Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы - Роберто Арльт

Бальдер идет по спальне на цыпочках. Смотрит, не подходя близко, на спящую жену, на ребенка, прикорнувшего на подушке за ее спиной. Мальчуган подпер щеку кулачком, под длинными ресницами — две черные щелочки глаз. Лицо жены похоже на маску из розового картона с золотистыми завитками волос на лбу.

Бальдер устало садится на край своей постели и с грустью смотрит на белый потолок, расчерченный резкими тенями. Их контуры напоминают выглядывающие из засады пулеметы.

Бальдер ворчит:

— Это было неизбежно. Рано или поздно…

Закрывает глаза. У него возникает впечатление, будто перед ним разыгрывается сцена из какой-то пьесы. К действующим лицам сам он отношения не имеет. Пока в красном полумраке горячие блики сопровождают неутомимое тиканье часов, инженер слушает актеров. Они разговаривают под стальным сводом с таким густым переплетением рам, что в черной вышине едва мерцает желтый свет.

Бальдер. Послушай, Ирене, я вступлю в игру… Только мне нужно знать правду. Ты девушка или нет?

Ирене(беря Бальдера за руку). А ты все еще во мне сомневаешься? Ты точно ребенок!

Бальдер. Сомневаюсь, потому и спрашиваю.

Зулема. А если бы Ирене не была девушкой, вы любили бы ее?..

Бальдер. Да, любил бы ее так же, но вел бы себя с ней иначе.

Зулема. Успокойтесь, Бальдер. Ирене — девушка.

Бальдер у себя в спальне понимает, что у марионетки под стальным сводом сердце болезненно сжалось. У персонажа такое ощущение, будто девушка солгала. И персонаж больше страдает за девушку, чем за себя.

Жена Бальдера ворочается в постели. Он поспешно встает, гасит свет и начинает раздеваться. Потом останавливается и думает: «Значит, завтра я познакомлюсь с механиком».

Острая печаль пронизывает его, пробирает до самой печенки. Инженер уверен, что разрабатывает план своей окончательной гибели.

Он думает: «Я похож на человека, который связался с шайкой мошенников. Человек в тревоге и пытается что-то предпринять. Он хочет разобраться что к чему. И, конечно, разбирается лишь тогда, когда его уже надули… Чем меня привлекает этот сброд? Разве я хочу убедиться в том, что ошибся? И все же они меня привлекают. Зулема, Альберто, которого я не знаю, Ирене… Не знаю почему… Мне кажется, они живут со мной рядом целую вечность. Поистине чудесен этот механизм обмана!»

Бальдер ложится, так и не раздевшись до конца. Он думает: «Меня предостерегает какой-то голос: „Берегись, Бальдер, пока не поздно“, но я отвергаю это предостережение. Откуда это роковое упрямство, которое вдруг пробуждается в твоей душе и заставляет идти навстречу ясно различимым опасностям? Однако же я не скотина безмозглая. Я — мыслящая личность. Инженер. А инженер, знающий математику, должен быть защищен от подобного наваждения. Может, это дьявол? Но нет… Это не дьявол. Это — зов».

Бальдер ощущает смертельный холод в сердце, едва произнеся это слово.

Зов… Зов…

Неужели это зов Сумрачного Пути? Потребность познать, какова та, «другая» судьба.

«Я смеялся… Да… Не могу отрицать… Но какое отношение имеет мой смех к нынешней реальности? Пока Элена спит, пока Луисито спит, я замышляю то, что для них обернется несчастьем. И они не просыпаются. Что, если бы вообще бодрствовал один я? Но бодрствовать должна еще и Ирене. Может, в этот момент она, думая обо мне, предается вожделению. А если бы и так, мог бы я ее осудить? Скорее она спит».

Зов…

Тут Бальдер воображает, что, допустим, жена его вдруг проснулась, разбуженная «сигналом опасности». Элена садится в темноте на край постели и спрашивает: «Что с тобой, Бальдер? Почему ты не спишь?» Он на мгновение задумывается, потом отвечает: «Я размышляю о сумрачном пути».

Бальдеру хочется рассмеяться. Нелепо полагать, что о таких вещах можно разговаривать с женой, но с кем-то поговорить ему надо, хотя бы с собственной тенью. И он рассуждает так:

«Допустим, что это не моя жена. И я — другой человек, который говорит о Бальдере в третьем лице. О, в этом нет ничего приятного! Этот таинственный человек подходит и спрашивает меня:

— Что произойдет между Бальдером и тремя женщинами?

А я, притворяясь, что речь идет не обо мне, отвечаю:

— И вы еще спрашиваете, уважаемый сеньор? Разве вы сомневаетесь в том, что это будет скандал? Этот инженер-сластолюбец, между нами говоря, давно уже искал свой сумрачный путь.

— Инженер…

— Да, инженер, хоть вам и не верится. Инженер — что тут особенного? Вы думаете, инженеры не подвержены греху?

— Нет, по правде говоря, я не мог бы утверждать такую нелепицу… Но инженер…

— Бог мой, сеньор, как туго вы соображаете. Впрочем, у вас нет оснований мне не верить, ведь я исхожу из откровенных высказываний того, о ком мы говорим, — инженера… Так на чем мы остановились?.. А-а, на том, что он давно уже искал свой сумрачный путь.

— Для чего?..

— В том-то и секрет, уважаемый сеньор. Похоже, он по доброй воле хочет поставить на карту собственное счастье и „спасение“ своей души. Даже как-то раз он сказал мне, что дух его дал трещину, а в эту трещину забрался дьявол и подстрекает его играть комедию, когда душа его тихо ждет драмы, которая окончательно разорвала бы пелену, превратившую его в идиота».

Бальдер ворочается в постели. Зажигает сигарету. Глупый диалог. Невидимый сеньор оказывается тяжелой марионеткой, словно его отлили из свинца.

А что, если написать письмо? Бальдер представляет себе, как он сидит за письменным столом и составляет этот документ. Он гласил бы следующее:

«Сколько раз вспоминал Бальдер впоследствии этот неустанный поиск сумрачного пути, где на роль вожатого предлагали себя многие женщины. Он отвергал их, сам не зная, по какой причине. Возможно, потому, что не испытывал к ним любви. Иной раз он говорил себе, что ни одной из этих женщин не хватит силы духа открыть ему врата, ведущие в долгий и сумрачный путь».

Эстанислао курит в темноте. Его жена кашляет. Ребенок ворочается. Бальдер, спрашивает себя: «А могу ли я подробно обрисовать этот долгий и сумрачный путь? Допустим, позвал бы меня какой-нибудь писатель и сказал: „Опишите мне этот долгий и сумрачный путь“. Как бы я это сделал?»

И он начинает рассказывать неизвестно кому, он знает только, что этот «некто» слушает его очень внимательно.

«Бальдер представлял себе сумрачный путь как подземелье всей планеты. Он идет зигзагами под каменными громадами земных городов. Иногда там попадаются дома, иногда видны звезды. Путь этот, слабо освещаемый преломленным солнечным светом, время от времени пересекают темные проулки, в которых дома выше фараоновых дворцов. В перемежающихся плотных массах полусвета и тьмы вслепую продвигаются человеческие души-личинки. Души крутятся волчком, сталкиваются для кратковременной близости, потом разделяются, чтобы снова столкнуться с особью другого пола. Над подземельем — кубические небоскребы, пишущие машинки, люди с неподвижными лицами, наделенные способностью перемножать в уме ряды цифр, электропоезда, еще небоскребы, дома мод. По дну подземелья тянется сумрачный путь, путь упорствующих во зле, путь людей, которые упрямо преступают законы добра в поисках высшего идеала зла».

Эстанислао Бальдер не уставал рассказывать об устройстве сумрачного пути, где по временам какая-нибудь душа по собственной воле отделяется от прочих. Обратите внимание, что по мистической теологии Бальдера не остальные души отталкивают от себя грешную душу, а она сама добровольно уединяется в своем свинарнике. Свинарник — это грех, злодеяние, срыв, намеренное продолжение какого-либо действия, которого душа решительно не приемлет. Инженер исходил из убеждения, что человек, когда он отступает от того, что в глубине души считает истинным, испытывает из-за столь необычного, противоестественного поступка огромное потрясение. Если он упорствует в своем отчуждении от истины, наступает момент, когда он неизбежно осознает, что его духовный мир — в опасности. Если, несмотря на это, он продолжает коверкать свою жизнь, тропинка повседневных отступлений превращается в долгий и сумрачный путь.

Только Богу или Дьяволу ведомо, уцелеет такая душа в длительной борьбе с отступлениями или же сломается.

В старину, когда человек поступал безрассудно, вопреки всем правилам, говорили, что он продал душу дьяволу. А в наше время — какое название дать договору между двумя существами, одно из которых знает, что с фатальной неизбежностью должно погубить другое? Причем каждый из них уверен, что ему необходимо приложить все силы, чтобы не погибнуть в этой борьбе.

Бальдер полагал, что в самих материальных формах жизни кроются грехи, природа которых неясна и несвойственна человеку. Например, как мог жить человек, который предал Иисуса? Самоубийство Иуды Искариота вызвано ужасом, порождаемым в душе человека совершенным им самим страшным грехом. Если у такого человека не хватает мужества лишить себя жизни, то постоянное воспоминание о злодействе превращает само злодейство в ответвление долгого и сумрачного пути.