Мандарины – не главное. Рассказы к Новому году и Рождеству - Виктория Кирдий

ответила, не отрывая взгляда от компьютера и не опуская воздетых кверху пальцев:

– Без понятия. Но он явно не в духе.

– Ладно, – вздохнула Вера.

Кабинет Собачникова располагался на втором этаже, в самом его конце, за раздвижными стеклянными витражами, изображающими Эдемский сад (креативная задумка вездесущего тестя). На фоне Эдемского сада, прикрывая голый торс Адама спиной, восседала секретарь Аллочка – сухая длинноносая особа с непроницаемым выражением лица. Вера много раз задавалась вопросом, с какой радости при таком неутешительном антураже она зовется Аллочкой, и даже называла ее Аллой, но секретарша каждый раз поднимала на нее свои мелкие мушистые глаза и ровным бесцветным голосом поправляла: Аллочка.

«Ну и ладно», – смирилась Вера.

Собачников сидел не на своем рабочем месте, а за брифинг-столом, где обычно рассаживались подчиненные. Когда Вера вошла в кабинет, он выпрямился, но поворачивать головы в ее сторону не стал. В его кресле, свесив по бокам широких подлокотников квадратные руки, вальяжно раскинулся тесть – большой, лысый,

пузатый. Вера впервые с удивлением отметила сходство Собачникова с тестем – было такое ощущение, будто они родственники: оба белесые, блеклоглазые, скуластые и большеротые.

– Здравствуй, дорогая наша, – с насмешкой протянул тесть и, нехотя подняв с подлокотника руку, указал на свободный стул: – Садись.

Вера не шелохнулась. «Попробуй только расплакаться», – сделала она себе строгое внушение и выпалила прежде, чем успела подумать:

– Будете увольнять?

Тесть хмыкнул, перевел взгляд на Собачникова. Тот засуетился, закашлялся, поправил узел галстука. На манжете сорочки сверкнула золотом та самая запонка.

Вера неожиданно для себя рассмеялась и, пожав плечом, повернулась к двери, вознамереваясь уйти.

– Я еще не закончил, – скрипнул креслом тесть.

– А я уже, – улыбнулась Вера и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Аллочка, уткнувшись носом в монитор и близоруко щурясь, печатала. Возможно – приказ о Верином увольнении.

– Приходите завтра ко мне на день рождения, – пригласила ее Вера.

– Сколько вам исполняется? – не отрываясь от клавиатуры, спросила Аллочка.

– Тридцать пять.

– Хорошо.

Вера пожала плечом – Аллочка даже не стала придумывать какую-нибудь благовидную причину для отказа. «Я бы про поликлинику соврала или про свалившихся на голову гостей. А она согласилась, заведомо зная, что не придет», – думала она, спускаясь в бухгалтерию.

– Ну и? – спросила Надежда Михайловна, когда она вошла в офис.

– Уволил, – ответила Вера.

Повисла недоуменная тишина.

– То есть как? – наконец придя в себя, возмутилась коллега Настя.

– Сокращение штата, – соврала Вера, написала заявление об увольнении, оставила на столе. Десять пар глаз напряженно следили за ней.

– А вдруг еще кого-то уволят?! – подал голос Вадик, у которого жена неделю назад родила первенца. Как раз позавчера скидывались на подарок – прогулочную коляску.

– Нет, только меня, – Вера надела пальто, перекинула через плечо сумку, вспомнила о двух утках, которых оставила в холодильной камере столовой. Не забыть забрать.

– Приходите завтра ко мне на день рождения, – пригласила она. – Заодно мое увольнение отметим.

Бывшие уже коллеги засуетились, громко заахали.

– Когда приходить? – наконец спросила Настя.

– К семи нормально? Вот и хорошо.

Вера ушла с неожиданно легким сердцем. Город готовился к Новому году – витрины перемигивались гирляндными огоньками, на площадях возвышались елки. «Праздник к нам приходит, праздник к нам приходит. Вот и ко мне пришел», – с горечью подумала она, но тут же одернула себя – не смей расстраиваться. Чтобы утешиться, зашла в дорогущий магазин одежды и купила платье, на которое засматривалась почти месяц. Позвонила Славе, рассказала о случившемся.

– Новую работу тебе организуем. Собачникову яйца открутим и ко лбу пришьем, – резюмировала Слава.

– Хорошо, – не стала спорить Вера. – А я платье купила. Помнишь, то, от Сары Пачини.

– Деньги нужны?

– Нет.

– Я перекину тебе на карточку немного, с первой зарплаты вернешь.

– Немного – это сколько? – спросила Вера, но Слава уже отключилась.

Через секунду телефон тренькнул сообщением о переводе тридцати тысяч рублей. Платье стоило ровно столько.

«Я когда-нибудь убью ее», – пообещала себе Вера и все-таки расплакалась.

Суббота прошла в лихорадочных приготовлениях. К приходу гостей стол был красиво сервирован, утки подрумянены до хрустящей корочки, картофель запечен, салаты нарезаны.

Слава приехала ровно в семь, вручила букет маргариток (любимые Верины цветы) и годовой абонемент в фитнес-центр.

– Ты как раз собиралась заняться здоровьем.

– Но я не затем, – махнула рукой Вера, потом спохватилась: – То есть затем, но я… ты же знаешь… надеялась ребенка родить.

Слава вздернула бровь:

– От этого мудормота?

Вера кивнула.

– Звонил?

Вера покачала головой.

– Будем о хорошем, – постановила Слава и разлила по бокалам вино: – За тебя.

Звонок в дверь раздался в половине восьмого. Вера заторопилась в прихожую.

– Ну наконец-то! Я уже думала, что вы не приде… – Она осеклась: вместо бывших коллег посреди лестничной площадки одинокой зубочисткой торчала секретарша Собачникова. Она протянула ей перевязанную пестрой лентой коробку и заявила с претензией:

– Я всегда прихожу, когда обещаю.

Вера посторонилась, пропуская ее в квартиру. Аллочка стянула скрипучую каракулевую шубу (Вера видела такие шубы только в далеком детстве), скинула сапоги, не обращая внимания на протесты.

– Они мне ноги натирают, я лучше босой похожу.

– Я дам вам сменную обувь, – спохватилась Вера.

– У меня сорок второй размер ноги, – хмыкнула Аллочка и принялась рыться в своей сумке.

– Это кто? – спросила одними губами Слава.

Вера дернула плечом – потом.

Меж тем Аллочка извлекла из сумки конверт:

– Здесь деньги. Анатолий Петрович просил передать.

Вера спрятала руки за спину, инстинктивно попятилась.

– От Собачникова, что ли? – подала голос Слава.

– Да, – Аллочка протянула конверт Вере: – Берите, – и многозначительно добавила: – С паршивой овцы хоть шерсти клок.

Вера чуть не поперхнулась.

– Он вам что-то говорил?

– Нет. Но я же не дура.

Слава заглянула в конверт:

– Негусто.

– Верните ему и скажите… Нет, ничего не говорите, просто верните, – попросила Вера.

Аллочка не стала настаивать и убрала деньги в сумку.

К восьми стало ясно, что никто больше не придет. Ели молча, подливая друг другу вино. На втором бокале у Аллочки развязался язык, и она внезапно смешно рассказала, как два года встречалась с иностранцем, который называл блинчики с начинкой длинчиками, потому что считал, что они должны так называться из-за своей длины.

– Еще он говорил «на нервной почке» и «сук твою мать».

– А расстались почему? – спросила Слава.

– Умер, – коротко бросила Аллочка.

– Боже! – всплеснула руками Вера.

– Для меня, – уточнила Аллочка.

Смеялись в голос. Выпили еще. Сначала за здоровье бесхребетного Собачникова, следом за его вездесущего тестя. Далее – за неверных бывших коллег.

Потом Вера, окинув взглядом обильно обставленный стол, принялась сокрушаться, что съесть все это некому, и Аллочка предложила раздать еду