Записки партизана - Петр Игнатов

Утром, выставив дозоры, мы снова легли спать. Только Евгений отказался от отдыха и заявил, что уходит с Геней в станицу Георгие-Афипскую в разведку. Глаза его ввалились, на щеках пылал горячечный румянец. Ветлугин и Янукевич напрасно старались убедить его в том, что ему больше, чем всем нам, необходим отдых и сон.

Евгений, внимательно выслушав все доводы, улыбнулся, как всегда, весело и приветливо и ответил, что никогда еще не чувствовал себя таким бодрым и сильным.

Спорить было бесполезно: раз задумав какое-либо дело, он доводил его до конца.

Эта же операция была его давней мечтой, он придавал ей очень большое значение, ждал ее.

И он говорил правду: ни усталости, ни болезни своей он не чувствовал.

Двое суток разведчики сидели на высоких деревьях, лежали в кустах, прятались в ямках, следя за шоссе, за дорогой, за железнодорожным полотном. Мы должны были знать буквально все: как и когда сменяются караулы, как часто ходят дозоры, и расписание поездов, и есть ли закономерность в движении автомашин по дороге…

Разведчики, сменяясь, наблюдали, слушали, записывали. Основная же наша группа, отдыхая днем, по ночам спускалась к воде и снова бродила бесшумно по кустам и рощам, по колючему терну, меняя места ночлега.

Наконец десятого октября вечером Евгений доложил, что все наблюдения закончены, Удобнее всего рвать на четвертом километре от Георгие-Афипской: там дорога, шоссе и железнодорожное полотно близко подходят друг к другу. Автомашины шли только днем. Поезда же регулярно проходили четвертый километр в восемь часов утра и в четыре часа вечера.

Партизаны все повеселели: трудное дело подходило к концу, ночь обещала нам покой и отдых: в полночь мы подберемся к полотну, быстро закончим минирование и отойдем до утра в горы…

Собранные, подтянутые, молчаливые, как перед решающим тяжелым боем, все отправились закладывать мины.

Если бы человеку дан был дар предвидения! Если бы в ту проклятую ночь я мог знать, что в последний раз вижу своих сыновей!.. Властью отцовской любви я сумел бы приказать им остаться на месте и сам пошел бы на гибель вместо них.

Годы прошли, но я помню каждую минуту этой страшной ночи. Я хотел бы ее забыть — сердце помнит и ласковый смех Евгения, и нежные прикосновения Гени.

Был холодный вечер. Мы вышли из леса. Впереди — дальняя разведка во главе с Евгением, по бокам — дозоры, сзади — арьергард автоматчиков.

Перед нами открылось поле, голое, неприютное. За ним тянулось железнодорожное полотно с высокими тополями по бокам, а за полотном — шоссе и дорога. Сзади, как призраки, стояли далекие горы.

Неожиданно над Георгие-Афипской, а затем и на Северской вспыхнул белый свет. Его сменил зеленый, потом красный. Они перемежались, гасли и снова загорались. В этой последовательной смене цветов была определенная закономерность. Но разве мы могли отгадать, какое важное сообщение передают по линии фашисты своим световым телеграфом? Если бы отгадали, остались бы в живых Женя и Геня…

Телеграф работал минут пятнадцать. И снова стало темно и тихо вокруг.

Но Евгений встревожился:

— Надо торопиться, надо очень торопиться… Что-то случилось.

Вперед — искать проходы в терне — вышла разведка и будто провалилась в темноту ночи.

Но вскоре у полотна заквакала лягушка: Евгений докладывал, что путь свободен.

Мы подошли к краю насыпи. На руках подняли на шпалу переднего. Он втащил другого. Каждый поднимался осторожно, стараясь не касаться ногою песка насыпи. Тем же способом спустились вниз.

Группа прикрытия ушла в кусты. Заняли свои места дозоры. Минеры приступили к работе.

Через час мы должны были все кончить…

Помню, как Геня вместе с Янукевичем финским ножом выкопал ямку на профилированной дороге, землю выгреб на разостланную стеганку, а лишнюю, собрав в шапку, унес в глубину кустов.

Помню, как стоял Геня перед Янукевичем, протягивая ему минный ящик. Тот зарядил его взрывателем и осторожно опустил в землю. Геня тщательно замаскировал ямку…

Потом, закинув карабин за плечи, Геня, веселый, оживленный, носился по дороге, закладывал мины и выполнял распоряжения Янукевича.

Он пробежал мимо меня к железнодорожному полотну, где работали Евгений и Кириченко, задержался на секунду, спросил:

— Ты не озяб, папа? Смотри не простудись.

Уже была вырыта ямка под рельсовым стыком и уложены в нее две противотанковые гранаты, когда Геня, подбежав, добавил свою, третью. И засмеялся:

— Пусть и меня фашисты вспомнят на том свете!

Под шпалу рядом с гранатами легли толовые шашки. Кириченко выдернул флажок предохранителя, снял накладку. Евгений замаскировал полотно, отделал насыпь «под елочку».

Мина на полотне была почти готова. Оставалось только выдернуть последнюю шпильку у предохранителя. Но это должен был сделать один минер, когда все отойдут в степь. Кириченко с Евгением поспешили на профилированную дорогу.

Я спокойно ждал, когда на дороге работа будет закончена.

Пока все шло так, как было задумано.

Мы решили не минировать старое шоссе; оно было так разбито, что немцы им не пользовались. «Закончим минирование профиля и отправимся домой, в горы», — думал я.

И в эту минуту со стороны Георгие-Афипской возник еле слышный в ночи звук. Он становился все громче. Быть может, самолет вылетел на ночную бомбежку?..

С каждой секундой шум становился отчетливее и яснее. Возник и влился в этот шум какой-то новый звук. Звуки множились, нарастали. Вскоре ясно стало слышно…

Поезд!

Из-за поворота, набирая ход под уклон, на всех парах шел тяжелый состав. А рядом с ним, по шоссе, мчались броневики.

Так вот о чем говорил своими огнями проклятый гелиограф!

Не теряя ни секунды, нужно было принимать решение: уходить в горы. Но в «волчьем фугасе» на полотне еще не была снята шпилька у предохранителя. И шоссе старое было свободно. Немцы вырвутся на него. Зажмут нас в клещи…

Мимо меня стрелой пронеслись сыновья. Заряжая на бегу последние две мины, они побежали к шоссе. Быстро заминировали обе колеи и выскочили к полотну.

Паровоз был уже рядом. Вырывалось пламя из поддувала. Гремели буфера.

Ребята бросились навстречу поезду.

— Что они делают? — прокричал над моим ухом Ветлугин. — Разве можно в этой кромешной тьме найти крошечную шпильку предохранителя!

Нет, они задумали другое: у них в руках были противотанковые гранаты. Они решили бросить их, чтобы от детонации взорвался «волчий фугас».

Я выхватил свою тяжелую гранату, побежал за детьми…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});