Стойкий - Анна Брукс

вкусной домашней еды.

Его хихиканье почти сразу стихает, и он спрашивает:

— Ты хочешь быть моей женой?

— О, я, эм… Я просто имела в виду… Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо.

— Детка, я с удовольствием женюсь на тебе.

Мне приходится прочистить горло, прежде чем я могу ответить.

— Ты женишься на мне?

— Ну, да. Полли, я ведь не просто так обсуждал с тобой своё прошлое и рождение детей, если я не планирую быть с тобой очень, очень долго.

— Ой.

— Как бы сильно я ни хотел надеть кольцо на тебя, я хочу, чтобы между нами не было никаких сомнений, никаких вопросов и никакой неопределённости.

— Ты думаешь, между нами есть неопределённость?

Он вздыхает, и я сжимаю губы, беспокоясь, что моё лицо выдаст слишком много эмоций.

— Я не сомневаюсь в нас. Но я — это я.

— Что ты имеешь в виду?

— Я в некотором роде уже облажался, Поллс.

— Нет, это не так.

Его шея дёргается, и кадык медленно двигается, прежде чем он заговорит снова.

— Я совершенно не скучаю по тому состоянию, когда вливал в себя огромное количество алкоголя, но какое-то время это было для меня проблемой. Сейчас у нас с тобой на карту поставлено гораздо больше, и я не хочу делать что-то, что могло бы поставить это под угрозу. Я никогда так долго не обходился без… и я ещё недостаточно доверяю себе.

— Недостаточно доверяешь себе для чего?

— Я не могу пообещать, что я никогда не… Что мои проблемы не повлияют на тебя так, как они повлияли, когда ты причинила себе боль из-за меня. — Он переплетает наши пальцы и потирает шрам на моей руке большим пальцем.

— Эрик, я доверяю тебе, — обещаю я ему. — У каждого есть что-то, с чем они борются, и…

— Но это моя проблема. Не твоя. И когда я буду уверен, что у меня всё под контролем на сто процентов…

— Откуда эти мысли?

Он проводит большим пальцем по моей щеке, прежде чем перевернуться на спину.

— На днях Смит поднял кое-какую тему.

Я знала это; я знала, что что-то не так, с тех пор как мы были у них дома.

— Я пытаюсь сказать себе, что справлюсь сам, что я просто использовал это как опору и что на самом деле мне не нужна помощь. Но когда Смит заговорил об этом и напомнил, что случилось с тобой из-за меня, я просто…

— Нет.

— Нет что?

— Нет. Смит не должен этого делать. Он не может извергать кучу дерьма, в котором ничего не смыслит, и заставлять тебя сомневаться в себе. — Я сажусь и смотрю на него. Смит пытается быть другом; точно так же, как когда он сказал мне, что если я не собираюсь оставаться с Эриком и принимать его таким, каков он есть, то мне нужно уйти после того, как я вернусь из больницы. Но наши отношения — это не его дело.

— Я всегда сомневался в себе с тобой, Поллс. Это не что-то новое.

— По каким-то дерьмовым причинам? — возражаю я. — Ты просто используешь это как предлог, чтобы попытаться установить дистанцию между нами, потому что ты напуган.

Моя бровь выгибается в вызове.

Он задумчиво отводит от меня взгляд на пару минут, прежде чем снова обращает на меня своё внимание.

— Ты права.

Вау.

— Я имею в виду, я знаю, что я такой. Просто я так сильно люблю тебя и хочу быть для тебя всем.

— Ты для меня всё, Эрик.

Он кивает и жестом предлагает мне лечь рядом с ним, поэтому я кладу голову ему на грудь и обнимаю его за талию. Я не уверена, закончил он говорить или нет, поэтому ничего не говорю. Мои глаза тяжелеют, и следующее, что я помню, это то, что я просыпаюсь в пустой постели.

Я слышу, как вода бежит по трубам, и меня охватывает облегчение. Направляясь в ванную, я бросаю взгляд на часы и вижу, что всего семь сорок. Когда я вхожу в комнату, он радостно приветствует меня.

— Доброе утро, милая. — Я закрываю за собой дверь, чтобы сохранить тепло, пока вхожу в ванную, затем мою руки и чищу зубы. Пока я распускаю волосы из пучка, Эрик выходит и оборачивает полотенце вокруг талии. Чёрт, я могла бы просыпаться с таким видом каждый день.

Есть кое-что, о чём я хочу с ним поговорить, поэтому, чтобы не отвлекаться, я выхожу из ванной и спускаюсь вниз. Я беру две миски и пару коробок разных хлопьев, затем ставлю их на стол вместе с ложками и галлоном молока (Прим. 1 галлон — 4, 5461 литра).

Я наполняю свою миску и, прежде чем налить молоко, хватаю сумочку и достаю то, что хочу ему показать. Как только я сажусь, он делает то же самое, но не раньше, чем целует меня в макушку. Я наливаю себе молоко, затем передаю его Эрику, и он делает то же самое.

Я пододвигаю к парню письмо, и он замолкает на полуслове.

— Что это? — бросив ложку обратно в миску, он тянется за ней.

— Я не могу заставить себя открыть его.

Он берёт его и смотрит на меня, прежде чем его лицо застывает, когда он читает обратный адрес.

— Хочешь, чтобы я это сделал?

— Я не знаю.

— Чего ты боишься, Поллс? — Он тянется к моему стулу и притягивает меня ближе, так что его ноги обхватывают мои.

Это то, что меня беспокоит. Я действительно не знаю точно, из-за чего я колеблюсь.

— Я думаю, может быть, потому, что я уже чувствую себя достаточно виноватой за то, что фактически бросила его, и я не хочу читать это и подтверждать свой страх.

— Ладно. Во-первых, ты не бросила его. Он сам решил сделать что-то незаконное и, могу добавить, детка, больше, чем одно.

— Я знаю. — Очевидно, у него всегда были преступные наклонности, о которых я не знала при встрече с ним.

— Во-вторых, ты ни хрена ему не должна.

— Но он спас…

— Я знаю. Поверь мне. Я знаю. И как бы мне этого не хотелось, но я должен отдать ему должное за это. Но большинство людей в мире помогли бы тебе, если бы