Рейтинговые книги
Читем онлайн Восток, Запад и секс. История опасных связей - Ричард Бернстайн

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 49 50 51 52 53 54 55 56 57 ... 87

А в центре этой сладкой жизни находились куртизанки, которые зачастую были весьма искусными танцовщицами и умели наизусть читать длинные стихотворения и поэмы. Выясняется, что “танцовщицы и певицы” (так именовались куртизанки в британском административном перечне категорий населения) принадлежали к богатейшему слою общества. После того как в 1858 году британцы прорвали осаду Лакхнау, многих куртизанок обвинили в пособничестве мятежникам и конфисковали у них имущество. А в это имущество, согласно муниципальным записям, входили дома, плодовые сады, фабрики и розничные лавки, торговавшие продуктами и предметами роскоши. Британцы также составили опись предметов, захваченных у трехсот наложниц, живших в гареме Ваджида Али-Шаха. Там значились “золотые и серебряные украшения, усеянные драгоценными камнями, вышитые шали из кашемировой шерсти и парчи, расшитые драгоценностями головные уборы и туфли, мухобойки с золотыми, серебряными, нефритовыми и янтарными ручками, серебряные столовые приборы, нефритовые кубки, тарелки, плевательницы, кальяны, серебряные приспособления для сервировки и хранения еды и напитков, а также ценные предметы домашней обстановки”, общая стоимость которых была оценена приблизительно в два миллиона долларов (в ценах 1857 года).

Шарар неодобрительно рассказывал о привилегированном положении куртизанок: такое ощущение, что наш любитель поэзии урду сам впитал викторианскую мораль. “Общение с куртизанками началось во время правления Шуджи уд-Даула, – писал он. – Среди знати стало модным общаться с какой-нибудь красоткой с базара или просто ради наслаждения, или ради того, чтобы выделиться в обществе… Эти глупости зашли так далеко, что даже появилось мнение: если кто-то не общается с куртизанками, то его нельзя считать культурным человеком. Это привело к падению нравов в Лакхнау. В настоящее время здесь еще можно найти куртизанок, общение с которыми не считается зазорным, в их дома можно входить открыто и без стеснения”.

Но то, что оставалось от прежнего образа жизни, было всего лишь бледной тенью былого. Правда, для некоторых богачей в Лакхнау, пожалуй, даже в начале ХХ века досужее общение с женщинами было главным развлечением в жизни, но вряд ли таких людей было много, и не только по причине нравственного давления со стороны миссионеров. Британцы, некогда предпочитавшие не вмешиваться в общественную жизнь “туземцев”, не только конфисковали у куртизанок их богатства, но и – что, возможно, гораздо хуже – заставили их превратиться в обыкновенных проституток. Учитывая, что в Лакхнау расквартировали тысячи британских солдат (особенно после подавления восстания сипаев), колониальная администрация приняла те же меры, что принимались по всей Индии: учредила закрытые лечебницы для проституток, у которых выявлялись венерические болезни, и лал-базары для солдат. Лишившись княжеского покровительства после того, как британцы присоединили Лакхнау к своим территориям и прогнали наваба, многие бывшие куртизанки были вынуждены обслуживать британские войска, размещенные в их городе. Излишне говорить, что новых клиентов нисколько не интересовали ни изыски индийского танца ноч, ни любовные песни на языке урду. “Навязывание правил, призванных бороться с заразными болезнями, а также суровые штрафы и наказания для куртизанок за их причастность к восстанию ознаменовали начало постепенного вырождения прежде высоко ценившегося культурного сословия в рядовых проституток, – так писал британский историк, специалист по той эпохе. – Женщины, которые некогда общались с князьями и вельможами, наслаждались сказочно роскошной жизнью, располагали и людьми, и средствами для достижения своих социальных и политических целей, выступали хранительницами культуры и законодательницами мод, с приходом британцев оказались в крайне сомнительном и уязвимом положении”.

В частности, этим женщинам, сколь бы изысканными и культурными они ни были, отныне приходилось подвергаться принудительному физическому осмотру, чтобы их признали годными к сексуальному обслуживанию британских солдат. Тем временем Лакхнау постепенно скатывался к разрухе и нищете, превращаясь в очередной захудалый североиндийский город.

Неясно, понимала ли Изабелла Тоберн, что та старая культура Лакхнау, которую она наблюдала, являлась остатком уже исчезающего мира, и осознавала ли, что одним из ироничных последствий колониализма в викторианскую эпоху стало вытеснение прежней уточненной сексуальной культуры новой культурой, грубой и эксплуататорской. Разумеется, то, что она видела и описывала, глубоко тревожило ее и заставляло браться за начинания, которые стали делом всей ее жизни. Принимаясь за дело, она не заблуждалась и не умаляла могущества гибридной мусульманско-индуистской культуры, породившей ту совокупность явлений, в которой сама она могла видеть лишь плачевное духовное состояние. Она находила Лакхнау по-своему великолепным, “достойным восточных романов”, как она писала в статье для официального журнала Женского иностранного миссионерского общества – издания, выходившего на протяжении почти всей второй половины XIX века под названием, которое сегодня звучало бы пародией на самое себя, – “Друг язычницы”. Но, поспешно добавляла Тоберн, Лакхнау погряз в пороке, и более того, это настоящее “темное обиталище множества омраченных грехом душ”. Она слышала зов нищего – “Пожалейте меня, во имя Аллаха”, – и ужасалась приманкам ложной религии. Она видела похоронную процессию по пути к берегу реки, где устраивались погребальные костры для индуистского обряда сожжения покойников, и все внушало ей отвращение – от песнопений “Рам, Рам” до “тошнотворного запаха цветов”. “Нигде еще язычество не проявляется так мерзко, как рядом с смертью”, – писала она. Или вот на улицу из какой-то невидимой “комнаты наверху доносится странное, монотонное пение хора танцовщиц”, и для Изабеллы Тоберн эти звуки не просто свидетельствуют о том, что где-то люди развлекаются музыкой и зрелищем танцев, но служат знаком “греха и страдания, что омрачают этот прекрасный восточный город”.

Как это представлялось Тоберн, женщины в Индии фактически жили в домашнем плену, где ими помыкали мужья-деспоты. Но, слушая голос ложного сознания (как мог бы назвать это Карл Маркс), они сами не сознавали, что живут в заточении. Тоберн, женщина далеко не глупая, понимала, что существуют “соблазны” (так она выражалась) общественного положения, “против которых мало кто из женщин в силах устоять”, и видела, что многие индианки – даже те, кто проводит жизнь в “роскошной праздности”, – находились именно в таком зависимом положении.

“Этот уклад во всех смыслах плох, но он уходит корнями к древнейшим традициям восточного мира, – писал восторженный брат Изабеллы, описывая знакомство с обществом Лакхнау, – и его нельзя выкорчевать и вытравить за день, за год или даже за поколение. Но можно пролить свет на самые дальние уголки этой земли, и, когда будет угодно самому Господу, этот противоестественный уклад сам исчезнет, и тогда на смену восточному гарему придет христианская семья”.

Дело, конечно же, в том, что Британия и Запад породили два совершенно противоположных образа жизни в Индии. Одни люди, вроде Ричарда Бёртона, желали пользоваться всеми эротическими преимуществами Индии и брать с нее пример, другие, вроде Изабеллы Тоберн, – искоренить местные нравы, очистить сознание индийцев, доведя его до состояния “чистой доски”. Там, где Бёртон видел прекрасную возможность ощутить полноту бытия и приобщиться к богатству чужого опыта, Тоберн и ее соратники по миссионерскому подвижничеству видели грех и стремились истребить его. Излишне говорить, что Индия неизбежно изменилась бы, даже если бы туда не хлынули миссионеры. В XX веке большинство восточных стран (Япония, Индия, Китай, а также государства Юго-Восточной Азии) официально ввели моногамию и запретили держать наложниц. И даже там, где этого не произошло (например, в некоторых частях мусульманского мира), гаремы остались лишь у самых богатых.

Но если Запад в лице тысячи своих представителей вроде Изабеллы Тоберн предлагал новые, иноземные формы частной жизни, то Восток принимал их. Бёртон успел экспортировать индийские обычаи на Запад еще до того, как они вымерли там, где зародились. Тоберн импортировала западные обычаи в Индию в ту самую пору, когда у нее на родине строгость в отношении секса уже ослабляла хватку. Оба эти направления имели значение для соприкосновения Запада с иной сексуальной культурой Востока, и пусть Бёртон ценил ее, а Тоберн стремилась вытравить, оба обязаны были своим успехом связям с имперской властью. В каком-то смысле произошедшая в итоге и, пожалуй, неизбежная победа викторианских нравов в Индии ознаменовала возврат к сексуальной и нравственной культуре христианства. Десятилетиями Индия одерживала верх при столкновении восточной и западной сексуальных культур: надменные и уверенные в собственном расовом превосходстве европейские торговцы и солдаты быстро преображались в маленьких султанов. Но к концу XIX века – в то самое время, когда Бёртон произвел сенсацию в Британии, подарив сексуально угнетенным соотечественникам перевод “Камасутры”, – на Лакхнау и на всю остальную Индию опускалась, по выражению одного европейского писателя, “долгая ночь викторианской морали”.

1 ... 49 50 51 52 53 54 55 56 57 ... 87
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Восток, Запад и секс. История опасных связей - Ричард Бернстайн бесплатно.
Похожие на Восток, Запад и секс. История опасных связей - Ричард Бернстайн книги

Оставить комментарий