Одинокие боги - Луис Ламур

Будет ли Лос-Анджелес лишь местом, где заключаются торговые сделки? Останется обыкновенным рынком или станет одним из самых красивых городов мира?.. Ведь все великие знаменитые города славятся своей красотой...

Так говорил учитель Фразер.

Постепенно наше обучение становилось все труднее. Он последнее время стал много задавать на дом, особенно по письму и чтению. Мы шли в школу и возвращались домой обыкновенно по центральным улицам, каждый раз обходя стороной Сонора-Таун, хотя многие его жители, мы знали это, были неплохими людьми. Этот район служил и местом сборища всякого сброда, бандитов. В городе, как перед грозой, ощущалась нервозность, словно предзнаменование грядущих неприятностей.

Нередко я задумывался над словами мисс Нессельрод о нашем с нею одиночестве. Не поэтому ли она предложила мне крышу своего дома? Не видела ли в моей судьбе повторение того, что когда-то произошло с ней самой? А может быть, существовали и какие-то иные причины?..

Как-то раз она посоветовала: «Не бойся. Маленький страх вызывает осторожность, большой парализует волю. Используй же его как стимул, но не позволяй себе оказаться в его власти».

Вот почему теперь, возвращаясь из школы, я каждый раз менял свой маршрут, два-три дня шел одним путем, потом другим. Тропинок было протоптано много, но чаще я пробирался фруктовыми садами или шел по таким дорожкам, где не ступали копыта лошади ни одного всадника, а ведь все калифорнийцы скакали на лошадях и презирали пеших.

Прошло немало времени с тех пор, как я стал ходить новыми, уже полюбившимися мне маршрутами, когда вдруг однажды увидел дона. Мисс Нессельрод говорила, что он редко наведывается в город, не выходя с ранчо иногда по несколько месяцев подряд. И вот наступил день, когда однажды, выбираясь из чьего-то сада, я услышал за собой топот копыт и обернулся, чтобы посмотреть на всадников.

Я не мог ошибиться. На великолепном жеребце, в седле, отделанном серебром, сидел красивый пожилой человек. Борода и усы его были белы. На этот раз его сопровождало шестеро, и одного из них я сразу вспомнил: нос его надвое делил шрам, это он когда-то хотел убить меня в пустыне.

Всадники проскакали мимо, но не успела еще на дороге осесть пыль от копыт их лошадей, как я уже перемахивал через забор, ограждающий двор мисс Нессельрод.

Усевшись на забор и давая своей лошади полакомиться морковкой, я подумал о поведении своего дедушки. Его ненависть была непомерной, испепеляющей. Мисс Нессельрод говорила как-то, что непомерная гордыня — это глупость, но раз уж она существует, с ней приходится считаться. Но ненависть...

В тот день я не пошел в лавку, оставшись дома. И все думал о недавней встрече. Удивительно, но я испытывал какую-то невольную симпатию к моему деду. Может быть, оттого, что мы все же были связаны узами родства? Или почему-то еще?

Эта гордость объяснялась его корнями, знатным происхождением. Об этом говорили когда-то и мои родители, да и многие другие. И то, что его дочь посмела выйти замуж за бедного моряка, стало для деда позором, несмываемым на его роду пятном. Начитавшись романов Вальтера Скотта и других писателей, я представлял себе, что означал подобный шаг единственной дочери для столь знатного семейства моего деда.

Наш мир разительно отличался от его: наш основан на собственных достижениях, честно выполняемом долге, а мир моего дедушки — на элементарном существовании.

Все, что он имел и чем гордился, в одночасье внезапно разрушилось. Неохотно, но я постарался встать на его точку зрения, хотя и не принимал ее.

Вечером я поделился с мисс Нессельрод своими мыслями, и она сказала:

— Иоханнес, ты, я вижу, вырос. Стал мужчиной и хорошим человеком.

В городе продолжали происходить разнообразные события, некоторые Фразер пытался объяснять нам, своим ученикам, но очень осторожно, чтобы невозможно было определить, кому он сочувствует, а кому — нет, чью точку зрения разделяет.

Калифорнийцам никогда не нравились идеи собственных правителей, которые всегда назначались властями Мексики. Одних правителей любили, других просто терпели, ибо те приходили к власти лишь затем, чтобы обогатиться, а потом тихо исчезнуть. Таким оказался и Мичелторен, удравший из Калифорнии после кровавой схватки в долине Сан-Фернандо. Губернатором Лос-Анджелеса стал дон Пио Пико.

Я частенько встречал его на площади. Это был дородный, красивый мужчина, за простецкими манерами которого нередко скрывалась прирожденная проницательность, умение управлять людьми и событиями.

Все внезапно переменилось. Седьмого августа 1846 года коммодор Р. Ф. Стокман с небольшой флотилией бросил якорь около Сан-Педро, и на берег высадилось четыреста человек в сопровождении легкой артиллерии. Быстро продвинувшись, отряд захватил Лос-Анджелес. Губернатору Пико и генералу Касто удалось бежать и скрыться в Соноре.

Позже, когда Фремонт и Стокман вернулись в Сан-Франциско, калифорнийцы отбили город у лейтенанта Геллеспо.

Горожане в те дни все куда-то торопились, по улицам ходили быстро, то и дело собираясь в кучки, обсуждая происшедшее.

Мисс Нессельрод испытывала раздражение.

— Этого не должно было случиться, — негодовала она. — Англичанам надо быть более тактичными...

Но мексиканцы такими не оказались, и менее всех — лейтенант Геллеспо, который и пострадал за это.

О многом, происходящем тогда в городе, я ничего не знал. Вечером приехал Джакоб Финней и на случай возникновения беспорядков решил остаться в нашем доме.

— Твой дед вернулся на свое ранчо, — известил он. — Уехал прошлой ночью, поэтому несколько дней можешь жить спокойно.

— Вы видели мистера Флетчера? — спросил я.

— Знаю, что он в городе. Ты не встречал его? — взглянул на меня Джакоб.

— Он приходил сюда, в лавку. Мне он не нравится.

— Мне тоже. — Финней пристально опять взглянул на меня. — Флетчер... Интересно!.. Неприятный человек! — Финней продолжал плести сыромятную плетку. — Чувствую, что однажды у нас с ним возникнут проблемы.

— Он угрожал мне, — признался я Джакобу и рассказал обо всем, что произошло недавно.

Он слушал меня внимательно, не прерывая.

— Ну, малыш! Ты явно вырос! И ничего не бойся. Если он еще раз появится здесь, скажи, что ты ничего не знаешь, ничего не слышал, и посоветуй обратиться прямо ко мне.

Он отложил в сторону плетку, подошел к окну, всматриваясь в темноту.

— Сегодня попозже должен приехать Келсо.

Что-то, я заметил, еще его беспокоило. Он снова взялся за плетку, потом опять отложил, еще раз подошел к окну, вышел во двор и заглянул в загон.

— У тебя еще целы твои пистолет и ружье? — поинтересовался он, вернувшись.