Мастер (СИ) - Марфа Метель

— Мне сказали, что некоторые из вас похулиганить любят? — спросила она строго. Головы некоторых покаянно опустились, в том числе рыженькая девчачья. — Ваше наказание….

Головы совсем поникли.

— Будете заниматься с преподавателями. В такой прекрасный солнечный денёк.

— Всем остальным, кто вёл себя хорошо… я разрешу пошалить от души.

Дети оживились. Здесь были не только воспитанники пансиона, но и дети людей, живущих в замке. Различий между ними не делали.

— К нам едут гости. Нежеланные гости. Очень-очень нежеланные. Без предупреждения о приезде. Давайте окажем им незабываемый приём. Здесь двенадцать комнат. Все они чистые. Разрешаю попрыгать на кроватях, притащить пыль и песок. Условие — ничего не ломать и не рвать. Лёгкий бардачок. Убираться потом будут наши хулиганы, — в строю послышались возмущённые возгласы. — Шоколадом и вареньем не пачкать, если только платья и камзолы наших «дорогих гостей», особенно высокого дяденьки с белыми волосами, к которому будут обращаться Ваше Сиятельство или герцог. Разрешаю лезть к ним с распростёртыми объятьями и перепачканными руками. Когда мы придём к вам в гости, разрешаю покричать и побаловаться, побегать, попрыгать и вообще веселиться в своё удовольствие, пока наши гости здесь. НО. Без членовредительства. После их отъезда вы становитесь хорошими и послушными, в меру. На этом с вами всё. Жюли, проследи.

Жюли слегка ошарашенная кивнула

— Они же превратят замок в руины, — проговорила она.

Манон внимательно посмотрела на детей.

— Если они превратят его в руины, им негде будет жить, — дети задумались, — и вдобавок, все получат ЛИЧНО от меня ата-та по задницам. И мои дорогие, это серьёзная операция, шалите с умом. Вы — мой маленький гарнизон по защите замка.

Прониклись серьёзностью момента. Уходили, обсуждая, где лучше взять грязь и песок. И очерёдность попрыгушек на кроватях. Хулиганы подсказывали, как знающие в этом толк специалисты.

Маркус подошёл сзади, потёрся носом о её шею и сказал:

— Стра-ашная женщина.

— Не надо было будить во мне зверя, — развернулась к нему, поцеловала быстрым поцелуем в губы. — Теперь в казармы и на кухню.

Попросила капитана построить всех гвардейцев, не занятых по службе во дворе. Сейчас прохаживалась мимо и внимательно рассматривала. Они следили за ней неотрывно.

— Господа гвардейцы, к нам едет… герцог, ему здесь не особо рады. Но делать нечего. Он наш сюзерен. Солдат охраны разместят в ваших казармах. Капитан, займитесь этим. К солдатам отнестись нормально, они люди подневольные, под присягой ходят. Что касательно свиты. Следите внимательно, предполагается заговор против герцога. Нельзя допустить, чтоб с ним или его братом приключилась неприятность типа смерти. Женщинам строить глазки, подмигивать, отпускать сальные шуточки — разрешаю. Руки не распускать. За женщинами тоже следить. Дальнейшие инструкции получите от капитана. Соледат, возьмите ножи у Солера, он с ними уже час таскается.

— А может, они мне дороги, как память? — заметил Маркус, передавая ножи капитану.

— И о чём же?

— О замухре.

— О захухре, — поправила Манон.

— Во, о захухре, не терпится посмотреть, как оно выглядит в реальности.

— Скоро приедет… Теперь на кухню, — скомандовала, подавив зевок.

На кухне был дан инструктаж такого плана: гостей кормить без изысков, по-простому. Вино нещадно разбавлять водой. На десерт — чёрствые булочки. Никаких фруктов. А что вы хотели… приехав в гости без приглашения к безумной баронессе. Рацион у гарнизона и детей остаётся неизменным. Так же прислуга была предупреждена, что у них по приезду гостей даются три дня выходных. Остаются только те, кто обслуживает гарнизон, детей и кухню. Им будут предоставлены выходные, как только уедут гости.

Выйдя с кухни, Манон широко зевнула, несколько раз прикрыв рот ладонью.

Маркус без слов подхватил её на руки и отнёс на этаж, предназначенный для хозяев замка. Манон осталась в своей комнате, не стала переезжать в апартаменты барона. Маркус жил в комнате в конце коридора, она была следующей за Манон.

Усадил на постель, помог раздеться, уложил под одеяло. Поцеловал почти заснувшую Манон и ушёл к себе.

Лёгкие касания от шеи и до самых пяточек ощущалиcь, как в тумане. Чуть шершавые ладони ласкали бёдра, упругие ягодицы, всё ниже, ниже, пока не коснулись самых чувственных точек.

Шёпот пробудил окончательно.

— Ночка, ты такая соня, — губы Маркуса присоединились к исследовательской деятельности. Манон хотела перевернуться на спину, но его рука легла между лопаток, прижимая к постели. — Т-щ-щ-щ, полежи так.

Губы его нежно целовали рубцы на спине, оставленные плетьми Клода. Пальцы его ласкали её там: вверх, вниз, полукруг, надавили, замерли у самого входа, вновь заскользили вверх, желая ещё спящему телу доброго утра. Ласки пробуждали, заставляя тело отвечать, прогибаться и ёрзать.

— Маркус, а я долго спала? — спросила Манон, расслаблено нежась в утренних ласках.

— Почти сутки.

— Сколько?! — она попыталась встать, но властная рука вновь прижала её к кровати, а пальцы вошли внутрь, заставляя забыть, застонать и приподнять ягодицы, давая разрешение на вторжение. Руки и губы Маркуса неистово ласкали, стирая память о том, как возникли её шрамы, замещая новыми ассоциациями и воспоминаниями. Этого мужчину не смущали и не отталкивали её шрамы. Он любил её с ними.

Она отогревалась, оттаивала в его пламени, не бешеным лесным пожаром, пожирающим всё, оставляющем пепелище — так любил Тигран, а уютным, горящим для неё, согревая и разжигая ответное пламя. То пламя, которое горит в каждом доме, обогревая, позволяя сготовить на себе пищу, сидеть тихим вечером, любуясь танцующими языками. Заниматься любовью на освещённом его пламенем пятачке Вселенной, когда вокруг тьма…

Тело её послушно прогнулось под его руками, покоряясь ему, раскрываясь навстречу. Рука его по-прежнему лежала на её спине, уже не контролируя, а лаская. Задранные вверх ягодицы, вторящие его движениям внутри её. Вытянутые руки женщины вцепились в кованое изголовье кровати. Твёрдые соски тёрлись о льняную простыню. Правая рука мужчины накрыла лобок, средний и безымянный пальцы легли на «маленькую горку», зажимая между собой, поглаживая, стискивая и надавливая. Тёмное, тяжёлое, медленно накатывающее наслаждение сотрясло тело под ним. Тогда и он, вжимаясь до предела в горячее тело, отпустил себя, отдаваясь уносящей прочь стремнине…

Когда внешний мир вновь стал существовать для них, Маркус прижал её к себе, она свернулась змейкой у него на груди, упиваясь минутами единения.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});