Клятва - Мария Сакрытина

Он тоже понятия не имел, кто я. Но в его глазах и мыслях я прочла такое жеискреннее восхищение – почти как в Лансе. Эти двое оказались здорово похожи, их одинаково изумляла моя, ха-ха, чистота и наивность.

Бедные, глупые рыцари…

Сэра Джереми мне даже практически не пришлось очаровывать. Он сам заявил, что я могу остаться в Заводи сколько угодно и чувствовать себя как дома.

Ланс расцвёл и всю ночь был изумительно нежен, а, забывшись, шептал: «Моя богиня». Я лежала потом, глядя на рассыпавшиеся по его лицу тёмные волосы – мои и его. И чувствовала лёгкие угрызения совести: во что я превращаюсь, как могу так легко пользоваться их добротой?

Но голос Зака отвечал мне из воспоминаний, что мы не люди, что мы никогда не дадим собой управлять, что для этого существуют рабы. А мы свободны. Я, наконец, начинала понимать, что он имел в виду.

Нормально то, что удобно мне.

Следующим же вечером Ланс, а вместе с ним и сэр Джереми вывезли меня на приём. Бал было бы говорить правильнее, мне кажется. Но в Мальтие их тогда называли приёмами. Оба – что воспитанник, что опекун – в один голос говорили, что моя красота будет сиять подобно свечи в тёмную ночь, что прятать такую прекрасную розу – преступление… Я снова удивилась их сходству – не внешнему, нет, характеров. И согласилась. Почему бы и нет, я же ещё не была на мальтийских балах. Мне было любопытно.

Волка пришлось оставить дома. Он понуро сидел на кровати, пугая служанок, и глядел, как меня одевают. Откуда в доме, где больше двух десятилетий жили только мужчины-лорды женские платья, я не знала. Но мне понравилось – жёлто-лимонное со светло-зелёной отделкой, богатой золотой вышивкой и изумрудным гарнитуром.

Всю дорогу Ланс шептал мне, как я красива. Честно говоря, это уже начинало надоедать. Но я решила подумать о том, как я осажу его, после.

А пока я собиралась веселиться и даже решила было, что придётся заколдовывать Ланса – он точно собирался таскаться за мной, как привязанный, весь вечер.

Но всё получилось проще. Его и лорда Джереми почти сразу окружили мужчины – графы, герцоги… знать. А меня слуги проводили на женскую половину, с которой я сбежала, отведя глаза только-только уставившимся на меня кумушкам-леди.

Очевидно, моя красота должна была блистать на танцах, которые начались после банкета – его я пропустила, исследуя местный сад. Стоило бы и танцы пропустить – оказавшись в бальной зале, мне тут же сделалось дурно.

Я их всех помнила. Великая Мать, я бывала почти у каждого в доме – молодых лордов, вычурных леди. Я убивала их близких, я дарила им кошмары, я калечила их – каждого третьего в этом зале. Это было ужасно – смотреть на них сейчас, улыбающихся, флиртующих, что-то обсуждающих. Меня даже не ложь пугала, а то, какими они могут быть, если я не дай боги, откроюсь.

Как ни странно, но людской страх лишает чародея сил. Я тогда к нему ещё не привыкла.

Ланс искал меня, но я закрылась и от его взгляда. Стоя у стены, я пыталась прийти в себя и сбежать – бежать-бежать-бежать отсюда навсегда!

Но заиграли трубы, объявив появление короля и королевы, и танцующие замерли, а потом поклонились-присели в реверансах.

Я смотрела, как в раздавшемся «коридоре» под руку с незнакомой мне дамой идёт Валентин. Его появление оказалось последней каплей. Проклятье или нет – он, бездна, улыбался. Я сходила с ума, а он улыбался. Ему кланялись, его славили, а он им улыбался! Мерзавцы, ничтожество, лицемеры!

Когда он, поравнявшись со мной, вдруг обернулся, я не смогла справиться с магией. Он увидел меня и – вот странно – страх и недоверие в его глазах придали мне сил. Когда он оступился, споткнулся, когда его дама с придыханием поинтересовалась: «Супруг мой, вам плохо?», а я отвела ему взгляд, он мог только потерянно оглядывать залу, ища меня – хотя я стояла всего в двух шагах от него.

Тогда боль, испуг и отчаянное чувство несправедливости превратились во мне в холодную злобу. Я видела знак проклятья на его запястье – он горел, он светился алым от моей ярости. И я решила, что останусь и во что бы то ни стало увижу его смерть. Он заплатит. Он умрёт у моих ног, как я и хотела. Я добьюсь, я увижу, и я буду смеяться ему в лицо.

Будь он проклят, навеки мною проклят!

И, когда мгновение спустя я заметила спешащего к нему Ланса и увидела, как Валентин с ним разговаривает, почувствовала, что он ему доверяет, я поняла, кто мне поможет. Не составило труда поймать это – «фаворит короля» в мыслях, в тихих разговорах приглашённых. Фаворит – это отлично. Это прекрасно, что Ланс влюблён в меня. Богиня, как же он мне удобен!

Когда позже мы ехали домой, и Ланс так по-детски сокрушался, что ему не удалось потанцевать со мной, я в свою очередь посетовала, что никогда не видела королевский дворец – а он, говорят, так красив. И Ланс, и сэр Джереми в один голос заявили, что моё желание легко исполнить, ведь скоро сам король даёт приём. Мне, правда, пришлось пообещать Лансу танец. Но это была слишком маленькая плата, чтобы быть привезённой к Валентину его, ха, «фаворитом».

***

(Из личного архива герцога Ланса де Креси)

Мне становилось страшно всякий раз, когда она исчезала и я не мог её найти. Я боялся, что она уйдёт – улетит на свои Небеса, например, – навсегда. И будет светить звездой, наблюдая за мной, прекрасная и недоступная богиня с очаровательно-грустной улыбкой.

Когда я её не видел, у меня ныло сердце, когда она была рядом – отнимался голос или же я начинал пороть такую чушь, что странно, почему она меня ещё слушала.

Я никогда никому – даже в первый раз – не позволял вести в постели. Женщины, а особенно леди были лишь способом приятно провести время – до неё. Я никогда никому ни в чём не клялся, я никогда не давал слов – и я не понимал, почему женщины бросаются в слёзы, узнав о моей «неверности». Сейчас, узнай я вдруг, что она… с кем-нибудь – я бы, не задумываясь, убил этого «кого-нибудь», а потом, наверное, долго валялся у неё в ногах, вымаливая прощение.

А она ведь тоже мне ничего не обещала. Она даже о себе почти ничего не рассказывала. Всё, что я о ней знал, мне написал Рэй – в нервном письме, полном недомолвок и просьб «одуматься» и «взять себя в руки». Рэй не понимал считал я. Он просто ещё не любил так – всецело, всепоглощающе, отдаваясь всего себя.

Все её странности я считал очаровательными и правильными. В конце концов, она же богиня – она должна вести себя, как принято на Небесах, а не у нас на земле. Наверное, мы представляли забавную парочку – я тогда точно походил на сумасшедшего. Она стала моей навязчивой идеей, моей целью, моей жизнью. До неё это место делили Рэй, король и высокая идея о справедливости. Теперь была только она.