Хочешь мира… (СИ) - Гринчевский Игорь Леонидович

— А если ветром сдует в сторону?

— На этот случай у нас есть штурман, компас и карты. Мой напарник человек опытный второй год вместе летаем, так что не сомневайтесь, не потеряемся!

— А если вдруг пурга? И пронесёт нас мимо этого самого острова Южный?

— Так метеорологи нас и предупредят, если что. А на самый крайний случай у нас прибор есть, радиокомпас[6] называется. Беломорская разработка. Он даже в темноте и в пургу сможет нас вести точно в направлении радиостанции.

— Всё равно не понимаю, почему на этой метеостанции нет своего врача?

— Как нет, имеется. Иванов его фамилия. Только вот незадача — именно у него приступ аппендицита и случился.

— Иванов? Георгий Константинович? Что ж вы сразу не сказали-то? Летим, и немедленно!

— Немедленно не получится, к вылету готовиться надо. Но минут через двадцать-тридцать можем стартовать.

— А если у меня появятся ещё вопросы?

— Ничего, я отвечу. У нас каждому шлемофон полагается. Он и голову от мороза с шумом защитит, и микрофоны там встроены. Сможем говорить почти как по телефону[7].

Борт самолёта, 24 июля (6 августа) 1912 года, вторник, через двадцать минут после взлёта

— Ух! А это что такое?

— Воздушные ямы[8], Александр Викентьевич!

— Что? Ямы не только на дорогах, но и в воздухе бывают?

— Увы.

— Но меня же тошнит!

— Потерпите, пожалуйста. Еще около двух часов осталось.

— И как вы себе это представляете? Впрочем… У меня есть тут фляжка, пара глотков, пожалуй, поможет.

«Господи!» — ужаснулся про себя Лаухин. — «Может, от тошноты это и спасёт, но как он будет оперировать?»

— Молодой человек, вам от тошноты полечиться не надо? — раздалось в шлемофоне. — Крепковато, конечно, но вкусно. Настоечка на травах! Почти на три четверти — спирт.

— Нет, мне и так неплохо! И вам бы лучше не пить! Операция же предстоит.

— Саша, милый, пара глотков мне точно не повредит.

Борт самолёта, 24 июля (6 августа) 1912 года, вторник, ещё получасом позже

— Ну, за успешную операцию, господа!

Несколько минут молчания, потом в шлемофоне снова раздалось, но уже совсем нетрезвым голосом:

— Вы бы знали, какого человека мы летим спасать! Золото, а не человек! И доктор от Бога! Ну, за его здоровье!

Саня только тихо молился, чтобы к прилёту его шеф протрезвел. Нет, он знал, что Александр Викентьевич иногда может «заложить за воротник». Но, во-первых, пил он всегда в меру. А во-вторых, он никогда не пил перед операцией. Похоже, старичку действительно очень страшно летать.

Борт самолёта, 24 июля (6 августа) 1912 года, вторник, перед посадкой

— Черт! Выпивка кончилась! Господа, есть у кого-нибудь добавка?

— Нет! — решительно ответил штурман. — И вообще, уважаемый доктор, мы заходим на посадку, так что вам сейчас лучше держаться покрепче. Посадка может быть и жёсткой.

— Н-нет, уважаемый! А вдруг опять эти ужасные ямы? Я должен встретить их в полной готовности! О! Вспомнил! У нас в багаже есть медицинский спирт! Сейчас я за ним отправлюсь!

Саша от ужаса тут же сложился пополам, сорвал шлемофон и ухитрился нырнуть под своё кресло. Нет, проползти тут не получится, но… Ура, руками удалось дотянуться до ботинок хирурга! Теперь — держать, держать мёртвой хваткой. Доктор что-то орал, но в шуме двигателя разобрать не получалось. Да и не важно! Держать, держать крепко!

Вдруг самолет ощутимо дёрнуло, и парень сильно ударился лицом о крепление кресла. Перед глазами поплыли цветные круги, а ноги доктора выскользнули из захвата. Ну что ж такое⁈ И вдруг наступила тишина. Это что же, уже сели? Ура!

Он довольно улыбнулся и начал выбираться сначала из-под кресла. А потом и из кабины. Увидев его рассаженную скулу, Александр Викентьевич сконфузился и совершенно трезвым голосом пробормотал:

— Простите меня, голубчик, не рассчитал. Пить мне действительно нельзя было, вы совершенно правы. Да я и сделал-то несколько глотков всего. В самом начале. Вот, держите фляжку! Видите, почти полная.

— Так, а… Но как же? — сбивчиво спросил юноша.

— Отвлечься мне как-то нужно было. Летать мне как-то страшновато. А вернее, так очень страшно! Вот я и подурачился немного. Уж простите, господа, но ничего другого в голову не пришло. А Иванова-то, и правда, надо спасть. Вот я и…

Затем он бодро сбежал по лесенке, приставленной кем-то из метеорологов к борту самолёта, энергично потёр руки и распорядился:

— Доставайте наш багаж! Операция не терпит!

* * *

Примечания и сноски к главе 23:

[1] Идиш — еврейский язык германской группы, исторически — основной язык ашкеназов. Возник в Центральной и Восточной Европе в X–XIV веках на основе средневерхненемецких диалектов с обширными заимствованиями из древнееврейского и арамейского, а также славянских языков. На начало ХХ века — разговорный язык большинства евреев, живущих в Европе.

[2] гои (ед. числ — гой) — то время, как и сейчас слово «гой» обозначало человека, не являющегося евреем.

[3] Дальнобойность 47-мм пушки Гочкиса — до 4,6 км.

[4] Авторы в курсе, что в реальной истории решение о строительстве порта Нарьян-Мар было принято только в 1929 году. Но в альтернативной истории Американца с учетом активного освоения Севера вообще, и месторождений Усинска, Инты и Воркуты — в особенности, а также опережающего реальную историю становления Севморпути, строительство порта на Печоре неизбежно должно было произойти существенно раньше.

[5] «Сикорский-ГП-1» существует только в альтернативном варианте истории, и прямых аналогов в нашей истории не имел. Эта модель разработана Сикорским и выиграла на конкурсе, объявленном Воронцовым. Вдохновлена самолетом Луи Блерио «Омнибус».

В реальной истории этот же самолёт вдохновил Сикорского на создание самолёта «Гранд» (позднее развился в «Большой Балтийский» и «Русский витязь»). Его фото можно найти в «Доп. материалах» к данной книге. А а ещё лучше — почитайте про него в Сети.

[6] Радиокомпас — самолётный радиопеленгатор для автоматической пеленгации наземных передающих радиостанций, т.е. определения направления на них. Однако авторы считают, что в лабораториях Беломорска изобрели радиополукомпас, отличающийся от радиокомпаса отсутствием следящей системы (т.е. поворот рамки его антенны осуществляется вручную). Просто Воронцов был не в курсе ни принципа действия. Ни даже названия этих приборов. Подал голую идею.

[7] Авторы в курсе, что шлемофон — не идеальное средство для переговоров. Но и тогдашние телефоны тоже не отличались совершенством. Так что пилот близок к истине.

[8] «Воздушная яма» — разговорный термин, применяемый к тряске или другим колебаниям при полёте на летательном аппарате, в результате прохождения зоны турбулентности, то есть участка атмосферы с нестабильностью воздушных масс. Небольшие летательные аппараты более чувствительны к ним.

Глава 24

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…В 1923-м году я предложил считать 6 августа Днём Санитарной авиации. Но мне отказали. Формально — потому что тот самолёт был многоцелевым, а не специализированным. Однако подозреваю, что всё дело в пилоте. Ну не готовы были люди здесь записать самого Артузова в пилоты санитарной авиации.Для них это было примерно как в оставленном мною будущем записать Кожедуба в химики. И что с того, что он в юности химико-технологическом техникуме учился? Этот факт вообще очень немногие помнили. Я, например. И то, потому что сам на химфак закончил…»

Санкт-Петербург, Охтинская Стрелка, 20 сентября 2013 года, пятница, утро

От чтения Алексея оторвал чей-то вызов. Учитывая, что он сам ограничил доступ, оставив приём только для самых близких, пришлось отвечать. Увидев, что звонит Леночка, он невольно расплылся в улыбке.