Пионерский гамбит (СИ) - Фишер Саша

— Мамонов, ты же понимаешь, что это глупо? — тихо спросил он. — Ты же уже достаточно взрослый, чтобы не лезть в чужие дела?

— С чего ты взял, что они чужие? — глаза Мамонова зло сверкнули.

— С того, что ты только что седьмой класс закончил, может быть? — это должно было прозвучать насмешливо или снисходительно, но прозвучало жалко.

— А морочить ей голову — это по-взрослому, да? — Мамонов разжал кулаки и как-то поник. — Нафига ты вообще приехал?

Дожидаться ответа он не стал. Просто развернулся и побрел к люку. Усталой походкой, как старый дед загребая ногами. Игорь посмотрел на меня. Выразительно так. Можно сказать, громко подумал, чтобы я тоже убирался из его «тайного убежища».

Я догнал Мамонова уже за дверью. Даже в темноте было видно, что настроение у него... не очень. Что, черт возьми, тут только что произошло?

— Илюха, что случилось? — спросил я, пристраиваясь рядом, чтобы шагать в ногу.

— Ничего, — буркул он. Помолчал, потом посмотрел на меня. — Не говори никому, ладно?

— Заметано, — я хлопнул его по плечу. Мысленно перебрал всякие факты и домыслы, почему Мамонов мог разозлиться на Игоря. Нет, ну в самом деле, не мог же он прийти в бешенство только потому, что отец Игоря сбежал в Израиль? Или из-за этого вот занятого нелегально чердака? Или мог? Ну... мало ли. Раньше они с Марчуковым и Мусатовым считали этот чердак чуть ли не своей собственностью и тайной, а тут явился взрослый и разложил там свои учебники на полках, постелил на матрас покрывало, пол подмел аккуратно... Да не, это вряд ли... Стоп. «Она». Кому Игорь морочит голову? Шарабариной? Илюха на самом деле тайно влюблен в Ирку, а она бегает на свидания к Игорю? Или...

— Этот гусь подкатил к Елене? — спросил я. — К Елене Евгеньевне?

Мамонов не ответил, просто опустил голову очень низко, практически уткнулся подбородком в грудь. Ну, понятно...

До своего отряда мы дотопали в молчании. Доставать Илюху расспросами мне не хотелось, так что я просто шагал рядом. Нда, этот наш Игорь — тот еще покоритель сердец. Официально встречается с Верой, они ходят вместе на виду у всех, целуются, практически не скрываясь. По ночам устраивает свидания с Шарабариной, внушая ей, что только ее любит и ждет со всем пылом своей еврейской души, когда она станет совершеннолетней, чтобы повести ее под венец. Но этого оказалось недостаточно. Как же, в лагере появилось «свежее мясо» — новенькая вожатая. Правда, Елена не могла похвастать ни язвительной силой, как моя мама, ни общей «звезностью» натуры, как Шарабарина. Просто миленькая. Зато новенькая. Теперь понятна реакция Мамонова. Он же поспорил, хоть и говорит, что сам уже себя за это ненавидит. Если Еленочка наша Евгеньевна по уши влюбится в обожаемого всеми девчонками Игоря, то Мамонов точно проиграет. Но почему-то мне не хотелось думать про Илюху вот так... Будто он из-за проигрыша Верхолазову расстроился и разозлился. Похоже, Елена ему и правда нравится. Пообщался с вожатой поближе и влюбился. Для четырнадцати это нормально. Впрочем, как и для любого другого возраста...

— Крамской, хорош дрыхнуть! — кто-то тряс меня на плечо, потом одеяло куда-то поползло, я попытался поймать его за край и натянуть обратно. — Крамской, на зарядку пора! Эй, ну просыпайся давай!

Я еле разлепил глаза и сфокусировал взгляд на пацане, топтавшемся рядом с моей кроватью. Баженов... Да, кажется он. Тот самый, кто рассказывал про отца Игоря когда-то.

— Да встаю я, встаю... — проныл я, спуская ноги с кровати. Открывать голову от подушки не хотелось. Хотелось наоборот накрыть ее сверху, чтобы не слышать утреннего гвалта. Марчуков балансировал на спинке кровати, трое других соседей устроили потасовку в проходе между кроватями, откуда-то из противоположного угла вылетела подушка и шлепнулась на меня. С нечеловеческим усилием я оттолкнулся от кровати руками и поднял голову. Которая по моим ощущениям весила не меньше тонны. Нет, на похмелье это было, конечно, не похоже. Откуда взяться похмелью в четырнадцать? Просто не выспался. Ну и еще — устал от общей палаты. Мысленно представил себе, как просыпаюсь в своей кровати, потягиваюсь, хлопаю по подушке в поисках пищащего будильником мобильного телефона. Просматриваю мутным еще взглядом новости... Шлепаю босыми ногами до кухни, щелкаю подготовленной с вечера кофеваркой...

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я почувствовал, как голова, которую я с таким трудом поднял, снова клонится к подушке. Эй, эй, Крамской, ну-ка не засыпать!

Я встряхнулся, потер кулаками глаза и начал торопливо натягивать шорты. Потому что остальные мои сопалатники уже устроили кучу малу у двери.

Вера сегодня была явно не в духе. Никаких язвительных шутеечек и едких замечаний. Команды отдавала сухо, на ленящихся или тормозящих внимания не обращала вообще. «Руки вверх, в стороны, вперед!» Просто отбарабанила, как по радио. Потом развернулась и ушла, даже не попрощавшись. Хм...

Елена Евгеньевна махнула Шарабариной, чтобы та вела нас к отряду, и отстала. Догнала Веру. Я чуть не свернул шею, пытаясь рассмотреть их выражения лиц. Не, вроде не ссорятся. Наша вожатая догнала Веру, девушки остановились и о чем-то начали разговаривать.

— Крамской, ты все еще спишь что ли? — окрикнула Шарабарина, и я понял, что пока крутил головой, отстал от остальных уже шагов на десять. Я одернул себя и прибавил шаг.

Мамонов был все еще мрачен. Он так остервенело чистил зубы, что, казалось, еще чуть-чуть, и он проткнет щеткой свою щеку. Я втиснулся между ним и Мусатовым и открутил барашек. Холодная вода полилась в металлический желоб.

— А может в милицию заявить? — сказал я, засовывая под воду свою зубную щетку. — Он же посторонний получается, не имеет права здесь находиться.

— Да ну, кто нас послушает? — выплюнув пасту, сказал Мамонов.

— А почему нет? — я пожал плечами. — Позвоним в ноль-два, скажем, что у нас в лагере обосновался подозрительный субъект в заброшенном корпусе. Марчуков же сам рассказывал, что тут зеки могут шнырять. А тут дети. Милиция обязана отреагировать...

— Откуда позвоним-то? — хмыкнул Мамонов. — Что-то я не видел телефона у нас в отряде...

— У Надежды Юрьевны есть в кабинете, — сказал я, выдавливая розовую колбаску пасты на щетку. — Можно подкараулить, чтобы ее не было, забраться в окно и...

— Да не, как-то это не по-людски... — грустно сказал Мамонов и вздохнул. Нда, похоже, он и правда сражен стрелой Амура не по-детски.

— Илюха, не раскисай, — я хлопнул его по плечу. — Придумаем что-нибудь.

Интересно, что тут можно придумать? Я сунул щетку в рот и оглянулся. Елена Евгеньевна уже вернулась к отряду и сейчас что-то оживленно обсуждала с моим отцом. Который тоже выглядел весьма радостно. Вокруг них толпилось несколько ребят. Елена улыбалась, глаза ее блестели и, в отличие от моей мамы сегодня утром, она как будто светилась. Что я все-таки пропустил? Она сходила на свидание с парнем лучшей подруги, и он тоже пообещал ей жениться, сообщив, что с Верой у них чисто деловые отношения? Или она радуется по какому-то другому поводу?

К дверям столовой наш отряд явился первым, практически сразу же после горна.

— Еле ночь мы пережили

И дождались мы утра,

Потому что завтрак ждали,

Дорогие повара!

В столовой плавал тошнотворный запах молочной лапши. Фу, ну что за наказание?! Кто вообще придумал, что это блюдо можно есть?! Лучше бы манная каша с комочками, чем склизкие макаронины с налипающей на ложку мерзкой молочной пенкой! Я отодвинул от себя тарелку и потянулся за дополнительным куском хлеба. Несмотря на волчий утренний голод и урчащий желудок, я так и не смог себя заставить воспринимать это месиво молока и теста за еду. Пришлось растянуть кусочек масла на три бутерброда... Я отхлебнул жидкого какао из своего стакана и огляделся в поисках кого-нибудь, с кем можно махнуться на сыр. Ну, вдруг мне повезло, и в отряде есть те, кто сыр не любит, зато с аппетитом поглощает молочную лапшу...