных сюрпризов.