Последний ребенок - Джон Харт

сказать.

— Помнишь ту книжку, которую мы читали на английском? «Повелитель мух»? Про мальчишек на необитаемом острове, про то, как они одичали без взрослых, потому что их некому было направить. Они там делали копья и раскрашивали себя кровью. Носились по джунглям, охотились на кабанов, били в барабаны… Помнишь?

— Ну да. И что?

— Вчера они были нормальные, а сегодня правила уже ничего больше не значат. Они придумывают свои правила, свои верования… — Джонни помолчал. — Иногда я чувствую себя как те ребята.

— Они же пытались убить друг друга. Они там спятили.

— Спятили?

— Да.

Джонни пожал плечами.

— Мне эта книжка нравится.

— Ты — придурок.

— Может быть.

Джек снял нитку с брючины, посмотрел на лестницу, обвел взглядом бетонный пол.

— Ты же вроде своего дядю Стива терпеть не можешь.

Джонни объяснил ситуацию со службой соцобеспечения и детективом Хантом.

— Вот потому и пришлось.

— Я для этого копа ничего такого делать не стал бы, — сказал Джек.

— Ты о чем?

Джек помахал рукой.

— Слышал кое-что от отца. Ну о чем копы между собой треплются.

— И о чем же?

— Ну вроде того, что ему нравится твоя мама. Что они были… ну знаешь…

— Чепуха.

— Так мой отец говорит.

— Твой отец — лжец.

— Может быть.

Мальчики замолчали. Впервые обоим стало неуютно вместе.

— Хочешь остаться на ночь? — спросил Джонни. — У Стива…

— Мне с тобой водиться отец не разрешает.

— Почему?

— «Повелитель мух», старик. Он считает, что ты опасен. — Джек прислонился к стене головой. Джонни сделал то же самое. — Опасен. Это круто.

— Чего ж крутого, если нам и потусоваться нельзя?

Они снова замолчали.

— А мне твой отец нравился, — сказал Джек. — Я с ним даже про руку забывал, как будто это и неважно вовсе.

— Так и есть, неважно.

— Я свою семью ненавижу.

— Нет, не ненавидишь.

Джек обхватил руками колени и крепко, так, что побелели костяшки, сжал пальцы.

— Помнишь, я в прошлом году сломал руку?

Рука была слабая и ломалась легко. Джонни помнил по меньшей мере три раза, когда видел Джека в гипсе. Но случай в прошлом году был самый тяжелый — кость сломалась тогда в четырех местах. Чтобы собрать ее, потребовались операции: винты, скобы и прочие железки.

— Помню.

— Это Джеральд сделал. — Голос Джека звучал как будто из колодца. — Поэтому отец и купил мне новый велосипед.

— Джек…

— И поэтому я на нем не катался.

— Вот же хрень.

— Я своих ненавижу.

Глава 28

Хант стоял в кабинете шефа полиции. По углам красовались флаги, на одной стене висели фотографии босса с высокопоставленными функционерами штата: вице-губернатором, бывшим сенатором, актером, лицо которого показалось детективу смутно знакомым. Снимки с детьми расположились на боковой тумбе. На письменном столе лежала местная газета, а рядом с ней — газеты из Уилмингтона, Шарлотт и Роли. Все их объединяла одна деталь: фотография Джонни на первой странице. Боевая раскраска и перья, кровь и кость.

Дикий индеец.

Заполнив собой кресло, шеф отклонился назад и скрестил руки на животе. Вырезанные гневом, в уголках глаз залегли глубокие бороздки. Вид у него был усталый, засаленные волосы тускло блестели на лбу. У стены маячил шериф округа, сухощавый мужчина за шестьдесят, с потрескавшейся кожей на костяшках пальцев и тяжелыми мешками под глазами. Должность шерифа он занимал почти тридцать лет; люди побаивались его крутого нрава и уважали как человека, знающего свое дело. Как и шеф полиции, шериф выглядел не лучшим образом, а детектива встретил изучающим взглядом темных, непроницаемых глаз.

Хант, однако, не дрогнул.

— Ты представляешь, сколько народу работает в департаменте? Сколько уже на службе и сколько готовятся?

— Очень даже представляю.

Шеф кивком указал на шерифа.

— А в службе шерифа? Представляешь?

— Полагаю, тоже немало.

— И как, по-твоему, будут чувствовать себя все эти люди, если мы разрешим тебе копаться в их личных делах? В конфиденциальных документах?

— У меня есть основания…

— Мы видели ваши основания, — режущим голосом перебил его шериф, меняя позу. Плечом он по-прежнему подпирал стену, но большие пальцы сунул за тяжелый черный ремень. — И ни один из нас так и не смог определить, что это за слово. Может, «коп», а может, что-то еще. Может, мальчишка ошибается.

Шеф подался вперед.

— Или озорничает.

— Или спятил и сам не понимает, что делает.

Хант посмотрел на шерифа.

— При всем уважении, согласиться с вами не могу.

— А ты что, экспертом заделался? — Шеф постучал пальцем по газетам. — Посмотри на него.

Одного взгляда на фотографию было достаточно, чтобы согласиться с уже готовым решением: перья, растрепанные волосы, застывшая в ужасе Тиффани и пустые от шока глаза.

— Понимаю, как это выглядит со стороны, но мальчишка сообразительный. Если он думает, что видел копа, то для этого есть причина.

— Мальчишка утверждает, что все придумал, — снова перебил детектива шериф. — Вы сами это сказали. И с меня достаточно. Ничего больше я и слышать не хочу.

— Джонни опасается, что соцслужба отнимет его у матери, единственного родного человека. Он думает, что с Бертоном Джарвисом был связан какой-то полицейский. — Хант уже не мог скрыть отчаяния. — Он напуган, понимаете? И защищается.

— Кроме предположений этого мальчишки, у тебя есть какие-либо другие основания полагать, что полицейский, один из наших, может быть замешан в эту грязную историю?

— Наручники, которые были на Тиффани Шор, того же образца, которым пользуется полиция.

— Такие можно найти на любой приличной распродаже, — возразил шериф.

— Это сильная косвенная улика, особенно если рассматривать ее в связке с наблюдениями Джонни.

— С наблюдениями, как ты выражаешься, мы закончили, — заявил шеф.

— Наручники Тиффани Шор можно связать с каким-то департаментом? — спросил шериф. — Серийный номер? Что-то еще?

— Нет.

— С местом преступления? С прошлым Джарвиса? С его участком?

— Нет. Но ведь мальчик уже установил опасного преступника, успешно скрывавшегося до сих пор. Личные дела — следующий логичный ход. Если он прав, мы избавим общество от еще одного плохого парня. Если ошибается, никто не пострадает.

— Никто не пострадает? Побойся бога, Хант. — Шеф положил руки на стол. — Разрешить тебе доступ к личным делам значит вызвать общее недовольство, не говоря уже о том, что я, вероятно, нарушу уйму статей трудового законодательства. А если случится утечка и пойдут слухи, то нас ждет еще и проблема имиджа.

— Так оно и будет, — согласился шериф.

— Мало того что из-за мальчишки я выгляжу полной задницей на национальном телевидении, так ты — мой ведущий детектив, моя правая рука, как мне, по крайней мере, говорили — втянул департамент в судебную тяжбу с одним из самых уважаемых