Битвы с экстрасенсами. Как устроен мир ясновидящих, тарологов и медиумов - Гэри Нанн

также о том, где можно задавать вопросы и получать ответы, связи, страстную увлеченность своим предметом. Обе стороны склонны к миссионерству – именно поэтому и те и другие проводят масштабные фестивали, охотно появляются в СМИ и пишут книги.

Именно поэтому экстрасенсы говорят зрителям, что у каждого есть интуиция, но лишь единицы ею пользуются, и именно поэтому скептики повсюду следуют за ними и публикуют свои открытия в собственных журналах. И те и другие описывают своих прототипических персонажей: злодей (Сильвия Браун для скептиков, Джеймс Рэнди для экстрасенсов); предатель (Джеймс Бирн со стороны экстрасенсов). Есть и заметные фигуры, которые добавляют колорита: Салли Морган, Дерек Акора, Мистик Мэг – на стороне экстрасенсов, Деррен Браун, Дороти Дитрих, Гарри Гудини – на стороне скептиков.

Другими словами, у них больше общего, чем им кажется. Если убрать главный критерий различия (эмпирическое мышление vs следование инстинктам и духовному опыту), то мы увидим два удивительно схожих сообщества.

Я делюсь этой мыслью с Ричардом: определяющая черта скептиков – принадлежность к сообществу единомышленников, с которыми можно общаться и делиться мыслями, чувствуя себя частью чего-то большего и черпая в этом уверенность. Сдается мне, что это чувство общности не менее, а может быть и более важно, чем собственно критическое мышление.

Ричард снова пожимает плечами.

– Ну да, все как у филателистов, шахматистов, экстрасенсов, религиозных людей. Это обычное человеческое поведение: единомышленники объединяются, чтобы поговорить о том, что их интересует, – говорит он. У меня возникает чувство, будто он пытается приуменьшить мое открытие: что у скептиков и экстрасенсов больше общего, чем различий. Их убеждения составляют их работу, религию, образ жизни. Они заполняют одни и те же лакуны, они одинаково любознательны, одинаково чувствуют себя увереннее в компании себе подобных, и в них есть похожий элемент эксцентричности.

Американский профессор Рэй Хайман, один из основателей современного движения скептиков (сейчас ему уже за 90), довольно желчно отзывается о сообществе скептиков:

– Они [скептики] строят свои центры по всему миру… очень дорогие центры. Они постоянно проводят кампании по сбору средств… Скептики заняты выяснением отношений между собой… Они не сделали ничего полезного там, где могли бы сделать многое.

По его мнению, вместо того чтобы заниматься бессмысленным самокопанием, им следует сосредоточиться на пропаганде своего образа мышления во внешнем мире:

– Дать людям инструменты мышления, помочь им научиться думать лучше.

Последнее, что мы обсудили с Ричардом перед тем, как он взял свою сумку с ложками и ушел, – значение термина «скептик».

Во-первых, это слово превратили в ярлык и демонизировали: скептик – кайфолом, зануда, который разрушает магию, циник, который портит всю атмосферу, бунтарь, который якобы все знает. На уровне сообщества скептики хотят исправить эту несправедливость. Они хотят реабилитировать слово «скептик» и распространить более адекватное его понимание: это человек, который предпочитает доказуемые факты, науку и эмпирические выкладки чувствам, инстинктам и интуиции.

В нашу эпоху постправды это важнее, чем когда-либо. «Не верьте им, они просто скептики», – классический ответ оскорбленного экстрасенса на обвинения в мошенничестве. Это часть той же парадигмы, в которой ученых и слишком любопытных журналистов, задающих неудобные вопросы, уничижительно называют «элитами», которые пытаются сохранить какие-то свои привилегии или навязать свою прогрессивную повестку в ущерб широким массам.

В чарующем мире магии, где некоторые люди видят источник удовольствия и развлечения, скептики неизбежно видят элемент надувательства, с которым они пытаются бороться, заявляясь на мероприятия типа Mind Body Spirit и дискредитируя одного экстрасенса за другим. Но ведь кто-то приходит туда просто развеяться, ненадолго погрузиться в атмосферу чуда, когда большой мир становится слишком тягостным. Они сами хотят попасть в паутину, где их ждет ПАУК.

Скептики продолжают долгую традицию отщепенцев: безбожников, иноверцев, еретиков, отступников и инакомыслящих. Долгое время слово «атеист» было в какой-то мере оценочным – синонимический ряд включал в себя такие понятия, как «пустой», «безнравственный», «бессмысленный» и даже «варварский». Именно поэтому, еще будучи подростком, я вступил в Британскую гуманистическую ассоциацию – сообщество атеистов и агностиков, которое пропагандирует этичность без религии, основанную на особенностях современной жизни, а не на устаревшей древней книге. Называть себя гуманистом казалось приятнее, милее, точнее и осмысленнее, чем атеистом, секуляристом или скептиком (это было до того, как я изменил свои убеждения и стал агностиком, не перестав при этом быть гуманистом). Если жизни после смерти не существует и у Вселенной нет никакого явного смысла, люди могут сами создавать смыслы своей жизни, стремясь к счастью и помогая другим его достичь.

В каком-то смысле это классический ответ скептика на обвинения в бесчувственности, безнравственности, варварстве и отсутствии каких бы то ни было интересов, кроме гедонизма и солипсизма.

К тому же звучит душевнее.

Стигматизация скептиков пошла на спад в последние годы, с появлением мыслителей вроде Кристофера Хитченса и, пожалуй, самого известного – Ричарда Докинза, которые переломили ситуацию, слегка улучшили репутацию скептицизма и даже сделали его модным и привлекательным.

Но затем со словом «скептик» произошло кое-что неприятное: его кооптировали люди, которые называют себя climate-change sceptics (скептики в отношении климатических изменений) и vaccine sceptics (скептики в отношении вакцин). Ричард Сондерс в свою очередь часто задает вопрос, который будто причисляет его к сторонникам теорий заговора: «А, так вы скептик? Значит, вы не верите в высадки на Луну?» Произнося это, он закатывает глаза.

Проблема с ярлыком скептика заключается в том, что слишком многие люди навешивают его на себя без всяких на то оснований. Ричард говорит, что кое-кто пытается спасти свою репутацию, заявляя, что он скептик в отношении какой-нибудь «чепухи», – и при этом каждую неделю читает гороскоп, раз в год ходит к экстрасенсу и в глубине души верит, что медиум действительно общался с его покойной тетушкой Сью.

– Будьте осторожны с людьми, которые называют себя скептиками, – предостерегает он. – Как правило, за плечами у них не стоят годы учебы, научной работы и расследований, как у меня. Для них это просто слово, ярлык, значения которого они не понимают.

Ему вторит профессор Рэй Хайман:

– Ни разу в жизни я не встречал апологета паранормальности, который не начал бы свою аргументацию словами: «Я тоже скептик!»

Скептики в свою очередь активно пользуются лингвистическими приемами, чтобы уязвить соперников. Так, многие из них используют термины «экстрасенс» и «медиум» исключительно в сочетаниях вроде «человек, утверждающий, что он экстрасенс» – ввиду отсутствия убедительных доказательств, подтверждающих их способности. В этом смысле экстрасенсы не более реальны, чем, к примеру, единороги.

Узнав все это, я решил уделить немного времени знаменитому разоблачителю, главному скептику всего мира Джеймсу Рэнди.

У меня был экземпляр его главной книги «Flim-Flam! Вся правда о единорогах, парапсихологии и других заблуждениях», выпущенный в год моего рождения – 1982-й.