Страсть горца (Темный горец) - Монинг Карен Мари

В городке оказались торговцы свечами, горшечники, ткачи, даже оружейник, а еще здесь было несколько церквей.

Она ничего не могла с собой поделать, и больше десятка раз Дэйгису приходилось осторожно поддевать пальцем ее подбородок, чтобы она закрыла постоянно приоткрытый от удивления рот. Она сбилась со счета, сколько раз у нее вырывалось нечто вроде «Господи Боже, я правда здесь!».

Они были в Баланохе слишком недолго, Хло не успела тщательно его исследовать, но в данный момент ей куда больше хотелось исследовать то, что мог предложить ей большой красивый мужчина, который вытворял с ней такое, что у Хло земля уходила из-под ног.

Они остановились в нескольких лигах от деревни, возле дубовой рощи на берегу ручья, который впадал в прозрачное озеро.

В этот раз, когда Дэйгис снял ее с седла, его взгляд был нежным, а каждое прикосновение – ласковым и осторожным, словно он безмолвно извинялся за проявленную раньше грубость (против которой она ничуть не возражала!). Он снова овладел ею, на этот раз в озере, нагретом солнечными лучами, после того как нежно вымыл все «пострадавшие» части ее тела. Теперь он не торопился, даря ей десятки жарких, влажных, ленивых поцелуев, лаская и дразня ее груди. Он положил ее на спину на берегу озерца и оказался между ее бедер, забросив ноги Хло себе на плечи, чтобы ласкать ее языком, как обещал в прошлый раз. Он ласкал ее до тех пор, пока Хло не обезумела от желания, а потом притянул к себе в воду и заставил оседлать себя. Она вцепилась в его плечи и смотрела ему прямо в глаза, когда он снова соединился с ней.

И прежде чем она отключилась в его руках, удовлетворенная, обессиленная, с легкой болью в местах, которые никогда раньше не болели, Хло уже знала, что пропала окончательно и бесповоротно, что она сделала то, что обещала себе не делать, – влюбилась по уши в странного темного горца.

* * *

Когда Дэйгис наконец проснулся, луна уже посеребрила вереск своим светом. Он раскинулся на пледе, Хло спала в его объятиях, прижавшись к нему спиной, их ноги переплелись во сне. Будь он чуть более сентиментальным, он мог бы расплакаться от удовольствия.

Она приняла его таким, каким он был. Всего его. Он стал диким, им управляла тьма, он почти потерял человеческий облик, но Хло спасла его, позволила снова стать самим собой.

И в этот раз он постарался любить ее более нежно, медленно, ласково, чем обычно позволял себе это.

Но как бы он ни брал ее, Хло отзывалась именно так, как нужно. Он был прав, она оказалась ненасытной, в ней тоже жила первобытная дикость. Хло была готова к любви, несмотря на свою невинность, и в ней уже проснулся голод, она хотела, чтобы он разбудил ее, научил, и Дэйгис наслаждался каждым мигом этой учебы. Он наслаждался осознанием того, что он у нее первый. И последний, с чувством собственника подумал Дэйгис. Хло была бесстрашной маленькой девочкой и, как он и подозревал, наслаждалась сексом во всех его проявлениях.

После их поездки в Баланох (которой он почти не помнил, слишком уж его занимала миниатюрная девушка, сидящая между его бедер в седле) они лениво загорали без одежды на берегу ручья, который питал озеро. Они рассматривали друг друга, изучали каждую ложбинку и выступ на теле друг друга. Пробовали на вкус все изгибы и выпуклости. Пили вино с пряностями и разговаривали.

Они разговаривали.

Хло рассказала ему о своем детстве, о том, каково было расти без родителей. Заставила его смеяться, поведав, с какой опаской дедушка отвел ее в магазин покупать первый в ее жизни лифчик (Дэйгис представил себе Сильвана, который пытается выбрать женское белье, – о, вот это было бы зрелище!), и о том, как у них состоялся Важный Разговор, который она назвала «о птичках и пчелках». Дэйгис старался, как мог, но так и не постиг смысла этого выражения. Какое отношение птички и пчелки могли иметь к сексу, было за гранью его восприятия. Лошадей он бы еще понял. Но пчелы тут при чем? Необъяснимо.

Он тоже вспомнил о детстве – о самых счастливых временах, о том, как они с Драстеном росли до тех пор, пока не узнали, что МакКелтары вызывают у людей страх, о тех годах, когда он еще мог позволить себе юношеские мечты и фантазии. Он пел ей непристойные шотландские песенки, солнце двигалось по небу, а Хло смеялась над ними до слез. Дэйгис был поражен ее эмоциями, такими открытыми и незащищенными. Поражен ее гибкостью. Поражен тем, что она будила в нем чувства, о существовании которых он уже давно позабыл.

Хло расспрашивала его о друидах, и он рассказал ей о многочисленных обязанностях МакКелтаров: о проведении сезонных ритуалов на Иоль, Бельтайн, Самайн и Лугнассад, о том, как они заботятся о земле и животных, хранят в тайне древнее знание, используя круг камней только в исключительных случаях. Он объяснил, насколько сумел, как работают камни. Физика привела ее в замешательство, взгляд ее стал стеклянным, и Дэйгис решил оставить эту тему на потом. Он рассказал ей то немногое, что ему было известно о Туата де Данаан, о том, как много тысяч лет назад МакКелтары заключили с ними соглашение, – но при этом умолчал о том, о чем именно были те клятвы.

«Так Туата де Данаан действительно существовали?! – воскликнула она. – Особая раса с развитыми технологиями? Откуда они пришли? Вы знаете?»

«Нэй, девочка, мы не знаем. Мы очень мало знаем о них, чтобы говорить наверняка».

Он видел, что Хло сразу же приняла этот факт. Ее глаза засияли, щеки порозовели, и Дэйгис испугался, что она сейчас побежит обратно к кругу камней, чтобы исследовать его. Он быстро предложил ей другой объект исследований.

О, айе, его девочка была развратна…

Странно, но Хло не поднимала тему «проклятия», не расспрашивала о том, что он ищет, и Дэйгис был бесконечно благодарен ей за это. Он не сомневался, что после короткой передышки расспросы возобновятся и их будет немало, но радовался настоящему. Дэйгис чувствовал, что девушка тоже хочет провести этот день без волнений и забот. А у него был дар для нее, дар, который он не надеялся ей преподнести. И если бы у них не было этого дня, то он никогда бы не смог выполнить задуманное.

А теперь Хло сладко спала в его объятиях, и он слегка повернул ее, чтобы положить руку ей на грудь, прямо над сердцем. Ее левой рукой он накрыл свое сердце.

Были слова, которые он всю жизнь хотел произнести, и он не станет им сейчас противиться. Сильван когда-то обвинил сына в том, что он любит слишком сильно. Но если и так, Дэйгис все равно ничего не мог с собой поделать. Когда его сердце принимало решение, он не мог с ним спорить. Хло была его половинкой, и, сколько бы времени ни подарили им боги, он будет принадлежать своей женщине полностью.

Он целовал ее до тех пор, пока она сонно не заворочалась и не пробормотала его имя. Было бы неправильно произносить эти слова, пока она спит. Его половинка должна услышать его признание. И Дэйгис заговорил ровным голосом, навеки приковывая себя к ней, ничего не требуя взамен, до тех пор пока – если – она не решит ответить ему той же клятвой.

– Потеряешь ли ты что-то, сохранится мое почтение к тебе. Останешься ли одна, моя душа будет с тобой. Придет ли вскоре смерть, моя жизнь станет твоей.

Он обнял ее сильнее, прижал к себе и глубоко вздохнул, зная, что завершит эту клятву. Хло ни разу не говорила о любви (хотя однажды что-то подобное проскользнуло в ее словах в Баланохе, когда она сказала, что любит, как он занимается любовью, – и от этого его сердце чуть не остановилось). Завершить клятву означало обречь себя на вечную любовь к ней, и, если он когда-нибудь возродится снова, он пронесет любовь к ней и в следующую жизнь. Это будет вечная пытка, бесконечная мука, если она никогда не полюбит его в ответ.

– Я дарован тебе, – прошептал Дэйгис, привлекая ее к себе.

В миг, когда прозвучали последние слова клятвы, волна невероятных эмоций затопила его. Он даже не представлял, что случится, если Хло когда-нибудь ответит ему тем же. Единение, наверное. Два сердца станут одним.