Свет не без добрых людей - Шевцов Иван Михайлович

Бурные были эти собрания. Вспомнили не только Антона Яловца, Станислава Балалайкина и Федора Незабудку. Вспомнили десятки других примеров и фактов варварского отношения к природе, критиковали друг друга резко, остро, не щадя ничье самолюбие. Приняли решения, которые затем были подкреплены приказом директора. В приказе гай объявлялся совхозным заповедником, местом массовых гуляний и отдыха рабочих. Запрещалась порубка леса и кустарника в пятидесятиметровой полосе от берегов реки Зарянки и в десятиметровой полосе от ручьев и оврагов. Запрещалась охота в гаю круглый год. Рабочим совхоза разрешалось собирать в лесах и в гаю лишь сухой валежник. Порубка зарослей ольхи разрешалась только на пахотных угодьях.

Осенью решено было разредить гай, пересадив две тысячи молодых деревьев в новый сад, на улицы и к домам рабочих совхоза. О проведении субботника и воскресника решили коммунисты и комсомольцы.

Да, начало было многообещающим, и оно безмерно радовало Веру, которая почувствовала себя включенной в орбиту больших и важных дел, где ей принадлежало не последнее место. Радовало и то, что молодежь совхоза, на вид как будто и пассивная, оказалась энергичной, настойчивой, горячей. Стоило только бросить в нее искру призыва, как она вспыхнула пламенем, ярким и порывистым. Не угасло б оно, не стало б всего-навсего короткой вспышкой - вот чего боялась Вера. Она присутствовала на открытом партийном собрании, там доклад делал Михаил Гуров. Доклад ей понравился логикой фактов, конкретностью и глубиной предложений. Вспомнился Вере и доклад Сергея Сорокина на комсомольском собрании.

В сущности Вера думает сейчас не столько о докладах, сколько о докладчиках - Гурове и Сорокине, решая для себя не столь уж простую задачу: идти ей сегодня в клуб на танцы или не идти. За столом она заговорила об этом вслух, и Надежда Павловна подсказала: конечно, сходи, чего ты будешь дома сидеть. А Тимоша не советует ходить на танцы, зачем попусту время терять. У него своя логика: человеку, который не танцует, действительно на танцах делать нечего. Но только ли в этом заключается Тимошина логика? А может, есть и другая причина, главная и более существенная?

Тимоша смотрит на Веру преданно, и взгляд его упрямых глаз преисполнен глубокой значительности, словно он знает какую-то тайну и не решается открыть ее, потому что не имеет на это права.

Дело в том, что лишь вчера вечером после окончания работы в гаю Сергей Александрович Сорокин ознакомил Веру с анонимным письмом, высказав свое твердое убеждение, что автор его не кто иной, как Федор Незабудка.

На собраниях Незабудку критиковали и оба докладчика, и выступавший в прениях Булыга. Федя выступал в прениях; он не оправдывался, сказал, что природу любит, но об охране ее как-то не задумывался и только теперь понял, до чего был раньше глуп и слеп и по глупости и слепоте забрался на тракторе в сирень. Он глубоко раскаивается и обещает быть самым ревностным защитником природы. "Пощады никому не будет - перед всем собранием предупреждаю". Фединому слову верили. А на субботнике и воскреснике Федю назначили бригадиром. Его бригада раньше и лучше других очистила от валежника отведенный ей участок. На втором месте оказалась бригада, возглавляемая Нюрой Комаровой, на последнем бригада Сергея Сорокина. Вера была в его бригаде. Конечно, обидно занять последнее место, но Сергей Александрович в этом не виноват: в бригаду входили люди, не очень искушенные в физическом труде, - работники больницы, бухгалтерии, учителя, словом, сельская интеллигенция. Это дало повод Феде задрать нос, ходить гоголем и бросать мелочные и не всегда остроумные колкости в адрес Сорокина и его "артистического батальона". Федя рисовался перед Верой и делал вызов Сорокину. Вере уже виделась в поведении Незабудки явная угроза, ей казалось, что этот бесшабашный парень из ревности замышляет что-то нехорошее.

Сегодня Михаил Гуров пришел в бригаду Сорокина и громогласно объявил: "Вечером танцы! В восемь часов. Приглашаются все участники воскресника!" Потом подошел к Вере и, глядя ей в глаза, вполголоса сказал: "Вы придете на танцы?.."

Это не просто вопрос, это просьба. Дрогнуло Верино сердце, она молча кивнула и легкой улыбкой подавила свое смущение. "Вы придете на танцы?.." Сколько тайного смысла в этой короткой фразе! И не успел Гуров отойти от Веры на полсотни шагов, как появился рядом с ней Сорокин и сказал: "Сегодня, Верочка, мы с вами танцуем весь вечер. Хорошо? Договорились?" Тогда она ответила растерянно: "Не знаю". Она действительно не знала и сейчас не знает - идти ей или не идти.

2

Ровно в восемь часов вечера в длинном танцевальном зале, вдоль стен которого толпилась сельская молодежь, надушенная недорогими духами и одеколонами, разрумяненная солнцем и молодой горячей кровью, заиграла радиола. Федя Незабудка, как герой воскресника, черноголовый, с короткими непокорными волосами, и потому мало похожий на прежнего кудлатого Федю, в голубой трикотажной безрукавке без галстука и без пиджака, торжественно вышел на середину зала, фасонисто оглядел присутствующих и объявил:

- Первое слово - победителям!

Он тут же шагнул к Нюре Комаровой и пригласил ее на вальс. В плавных волнах "Голубого Дуная" кружился зал, захватывая в свой водоворот все новые и новые пары. Все парни уже танцевали, лишь двое не нашли себе места в кругу: Сергей Сорокин, который то и дело выскакивал в вестибюль и совершенно откровенно нервничал, и Михаил Гуров, сидевший в дальнем углу зала рядом с Лидой Незабудкой и украдкой посматривающий на входную дверь. Сердце его не стучало, а ныло: "Не придет, не придет, не придет". Он был уже готов вовсе уйти домой, в гай, в лес - куда угодно, только уйти и не мучить себя напрасным ожиданием. И вдруг в самый разгар танца она появилась из другой, противоположной главному входу двери. Взволнованная, веселая, прошла через зал и села на стул. Села и, странное дело, боялась посмотреть в ту сторону, где сидел Михаил. Перед человеком, с которым мысленно она в последнее время так часто была вместе, здесь, наяву она оробела. Ее охватило нестерпимое желание затеряться в толпе.

Сорокина не было в зале, а Федя танцевал по-прежнему с Нюрой Комаровой. Незабудка заметил Веру, быстро оценил обстановку и, не дожидаясь конца музыки, проводил Нюру к Михаилу, а сам пошел к Вере и сел с ней рядом.

- Опоздали вы напрасно, - сказал Федя первое, что подвернулось на язык.

- Лучше поздно, чем никогда, - ответила Вера.

- И то правда. Я уж думал, совсем не придете, - по простоте душевной признался Федя.

- Что это вы вдруг обо мне думать стали?

- И совсем не вдруг. - Федя почувствовал, что сказал это напрасно, попытался замять: - Хочу с вами потанцевать.

Сорокин вошел в зал, когда поставили новую пластинку. Возбужденный, радостный, пробираясь сквозь толпу, он прямо и решительно направился к Вере сказать, как он ее ждал, хотел уже было пойти к ней домой, беспокоился, не случилось ли чего. И только он раскрыл рот, чтобы произнести первое слово, как дорогу ему преградил вдруг поднявшийся Федя и, сказав в сторону Сорокина наигранно-ироническое "пардон", пошел танцевать с Верой. Впрочем, сама Вера ничего преднамеренного или непозволительного в поступке Незабудки не усмотрела. Но Сорокин воспринял это, как грубое оскорбление. Допустить, чтобы здесь, в совхозном клубе, при всем народе его, Сергея Сорокина, оскорблял какой-то мальчишка он, разумеется, не мог. Понимая, что стычки с Незабудкой ему сегодня не миновать, Сергей Александрович соображал, что лучше: быть Вере свидетелем скандала или не быть.

Когда кончился танец, Федя проводил Веру до места, но не до того, где она сидела прежде и где теперь сидел Сорокин, а посадил ее рядом с Гуровым и отошел в другую сторону. Сергей Александрович поднялся, подошел к Незабудке, бледный, дрожащий от негодования, предложил ему выйти в вестибюль.

- В вестиблюй? Пожалуйста, - гримасничая, ответил Федя и, ничего плохого не подозревая, пошел вслед за Сорокиным.