Дорогое удовольствие - Татьяна Никандрова

не касались друг друга…

Но вот поза девушки все равно не внушает мне доверия. Слишком уж она непринужденная, слишком маленькое расстояние между ними. Зная Антона, я с уверенностью могу сказать, что он ни за что бы не разрешил постороннему человеку вот так полусидеть на его столе, да еще и столь близко.

Взгляд Пеплова неспешно перемещается ко мне и, к своему ужасу, я не наблюдаю в нем ни капли смущения, ни грамма раскаяния. Он все такой же прямой и спокойный, словно ничего экстраординарного сейчас не происходит.

– Слушаю тебя, Камила, – и голос звучит на удивление обыденно.

– Нужна ваша подпись на договоре, – говорю я, приближаясь. – Бухгалтерия торопит.

– Оставь здесь, – Антон кивает на свой стол. – К вечеру подпишу.

– Хорошо, – осторожно кладу бумаги на указанное место, боковым зрением подмечая, как Астахова в нетерпении покачивает ногой.

Неужели мое вторжение им помешало?

– Что-то еще? – интересуется Пеплов, и я наконец замечаю то, что еще несколько мгновений назад было скрыто от моих глаз.

Оказывается, он нервничает. Тоже нервничает. Но, в отличие от меня, очень хорошо умеет владеть собой.

А сейчас его выдают пальцы. Точнее их побелевшие от напряжения кончики. На первый взгляд кажется, что рука Антона спокойно лежит на столешнице, но на самом деле она давит на нее. Неестественно и чересчур сильно.

Это наблюдение окончательно выбивает почву у меня из-под ног. До сих пор непоколебимость Пеплова была монументальной основой моего внутреннего покоя. Благодаря ей я могла убеждать себя в том, что беспокоящие меня подозрения – лишь домыслы, не имеющие подтверждения.

Но теперь… Теперь все изменилось. Раз Антон нервничает, значит, на то есть серьезная причина. Причина, которая ставит по удар все мое будущее.

– Нет, это все, – дрожащим от зарождающихся слез голосом отзываюсь я, уже даже не пытаясь выглядеть равнодушной.

Мне больно. Чертовски больно. И я больше не вижу смысла это скрывать.

Глава 40

Астахова покидает кабинет Пеплова через одиннадцать минут и двадцать семь секунд после того, как я занесла ему на подпись документы. Через одиннадцать долбанных минут, в течение которых я горю заживо в адском пламени своих оживших страхов.

Она пересекает приемную быстрым и уверенным шагом, даже не глянув в мою сторону и, само собой, не попрощавшись. Провожаю глазами ее точеную фигуру и до соленого закусываю щеку с внутренней стороны.

Я не испытываю ненависти, нет… Мне просто дико, до трясучки страшно. Будто я – серенький зайчишка, а Саша – хищная львица, которая в скором времени разорвет меня куски. Метафорические, конечно, но все же.

Опираясь на столешницу, поднимаюсь на ноги, и медленно, словно боясь потерять равновесие, двигаюсь в сторону двери, которую последние одиннадцать минут гипнотизировала с отчаянием летчика, чей самолет внезапно лишился обоих двигателей.

Идти ужасно не хочется, да и сил с каждой секундой становится все меньше, но я отчетливо осознаю, что дальше бежать от проблем мне просто некуда. Я в тупике. Основательном и беспросветным. Единственный выход – крушить стены, которые последний год я так старательно возводила. Другого пути просто нет.

– Антон, можно? – открываю дверь и тут же выхватываю взглядом Пеплова.

Он сидит почти в той же позе, что и в прошлый раз, только теперь на его лице лежит вполне различимая мрачная тень. Антон больше не пытается сделать вид, что все в порядке, не изображает безразличие. Он выглядит, как человек, до крайности уставший и изможденный. Под глазами – темные круги от недосыпа, острые скулы выдаются сильнее обычного, а в смоляном взгляде читается апатия.

Почему я раньше не замечала столь очевидных признаков выгорания? Очевидно же, что он на пределе. Измотан до краев. Но, как ни странно, эта мысль посещает меня впервые. Наверное, я просто слишком сильно зарылась в собственные переживания и перестала замечать что-то еще…

– Да, проходи, садись, – кивает Пеплов, и по его тону становится ясно, что он прекрасно знает, зачем я явилась.

Все-таки я для Антона ни разу не загадка. Все мои мысли и чувства на поверхности. Он считывает их мгновенно и без малейших усилий. Как жаль, что я не могу похвастаться тем же по отношению к нему.

– Нам пора поговорить, – тихо произношу я, садясь в кресло напротив его стола. – Давно уже пора.

– Я тебя слушаю, – он вновь кивает, как бы демонстрируя, что полностью открыт для диалога.

Комкаю ткань юбки, перебирая в голове все подходящие для данной ситуации фразы, но все они звучат банально, фальшиво и не отражают даже сотой доли тех эмоций, которые бушуют во мне.

– Во-первых, я бы хотела поблагодарить тебя за твою доброту и щедрость, – в итоге я просто решаю говорить первое, что приходит на ум. Не анализируя и не оценивая правильность собственных слов. Пусть идет, как идет. – Перечислять все не буду, но ты и так знаешь, что сделал для меня много. Очень много. Гораздо больше того, на что я рассчитывала.

Я делаю небольшую паузу, чтобы перевести дыхание. На Пеплова по-прежнему не смотрю, буравя взглядом шов оверлок на подоле юбки. Он меня не перебивает, терпеливо ожидая продолжения моей речи.

– Во-вторых, я хочу признаться, что последнее, а, может, даже все время, проведенное с тобой, я вела себя трусливо. Боялась потерять то хрупкое, что есть между нами, и это загнало меня в угол, – издаю горестный вздох. – Но продолжать в том же духе я просто не могу. Мне нужно многое понять, и я прошу тебя быть честным.

Наконец я вскидываю глаза, и встречаюсь с проницательным взором черных глаз. Антон глядит на меня. Пристально, напряженно, не моргая. Кажется, он не меньше моего осознает судьбоносную силу текущего момента.

– Я всегда честно отвечал на твои вопросы, Камила, – наконец выдает он. – Если они были четко сформулированы и не нарушали границ наших с тобой договоренностей. Сейчас я тоже готов говорить правду, но только в том случае, если ты действительно хочешь ее слышать. Подумай еще раз, прежде чем спросить. Дороги назад не будет.

На несколько секунд я зависаю в нерешительности. Антон прав: время вспять не повернешь. Если его ответы подтвердят мои опасения, то я больше не смогу притворяться, что меня все устраивает.

Неведение хорошо тем, что в нем живет пускай крошечный, но все же вполне реальный шанс на благоприятный