Фронтера - Льюис Шайнер

К тому же я не вправе подвергать сомнениям отданные мне приказы. Я предложил бы вам заранее подготовиться к заключительному разговору с Кёртисом, надеть скафандр, отослать Валентина в модуль и приготовить его к старту. Мы начнем обстрел с северной стороны купола ровно в 23:25. У вас будет время эвакуироваться на корабль и встретиться с нами.

— Чаадаев, я приказываю тебе отключить боевую установку и приготовиться лечь на обратный курс.

— Извините, — сказал Чаадаев. — Мне правда очень жаль.

Радио отключилось.

Маяковская глянула на часы. Десять сорок пять. Модуль был в режиме ожидания, все системы готовы к немедленному запуску на случай ЧП. Постоянное ускорение, низкая орбита… может сработать.

В гостиной по-прежнему царил сумрак. Валентин мерял шагами комнату, притворяясь безразличным.

— Бьюсь об заклад, ты подслушивал, — сказала ему Маяковская.

Он зыркнул на нее, потом пожал плечами.

— Случайно так вышло.

У нее не было времени с ним ссориться.

— Что скажешь? Каково твое мнение?

— В мои обязанности не входит иметь свое мнение.

Она кивнула и пошла к Блоку. Тот спал с открытым ртом, на лице выделялись синяки и усталые, болезненные морщины. Она аккуратно разбудила его.

— А-а-а-а… что такое? Что?

— Блок, пожалуйста, внимательно выслушай меня. В одиннадцать пятнадцать, то есть через полчаса, ты выйдешь наружу. Ты подойдешь к ближайшей сигнальной панели и нажмешь кнопку эвакуации. Ты понял?

— Эвакуация? — промямлил он сонно. — А что происходит? Почему…

— Ты обязан мне довериться, но не позволь никому и ничему помешать тебе.

Он сел, взялся за шею и со стоном покрутил головой. Хрустнули позвонки.

— Они что, собираются взорвать купол?

— Не задавай вопросов. Как в армии. Ты сделаешь это для меня?

— Да, но…

Она приложила палец к его губам.

— Как только услышишь сигнал тревоги… в общем, проследи, чтобы Валентин выбрался наружу. Если получится.

— Ваш любовник, — произнес Блок.

Маяковская передернула плечами.

— Ах, полковник, эта ваша извечная слабость к потеряшкам… Сделаю, что смогу.

Она ушла и сказала Валентину:

— Я наружу. Нужно внимательно осмотреть то место. Чтобы исключить всякую вероятность ошибки.

— Я с тобой, — сказал он и полез за маской.

— Нет, — сказала она. — Ты… в 23:00 очередной сеанс связи.

— Какое это, блин, теперь имеет значение?

— Все должно быть как обычно, — ответила она. — Понял?

— Ну ладно, — сказал он.

— Код Таймыр. 23:00.

Она устремилась к воздушному шлюзу. Ноги распухли и ныли от прилива крови, вызванного гравитацией. Они не слушались мозга. Маяковская споткнулась на ровном месте и влетела в сырую грядку молодого шпината. Когда поднялась, чуть не вывихнув саднившую голень, комбинезон уже пропитался аммиачными удобрениями.

Она захромала к раздевалке, с трудом влезла в скафандр и протиснулась через шлюз. Ветер набрал полную силу и яростно хлестал ее, вынуждая переносить вес тела на больную ногу. В скафандре, впрочем, она не обоняла ничего, кроме горьковатого аммиачного запаха и потных ноток собственного ужаса.

Она дважды падала во мраке, но поднималась. Позади продолжали маячить огни Фронтеры, позволяя ориентироваться, но модуля она никак не могла отыскать.

Она ударилась шлемом о что-то металлическое, твердое, прищурилась и обнаружила, что это американский МЭМ. Значит, их собственный недалеко. Она поплелась туда, где он должен был стоять, и спустя мгновение заметила кружок света из иллюминатора.

Она прижалась к корпусу, чувствуя, как молча дергает буря за руки и ноги, и откинула крышку магнитного замка. Набрала неверную комбинацию, чертыхнулась, собралась с мыслями и попробовала снова. Каждая лишняя секунда, каждая новая ошибка отдаляли ее от последнего шанса на успех.

Люк откинулся, Маяковская полезла внутрь, а за ней туда проник пылевой вихрь. Захлопнув люк, она рухнула в пилотское кресло, и пальцы сами метнулись к тумблерам на консоли.

Остановить их, только и вертелось в голове, их надо остановить. Далекой частью сознания она понимала, что может быть уже слишком поздно, однако отвергала это понимание. Пока что следует попытаться долететь до «Салюта», проникнуть на борт и помешать экипажу выполнить залп.

Любыми средствами.

Компьютерная система модуля запустила обратный отсчет. Оставалось пятнадцать секунд. Маяковская в лихорадочной спешке возилась с параметрами быстрейшего подъема к «Салюту», а когда модуль качнуло при первом ударе ускорения, прервалась лишь на миг, потуже затянуть ремни.

Вокруг свирепствовал ветер, обстреливал корпус корабля камнями и песком, угрожал нарушить хлипкое равновесие тяги и послать ее кубарем в неизвестном направлении. Она сражалась с регуляторами крена и рыскания, положившись на заржавевшие от бездействия инстинкты летчицы.

— Выше, сука, выше, — прошипела она яростно.

Перегрузка вцепилась в нее, накатила тошнота, но спустя пару секунд турбулентность прекратилась. Маяковская осторожно убрала руки от консоли и стала наблюдать, как автопилот выводит модуль на быструю низкую орбиту. Мимо неслись безжизненные промерзшие равнины. Она мчалась на закат и думала: я сделала все, что могла.

Хотелось бы ей верить, что этого хватит.

Кейн расстегнул нагрудник ПСЖ и достал оттуда «кольт».

Мальчик, назвавшийся Пером Моего Дяди, прижался к стене пещеры.

— Ой бля, — произнес он.

Кейн не обратил на него внимания. Пушка замкнула нейронную цепь, он теперь мог видеть на шаг вперед. Сначала плата, затем, понимал он, все придет само.

Он направился по круговому мостику к лесенке, а ребенок шмыгнул к противоположной стене пещеры.

Но кто-то уже поднимался к ним.

Кейн отступил под прикрытие сумрака, выставив перед собой «кольт» и держа палец перчатки на курке.

— Кейн? — проговорил Такахаси. — Кейн, ты там?

— Заходи, — сказал Кейн. — Медленно. И не заставляй меня нервничать попусту.

Такахаси взобрался на мостик и неуверенно, отведя руки от тела, остановился там. Он обливался потом, а ноздри подрагивали от сдерживаемого напряжения. Кейн никогда еще не видел его в таком разбалансированном состоянии.

— Ты в порядке? — спросил Такахаси.

— В порядке ли я? — переспросил Кейн. — В порядке ли я? Ты вообще чем думаешь, задавая такой вопрос? Вы с дядей меня использовали, точно заводского робота. Вы переставляли меня туда-сюда, словно предмет мебели. Вы даже пытались перепрошить мои гребаные мозги, и после этого ты спрашиваешь, в порядке ли я?

— Остынь, — произнес Такахаси. — Ты думаешь, это была моя идея?

— Ты об этом знал. Ты девять месяцев проторчал на тренажерах, ты знал, что они все еще живы, что у меня в башке гребаный чип, ты знал про ту машину, которая… которая забрала Риза, что его как ветром сдуло… — Метаболизм Кейна пожирал внутренние ресурсы. Он шатался и утирал лоб от пота, а нос от соплей.

Такахаси был в немногим лучшей форме. Его глаза метнулись к фигурам внизу.

— Ты умирал. Имплантация спасла тебе жизнь.

В его словах ощущалась тревожная,