КГБ - Олег Гордиевский

Однако главными «врагами народа», за которыми НКВД охотилось за границей, оставались ведущие троцкисты. У НКВД были три главные цели: Лев Седов, сын Троцкого; Рудольф Клемент, назначенный секретарем троцкистского Четвертого Интернационала, организация которого должна была завершиться к сентябрю 1938 года; и наконец, сам великий еретик Лев Троцкий, находившийся в изгнании, в Мексике.

Опасения Сталина касательно троцкистского проникновения в НКВД были подкреплены бегством на Запад в октябре 1937 года Кривицкого, друга Порецкого. В ноябре того же года Кривицкий был представлен в Париже Седову адвокатом вдовы Порецкого:

«Когда я встретился с Седовым, я откровенно сказал ему, что пришел не для того чтобы присоединиться к троцкистам, а скорее за советом и из чувства товарищества. Он принял меня сердечно. Впоследствии мы встречались почти ежедневно. Я научился восхищаться сыном Льва Троцкого как личностью. Никогда не забуду бескорыстной помощи и поддержки, которую он оказал мне в те дни, когда за мной охотились сталинские агенты. Он был еще очень молод, но при этом исключительно одарен — обаятельный, знающий, деятельный. На суде в Москве, когда его обвиняли в измене, было сказано, что он получал крупные суммы денег от Гитлера и от японского императора. Я же обнаружил, что Седов живет жизнью революционера, весь день работая на дело оппозиции, нуждаясь в более качественном питании и одежде».

Сталин просто не мог не усмотреть самого зловещего смысла в «почти ежедневных» встречах Седова и Кривицкого. Кривицкий, понятно, не знал о том, что ближайший помощник Седова, Марк Зборовский (он же Этьен) был агентом НКВД и прилежно докладывал о встречах в Центр. Скорее всего эти встречи сыграли свою роль в принятии решения о ликвидации Седова.

Троцкий был строгим отцом, обладавшим несчастливой способностью лишать всех своих детей чувства самоуважения. Он не разделял восхищения Кривицкого преданностью делу и работоспособностью своего сына. В то время как Седов, в бедности и болезнях, пытался продолжать публикацию «Бюллетеня» и следить за распрями, раздиравшими троцкистское движение, его отец гневно писал из Мексики, в январе 1938 года: «Я совершенно не удовлетворен тем, как ведется „Бюллетень“, и я должен вновь поставить вопрос о переводе его в Нью-Йорк».

Отчаянно пытаясь удовлетворить безрассудные требования Троцкого, Седов продолжал откладывать операцию аппендицита, несмотря на рецидивы болезни. После острого приступа, случившегося 8 февраля 1938 года, стало ясно, что откладывать больше нельзя. Этьен помог убедить Седова в том, что избежать наблюдения НКВД можно, сделав операцию не во французской больнице, а в небольшой частной клинике, которой владели русские эмигранты и в которой, хотя Седов ничего не подозревал, вероятно, действовали агенты НКВД. Не успел Этьен вызвать «скорую помощь», как тут же (как он признал позднее) поставил в известность НКВД. Седова прооперировали вечером того же дня. В течение последующих нескольких дней он шел на поправку. Якобы по причинам безопасности, Этьен отказался сообщить французским троцкистам адрес клиники (который он ранее сообщил НКВД). Седова посещали только его жена Жанна и Этьен. 13 февраля произошло неожиданное и таинственное обострение болезни. Седова обнаружили бредущим по коридору клиники и выкрикивающим что-то в бреду. Хирург был настолько ошеломлен состоянием Седова, что спросил у его жены, не мог ли тот пытаться покончить с собой. В ответ на это Жанна расплакалась и сказала, что его, должно быть, отравили агенты НКВД. Состояние Седова быстро ухудшалось, несмотря на неоднократные переливания крови; 16 февраля он умер в мучениях. Ему исполнилось всего лишь тридцать два года.

Рутинная проверка определила причины смерти как послеоперационные осложнения, сердечную недостаточность и низкую сопротивляемость. Хотя доказательств причастности НКВД к смерти Седова не имеется, что, впрочем, неудивительно, вполне вероятно, что именно вмешательство НКВД и послужило причиной этой смерти. В НКВД в то время уже действовало серьезное медицинское подразделение, экспериментировавшее с медицинскими средствами и ядами. Оно называлось «Камера» и было, по всей вероятности, организовано Ягодой, обучавшимся в свое время на фармацевта. Нет никаких сомнений, что Седов, как и его отец, был целью одной из мобильных групп НКВД. Трудно предположить, что НКВД не предприняло попытки умертвить Седова после того, как удалось заманить его в клинику, где, вполне возможно, уже имелись внедренные агенты.

Смерть Седова предоставила НКВД возможность играть ведущую роль в троцкистской организации. Этьен взял на себя публикацию «Бюллетеня», поддерживал связи с беженцами из сталинской России, пытавшимися установить контакты с Троцким, и стал главным связующим звеном с европейскими последователями Троцкого. Он сумел поссорить Троцкого с Сневлитом, еще более обострил отношения между Жанной и Троцким, и незаметно подливал масла в огонь разногласий между троцкистскими сектами. Этьен настолько не сомневался в доверии к нему Троцкого, что даже поинтересовался у него, как ответить на подозрения, высказываемые Сневлитом, и не только им, что он, Этьен, работает на НКВД. Троцкий посоветовал предложить обидчикам обосновать обвинения перед независимой комиссией. Доверие самого Троцкого к Этьену поколеблено не было.

Следующей крупной целью НКВД среди троцкистов был немец Рудольф Клемент, руководивший подготовкой к учредительной конференции троцкистского Четвертого Интернационала. 13 июля Клемент таинственно исчез из своей квартиры в Париже. Приблизительно две недели спустя Троцкий получил письмо из Нью-Йорка, якобы написанное Клементом, где тот обвинял его в союзничестве с Гитлером и в других воображаемых преступлениях. Копии письма были получены рядом сторонников Троцкого во Франции. Троцкий не принял послания всерьез (и правильно сделал), решив, что имеет дело либо с фальшивкой, изготовленной в НКВД, либо с письмом, написанным Клементом под дулом револьвера. Возможно, в планы НКВД входило, чтобы Клемент просто исчез после этого фиктивного разоблачения. Однако вскоре после получения адресатами письма на берегах Сены был обнаружен обезглавленный труп. Два французских троцкиста опознали его как Клемента по характерным шрамам на кистях рук.

Четвертый Интернационал оказался мертворожденным детищем. Учредительная «конференция» открылась 3 сентября 1938 года вблизи Парижа, в доме французского троцкиста Альфреда Росмера. На ней присутствовал лишь двадцать один делегат. Они представляли крохотные группы троцкистов из одиннадцати стран. «Русская секция», все истинные члены которой к тому моменту уже, по всей видимости, были уничтожены, была представлена агентом НКВД — Этьеном. Присутствовал на конференции и Рамон Меркадер (он же Жак Морнар, он же Фрэнк Джэксон), любовник американки Сильвии Агелофф, переводчицы по профессии и троцкистки по убеждениям. В будущем Меркадеру была уготована слава убийцы Троцкого.

Исаак Дойчер, биограф Троцкого, справедливо заключает, что вновь созданный Интернационал был «немногим более чем фикция», обладавшая пренебрежимо малым влиянием вне редеющих и расколотых рядов сторонников Троцкого. Троцкий и сам оказался в безнадежной изоляции из-за своей мексиканской ссылки. Осознавая «диспропорцию между нашей сегодняшней силой и нашими завтрашними задачами», он предсказывал с уверенностью, что «в течение ближайших десяти лет программа Четвертого Интернационала завоюет приверженность миллионов, и эти революционные миллионы будут способны штурмовать небо и землю». Возможно, единственным государственным деятелем, всерьез отнесшимся к предсказаниям Троцкого, был сам Сталин. В посланиях, поступавших из НКВД в заграничные резидентуры и от Коминтерна во входившие в его состав партии, постоянно присутствовали жалобы на недостаток энергии, с которой выкорчевывался троцкизм. У Гордиевского в памяти сохранилась одна сердитая и весьма типичная в ряду других сохранившихся в досье телеграмма, направленная в Стокгольм и Осло. «Кампания против троцкистских бандитов, — говорилось в телеграмме, — осуществляется в ваших странах с невыносимой пассивностью». В заговорщическом мозгу Сталина Троцкий оставался даже более опасным противником, чем Адольф Гитлер. Что касается Гитлера, Сталин, по крайней мере до середины тридцатых годов, видел возможности для договоренности. С Троцким предстояло бороться насмерть.

После последнего предвоенного показательного процесса в марте 1938 года репрессии в Советском Союзе стали ослабевать. В июле первым заместителем Ежова был назначен Лаврентий Берия, руководитель Закавказского НКВД. К моменту смещения Ежова, 8 декабря, реальная власть уже перешла в руки Берии. В течение всей эпохи репрессий Сталин избегал публичной ответственности. Устранение Ежова позволило Сталину сделать его козлом отпущения за такие эксцессы, как «ежовщина», а такое уже можно было признать открыто. Последователь Ежова, Берия, поразил дочь Сталина Светлану как «великолепный современный образец искусного придворного, воплощение восточного коварства, лести и лицемерия». Кроме того, Берия был невероятно развратным человеком. По его приказу сотрудники НКВД непрерывно поставляли ему, нередко просто хватая на улице, все новых женщин, часто школьниц. Над девушками совершали насилия и издевались. Мужья или родители, осмеливавшиеся жаловаться, обычно оказывались в лагерях.