Странный генерал - Олег Коряков

Мориц медленно, скованно пятился от двери. Ноги стали хуже деревянных. Надо бежать. Они могут схватить его. Надо бежать, скорее бежать к рябому, воткнуть палку – тревога!

Госпожа Петерсон спросила что-то, и опять раскатился бас хозяина:

– Я, конечно, догадываюсь, чья подлая рука сотворила это.

– У господина Вейдена все время было подозрение, – вставила Марта.

Мориц прыгнул в дверь. К сараю, в овраг, скорее!

Никакой палки втыкать не понадобилось. Рябой парень сидел на месте, посасывал из бутылки бренди. Мориц, захлебываясь словами, поведал новость.

– Не трясись, – сказал рябой. – На-ка, отхлебни.

Горло ожгло, Мориц поперхнулся, но скоро дрожь и верно прошла.

– Торопиться не будем. – Парень допил то, что оставалось. – В шахту есть второй ход. Так?

– Им теперь не ходят, сэр.

– Ну и расчудесно. – Туповато-мрачное выражение его лица не менялось. – Ты пройдешь к этому ходу и, как услышишь мои выстрелы, бросайся и режь шнур. Потом раскидаешь динамит или запрячешь его и сиди жди, позовем.

Сидеть и ждать – это Морица вполне устраивало. Но если рябого попросту пристрелят? Тогда прихлопнут и Морица. Или парень ждет подмоги?

– А вы, сэр, справитесь один там, наверху?

– Не твоя забота. Твое дело не дать взорваться динамиту внизу, а мы поработаем наверху. – Он вытянул из-под плаща карабин; на поясе у него болтались два револьвера.

…Все было готово.

– Давай, – глухо сказал Бозе.

Самсон поджег шнур и побежал к дому.

– Сюда бы Питера, – проворчал старик и не спеша направился за мулатом.

В этот момент от сарая глухо ударил винтовочный выстрел. Пуля пробила шляпу Бозе. Старый бур метнулся в сторону, упал и пополз. Вторая пуля шмякнулась рядом, брызнули каменные осколки.

Из дома с револьвером в руках выскочил старикашка Вейден, за ним – Марта.

– Баас, баас! – кричала она. – Мориц побежал в шахту! Там… в старый ход.

Бозе все понял. Вскочив, не думая о пулях, седой гигант бросился вслед за предателем. Уж подземелье-то он знает получше этого лакея… Гады, собственный рудник не дают взорвать!

Наперерез ему с карабином в руках бежал от сарая парень с черным платком на шее. Вдруг кто-то выстрелил, парень перевернулся и, распластавшись, замер.

– Видно, я еще не разучился стрелять, – чуть хвастливо и вместе с тем удивленно сказал Вейден, дрожащей рукой пряча револьвер в кобуру.

А лучше бы он его не прятал. Лучше бы он оглянулся. Он бы увидел, как в ворота рудничного двора торопливо вошел Якоб Мор, вскинул карабин, прицелился…

Клаас Вейден рухнул, не успев ни застонать, ни охнуть.

Мор выстрелил по бегущему вдали Бозе, не попал и пустился вдогонку. Из дома выскочила Белла.

– Что же ты смотришь?! – закричала она на Самсона и вырвала из его рук ружье; мулат стоял в оцепенении, эта страшная кутерьма парализовала его.

Белла выстрелила в Мора, ружье было заряжено дробью, Мор продолжал бежать. Самсон, выхватив нож, кинулся за ним.

Бозе скрылся в шахте вслед за Морицем.

Мор, запыхавшись, остановился у входа. Оскалив зубы, к нему подбегал Самсон. Мор убил его почти в упор.

Теперь на него с ружьем в руках шла Белла.

Приглушенный вопль раздался из подземелья. Бозе догнал Морица?

Вдруг земля дрогнула, что-то ухнуло в ней, загремело. Мора сильно толкнуло взрывной волной, он упал.

Тот парень не все учел. Может, помешала бутылка? Артур Бозе догнал Морица. У самого заряда.

Белла не видела, как Мор вскочил и побежал, она уронила ружье, глаза ее дико расширились.

Стало очень тихо. И стало слышно, как ветер с шелестом сухой травы доносит звуки артиллерийской стрельбы. То били английские пушки. Они подкатились уже к самому Йоганнесбургу. Был день 30 мая 1900 года.

ЕГО ПОСЛЕДНИЙ БОЙ

1

Претория уже перестала быть столицей Трансвааля и доживала последние дни. Перед опустевшим зданием правительства, возле цоколя так и не поставленного памятника президенту Крюгеру, уныло прохаживались два полицейских. Старые неуклюжие форты щерились пустыми бойницами, орудия из них вывезли. Большинство домов в городе было заколочено. Ветер нес по улицам обрывки бумаг и клочья сена, шевелил каким-то тряпьем, погромыхивал жестяными вывесками брошенных магазинов.

Только на железнодорожной станции еще было шумно и суетливо. Грузили последние эшелоны на восток. Ящики консервов и мешки с архивными материалами на вокзальной платформе перемежались с бочками рыбы и тюками шерсти. У водокачки валялись два трупа. Это не успели уйти от полицейского наряда мародеры. Убрать их было недосуг. Англичан ждали с часу на час, заслон перед городом был слабый.

Сдав Йоганнесбург 31 мая, Бота двинул свою армию на северо-восток, к железной дороге Претория – Лоренцо-Маркес: пора было организовать оборону этой коммуникации, ставшей для буров важнейшей; на ней стояла новая столица Трансвааля – Махадодорп. Войска Деларея отошли на север западнее Претории. Для прикрытия главнокомандующий оставил лишь отряд йоганнесбургской полиции и коммандо Ковалева, передав ему двенадцать пушек.

Боевой арьергард расположился на отрогах Витватерсранда, у станции Ирена. Место было не очень удачное, оно простреливалось с недалеких холмов, но выбирать уже было не из чего…

Прихватив с собой Антониса Мемлинга и Каамо, Петр Ковалев объезжал позиции. Надо было договориться о взаимодействии с начальником отряда йоганнесбуржцев, уточнить у артиллеристов количество боеприпасов, выбрать наилучшие пути отхода.

День был пасмурный. Облака волочились над самой землей. Вздыхал и попыхивал на станции паровоз – готовился утащить в Преторию последний железнодорожный состав.

Земляные работы на позициях шли вяло, окапывались буры нехотя. Сказывались измотанность и то, что люди знали: бою быть недолгому, все равно столицы, по существу, уже нет. Только бы прикрыть отход своих… Может быть, поэтому Петр обратил внимание на бура, который быстро и старательно рыл себе индивидуальный окоп. Поодаль стояла его лошадь; видно, бур был приблудный, решил воевать самостоятельно.

– Почему ваш конь не в укрытии? – подъехав, спросил Петр довольно резко.

Бур выпрямился, отер с лица пот, ответил неохотно:

– А он мне уже ни к чему. Вырою вот себе ямку и отсюда – ни на шаг… Спичка найдется?

Опершись руками на край окопа, он подтянулся и сел, доставая из штанов трубку. Одну ногу ему заменяла деревяшка. Что-то знакомое почудилось Петру в его лице.

– О, Франс Брюгель! – подъехал приотставший Антонис Мемлинг. – Здравствуй, старина.

– Здравствуй, Мемлинг, – отозвался бур равнодушно.

– Куда же ты со своей культей?

Брюгель недовольно покосился на него, огрызнулся:

– Стрелять я не культей буду!

И тут Петр вспомнил, где видел его. Это был хозяин того постоялого двора, в котором Петр останавливался в свой первый приезд в Преторию.

– Вы не брат Гуго Брюгеля?

За Франса ответил Мемлинг:

– Брат, родной брат… Слушай, дядя Франс, здесь жена Гуго и его внук, твой тезка. Может, хочешь их повидать?

– Зачем? Пусть они делают свое дело, я сделаю свое.

– Ты один приехал сюда?

– Я-то один, да таких, как я, здесь сотни две.

Приглядевшись, Петр заметил, что и верно, буры на склоне этого и соседних холмов незнакомые. Так же деловито и спокойно, как Брюгель, они готовились к своему последнему бою на подступах к родному городу.

– Антонис, поговори с людьми. Человек сто надо бы перевести на левый фланг, там у нас жидковато.

– Переведу, коммандант. – Мемлинг тронул коня. – До свиданья, дядя Франс.

Петр молча поклонился и отъехал…

Разговаривая с артиллеристами, он шагах в пятистах от батареи увидел санитарные палатки. Откуда им быть? Медиков с его коммандо не было.

– Это русские из санитарного отряда, – объяснил один из артиллеристов. – Доктор Иван.

«Давыдов», – смекнул Петр.

У палаток его встретила Елена Петровна, обрадовалась:

– Петр Никитич? Славно-то как! Мы вас так часто поминаем с Иваном Николаевичем! – И пожаловалась: – Упрямец, ох какой он упрямец! Ведь наши все уже собираются домой, указание получено, выехали из Претории вместе с правительством Крюгера. А Давыдов уперся – жаждет, видите ли, защищать уже павшую столицу.

Жаловаться-то она жаловалась, а втайне гордилась. В ближней палатке негромким сипловатым голосом кто-то напевал по-русски:

Сынов у меня семеро,

Двоих уж нет в живых,

А за свободу борются

Пять юных остальных.

Трансваль, Трансваль, страна моя,

Горишь ты вся в огне…

Откинув полог, из палатки выглянул Давыдов с недомотанной лентой бинта в руках и тут же, на полуслове оборвав песню, бросился к Петру: