Вечная ночь - Полина Дашкова

— А вилла? — спросил Соловьёв.

— Некоторое время она стояла пустая, никто не приезжал, охрана, обслуга, сам Грошев — все уволились. В начале девяностых землю и дом купил какой-то новый русский. Потом хозяева менялись. Теперь это просто частная собственность, там кто-то живёт. А что касается твоего Молоха, он действительно миссионер. Дети, которых он убил, снимались в порно, занимались проституцией. Единственный шанс выйти на него — отлавливать торговцев детьми и трясти их как следует, чтобы они сдавали свою клиентуру. Но этого у нас никогда не допустят. Второй скандал вроде того, что был с сетью «Вербена», вряд ли удастся скрыть от прессы. Кто там может оказаться среди клиентов и покровителей? Ой, не дай бог! Пусть лучше ловят взяточников из ДПС. Пусть ловят жуликов. Пусть разоблачают тех, кто злоупотребляет служебным положением, фабрикует уголовные дела на богатеньких. Воровать и жульничать у нас в России не стыдно. Обижать богатых — святое дело. Даже насиловать не стыдно. Вон, есть губернаторы, которые за это сидели, и не стесняются, наоборот, щеголяют своим половым недержанием. Но только они насиловали совершеннолетних, не детей. Понимаешь, о чём я? За детей даже на зоне убивают до сих пор. Вот так, Дима. И, между прочим, посадить Пьяных в общую камеру было всё равно, что убить.

— Спасибо, Вячеслав Сергеевич, — вздохнул Соловьёв, — вы меня взбодрили и обнадёжили.

— Не за что. Считай, что это просто информация к размышлению, как говорил за кадром моего любимого фильма мой любимый актёр. Вот ты и подумай, поразмышляй на досуге. Что, если Анатолий Пьяных убивал бедных агнцев, чтобы спасти их чистоту, отправить прямиком на небеса? Что, если убивал не Пьяных, и настоящий Давыдовский душитель до сих пор жив? Найди Грошева. Только очень осторожно. У него огромные связи, на самом верху.

— Вы что, думаете, это мог быть он? Он — душитель? Он — Молох?

— Не знаю. Я уже старый. Думай ты, Дима. Ладно, не расстраивайся, сейчас я тебя действительно слегка взбодрю. — Старик, как фокусник, достал из кармана фланелевой домашней куртки гранёный флакон и поставил на стол. — Духи твои из частной коллекции парфюмерного дома «Матерозони» в Риме. Эта фирма двести пятьдесят лет составляет на заказ индивидуальные ароматические композиции. Флакончик твой стоит, вероятно, бешеных денег. На этикетке есть адрес и телефон. Кроме того, имеется индивидуальный номер заказчика. Дальше я разыграл маленький спектакль. Я позвонил по этому телефону. Стал врать на своём дурном английском, будто бы в аэропорту нашёл дорогую дамскую сумочку. Внутри большая сумма денег, но никаких документов. Только косметика, щётка для волос, шоколадка и флакон духов. Как порядочный человек, я хотел бы разыскать владелицу и вернуть ей пропажу.

— Гениально, — улыбнулся Соловьёв.

— Не перебивай меня. Потом будешь аплодировать. Представь, для того чтобы произнести этот текст, мне пришлось сначала залезть в русско-английский словарь. Впрочем, я мучился недолго. Почти сразу трубку взяла барышня, которая отлично говорит по-русски. Оказывается, основной контингент клиентов дома «Матерозони» — русские. Ну кроме, конечно, голливудских звёзд и дюжины каких-то несчастных американских и греческих миллионеров. Так вот, Дима. Владелица этого аромата тоже оказалась русской.

Повисла пауза. Старик возбуждённо пыхтел. Съел конфету, встал, налил воды в чайник. Дима ещё раз рассыпался в благодарностях.

— Синьора Зоя Зацепа, — торжественно произнёс старик, — раньше постоянно жила в Риме. Её муж был дипломатом, работал в посольстве. Теперь они живут в Москве, но в Рим приезжают часто. Любезная барышня дала мне адрес и телефон их квартиры в Риме, итальянский мобильный синьоры и ещё московский. Вот, я все тебе записал.

* * *

Странник сидел в машине и наблюдал, как перекидывает карты электрический клоун на фасаде казино. Он нарочно задержался здесь. Воспоминания питали его дополнительной энергией. Он чувствовал себя непобедимым. Гоминиды, тупые животные, никогда не разгадают его тайну. Каждый из них видит и слышит только себя. Им надо заполнять эмоциональные пустоты, разукрашивать свой бесцветный мир искусственными цветными огнями, добиваться острых ощущений с помощью азартных игр, алкоголя, наркотиков, громкой музыки.

Даже те из них, кто занимается вроде бы серьёзными делами — наукой, бизнесом, искусством, всё равно не могут выбраться из капсулы собственного убогого «я». В пространстве вечной ночи все работает на уничтожение. Самые полезные и разумные игрушки в руках гоминидов становятся вредными и опасными. Бомбы, вирусы, дырки в атмосфере — вот их наука. Войны, безработица, нищета — вот их бизнес.

В основе их так называемого высокого искусства — грязь и мерзость. Классические греческие трагедии описывают порок и безнравственность, ибо ничто иное гоминидов не интересует. Символ эпохи Возрождения Леонардо выкапывал трупы и препарировал их, чтобы достичь совершенства в изображении тел гоминидов.

Клоун перекидывал карты. Реклама притягивала взгляд и навевала воспоминания. Всего сутки назад он ждал здесь самку, боялся, что она не придёт. Если бы она не пришла, Странника бы, наверное, разорвало изнутри.

Двадцать четыре часа прокрутились назад с бешеной скоростью. Странник давно научился поворачивать время вспять и видеть прошлое, как настоящее.

Самка перебегала дорогу. Ладони его стали мокрыми. Сквозь гул машин, сквозь грохот собственного сердца он слышал голос ангела. Это был уже не плач, ангел звал Странника, вёл самку прямо к нему. Ангел чувствовал скорое освобождение и ликовал. Самка не могла сопротивляться, ноги сами несли её к машине.

Но вдруг что-то произошло. Она исчезла.

Только что он видел её силуэт, тонкие ноги в джинсах, ядовито-зелёная куртка, такая яркая, что светилась в темноте, словно пропитанная фосфором. Он лишь моргнул, а её уже нет. Куда она делась?

Он подождал несколько минут, пытаясь унять дрожь. Промокнул бумажным платком вспотевший лоб, вытер ладони. Закурил, тут же загасил сигарету. Самка не появлялась. Странник коротко просигналил. Никакого результата. Он точно знал, что она где-то здесь, рядом. Он слышал зов ангела, который жил в ней, он чувствовал кожей её присутствие совсем близко. Казалось, даже запах её проникает сквозь стекла.

Он просигналил ещё, выкурил сигарету, потом опять просигналил. И она появилась. Взглянув ей в лицо, он понял: только что в сквере она встречалась с кем-то и разговор был ей неприятен. Глаза тревожно блестели. Он спросил, в чём дело. Она долго молчала и заговорила, когда они выехали к окраинам.

Сейчас, когда все уже случилось и прошли сутки, он понимал, что сорваться ничего не могло. Связь между ним, Странником, и ангелом, который зовёт его на помощь, возникает задолго до того, как происходит в вечной ночи реальная их встреча.

В голове у него зазвучал высокий детский голос, так ясно, словно он прокручивал магнитофонную запись.

— Это никто. Просто учитель русского и литературы. Привязался, старый дурак.

Девочка нервничала. Страннику это не нравилось. Её не должны занимать мелочи. Она обязана осознать важность предстоящего момента.

— Успокойся. Ты же сказала ему, что он ошибся.

— Он не поверил. К тому же…

— Что?

— Нет. Ничего. Вдруг он расскажет в школе или маме позвонит?

— А что он за человек?

— Не знаю. Учитель. Наш классный руководитель. Борис Александрович Родецкий. Старый. Кажется, заслуженный какой-то. Типичный отстой. Никогда бы не подумала, что он шныряет по Сети, интересуется порнушкой.

— У тебя есть его номер?

— Зачем?

В темноте глаза её насторожённо блеснули.

— Ну я мог бы позвонить ему, сказать, что я твой близкий родственник, дядя, например.

— У меня нет никакого дяди!

— Но он же этого не знает. Допустим, я долго работал за границей, вернулся и хочу с ним встретиться, поговорить. Пусть он мне расскажет. Мне, и больше никому. Я попрошу его об этом.

Она замолчала надолго. Он не торопил её. Если она согласится, значит, между ним, Странником, и ею, маленькой самкой, установились по-настоящему доверительные отношения. Именно это и нужно. Она должна расслабиться.

— А вообще, ты знаешь, это неплохая идея. Можешь сказать, что ты мамин старший брат. И если какие-то проблемы, пусть тебя вызывают в школу. Допустим, вы с мамой много лет в ссоре, что-нибудь в этом роде. Слушай, как прикольно! Обожаю вешать лапшу на уши! — Она засмеялась.

Её смех резанул по сердцу. Он напомнил ему смех той, первой девочки, с которой всё началось. Странник не мог слышать смеха. Все внутри пылало, кипело, казалось, голова лопнет от напряжения. Но он отлично владел собой и только ласково улыбнулся самке.

Она перестала смеяться, задумалась.

— А если все раскроется? Допустим, мама явится на родительское собрание, этот старый пень скажет: вот, звонил ваш брат. И что тогда?