«Если», 2001 № 11 - Журнал «Если»

— Но почему вы хотели скрыть преступление?

— Разве это не очевидно? Мы живем, постоянно помня о преследовании. И мы не хотим считаться угрозой для других. Мы хотим выглядеть миролюбивыми — а это действительно так — и предпочитаем решать проблемы нашей общины внутри самой общины. С помощью божественного согласия.

Бах знала, что ничего не добьется, двигаясь в этом направлении. И решила вернуть разговор к предыдущим убийствам.

— Расскажите мне все, что знаете. Кто был убит, и есть ли у вас предположения о мотиве? Или же мне следует поговорить с кем-то еще? — Тут ей пришла в голову неприятная мысль, и Бах удивилась, почему не задала этот вопрос раньше: — Вы ведь та самая личность, с кем я вчера разговаривала? Погодите, я перефразирую. Вы то самое тело… то есть это тело передо мной…

— Мы поняли вопрос, — ответила барби. — Да, вы правы. Мы… Я та самая, с кем вы говорили. — Она буквально выдавила из себя личное местоимение, внутренне негодуя. — Мы были… Я была выбрана как компонент для общения с вами, поскольку на уравнивании было решено, что это дело необходимо уладить. Это тело было… я была избрана для общения с вами в качестве наказания.

— Вы можете не произносить «я», если это трудно.

— О, спасибо!

— В наказание за что?

— За… склонность к индивидуализму. На уравнивании мы говорили слишком лично — в пользу сотрудничества с вами. Политическая необходимость. Многие желали продолжать придерживаться наших священных принципов, невзирая на любые последствия. Мы разделились, и это породило в нашем организме плохие ощущения, болезнь. Это тело высказалось и было наказано — назначением… индивидуальным… для общения с вами.

Женщина отводила глаза. Ее лицо пылало от стыда.

— Этому телу было поручено назвать вам свой серийный номер. И когда вы придете сюда снова, вам нужно будет вызвать номер 23900.

Бах записала номер.

— Хорошо. Что вы можете сказать о возможном мотиве? Считаете ли вы, что все убийства были совершены одним и тем же… компонентом?

— Мы не знаем. Мы еще менее способны выделить индивидуума из группы, чем вы. Но мы очень напуганы. Нам страшно.

— Есть ли у вас основания полагать, что жертвы были… можно ли так выразиться, известны убийце? Или же они были выбраны случайно?

Бах надеялась, что это не так. Преступников, убивающих бессистемно, поймать труднее всего; не имея мотива, тяжело связать убийцу с жертвой и выделить кого-то одного, просеивая тысячи подозреваемых. В случае с барби проблема становилась гораздо сложнее. В квадрате. Даже в кубе.

— Мы этого не знаем.

Бах вздохнула:

— Я хочу встретиться со свидетелями преступления.

Вскоре к ней привели тринадцать барби. Бах намеревалась тщательно допросить их и проверить, совпадают ли их рассказы и не изменились ли они за прошедшее время.

Она усадила барби, стала вызывать по очереди и почти немедленно наткнулась на каменную стену. У нее ушло несколько минут на то, чтобы увидеть проблему — несколько наполненных отчаянием минут, потраченных на попытку установить, кто из барби разговаривал с офицером полиции первой, кто оказался второй, и так далее.

— Погодите. Слушайте внимательно. Присутствовало ли это тело физически в момент преступления? И видели ли эти глаза, что произошло?

Бабри нахмурилась:

— Нет. Но разве это имеет значение?

— Для меня имеет, детка. Эй, двадцать три тысячи! Вызванная барби просунула голову в приоткрытую дверь.

— Мне нужны те, кто там действительно был. А не тринадцать барби, выбранных наугад.

— Но эта история известна всем.

Бах потратила еще пять минут, объясняя, в чем разница, потом прождала еще час, пока 23900 отыскивала настоящих свидетелей.

И она вновь уперлась в каменную стену. Все тринадцать дали абсолютно идентичные показания. Бах знала, что такое невозможно. Свидетели описывают увиденное по-разному. Он выставляют себя героями, выдумывают события, происходившие до или после случившегося, меняют последовательность эпизодов и толкуют их на свой лад. Но только не барби. Бах билась целый час, пытаясь вытрясти из одной барби показания. Тщетно. Она наткнулась на «договор» — барби обсудили ситуацию, создали некую версию событий, а затем объявили ее истиной. Вполне возможно, что этот рассказ в какой-то степени соответствовал действительности, но толку от него не оказалось никакого. Бах требовались противоречия, чтобы вцепиться в них, но таковых не оказалось.

И, что хуже всего, она не сомневалась: никто ей не лжет. Если бы она допросила тринадцать выхваченных наугад барби, то услышала бы те же самые ответы. И каждая из барби считала бы, что оказалась на месте убийства, потому что кто-то из общины был там и рассказал остальным. Что произошло с одной, произошло со всеми.

Выбор вариантов действий таял на глазах. Бах отпустила свидетельниц, вызвала 23900 и предложила сесть. Потом заговорила, загибая пальцы:

— Первое. У вас есть личные вещи погибшей?

— У нас нет частной собственности. Бах кивнула.

— Второе. Вы можете отвести меня в ее комнату?

— Мы все спим в любой комнате, которая вечером оказывается свободной. У нас нет…

— Понятно. Третье. Ее друзья или коллеги… — Бах потерла лоб. — Так, про это забудем. Четвертое. Какая у нее была работа? И где она работала?

— Все работы здесь взаимозаменяемые. Мы делаем то, что требуется в настоящий момент.

— Понятно! — взорвалась Бах. Она встала и принялась расхаживать. — Ну что, черт побери, мне делать в такой ситуации? Мне попросту не с чем работать, ни единой зацепочки. Невозможно понять, почему ее убили, невозможно установить убийцу, невозможно… Проклятие! Так что же мне делать?

— Мы и не ждем от вас каких-либо действий, — негромко проговорила барби. — Мы не просили вас приезжать. И нам очень хочется, чтобы вы поскорее уехали.

Охваченная злостью, Бах застыла на месте. Потом поймала взгляд Вейла и дернула головой в сторону двери.

— Пошли отсюда.

Вейл молча вышел следом за Анной-Луизой и торопливо зашагал, догоняя ее.

Они дошли до станции, и Бах остановилась возле поджидающей их капсулы. Лейтенант тяжело опустилась на скамью, подперла руками подбородок и принялась наблюдать за барби, по-муравьиному суетящимися на погрузочной платформе.

— Есть идеи?

Вейл покачал головой, уселся рядом, снял форменную шапочку и вытер вспотевший лоб.

— Они поддерживают здесь слишком высокую температуру, — сказал он.

Бах кивнула, не прислушиваясь к его словам. Она наблюдала за группой барби, от которой отделились двое, направляясь в их сторону. Обе смеялись, словно над какой-то шуткой, и смотрели прямо на Анну-Луизу. Внезапно одна сунула руку под блузу и выхватила длинный сверкающий стальной нож. Одним плавным движением она вонзила его в живот соседки и рванула лезвие вверх — с такой силой, что та даже слегка приподнялась. Та, которую ударили ножом, первую секунду удивленно смотрела вниз, наблюдая с открытым ртом, как нож потрошит ее, словно рыбу. Потом ее глаза распахнулись, она с ужасом уставилась на убийцу и медленно опустилась на колени, вцепившись в рукоятку ножа. Хлынувшая кровь уже пропитала ее белую униформу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});