Давай поговорим! Клетка. Собака — враг человека - Михаил Попов

— Возле шашлычной? Даже если я тебе поверю, что именно ей ты всадил из первой пробирки, что это дает?

— Как то есть?

— Да так. О том, что в них снотворное, мы и так знали. Папаня мой об этом даже по телевизору говорил, как оно на носорогов действует и всякое такое. Наш эксперимент другой, зачем нужны три разных пробирки и чем они по своему действию друг от друга отличаются.

Руслан тоскливо кивал, осторожно шмыгал правой ноздрей и покусывал верхнюю губу.

— Сам же видел, — снова затянулся Денис дешевым дымом, — там было три маркировки.

— Три.

— Ну, если три, тогда пошли, Руслик.

— За что ты их так ненавидишь?

— И всегда ненавидел. И не только их. И кошек, и тритонов, и сусликов, и попугаев. Они у нас всегда дохли, — Денис отвратительно, не по-детски хихикнул, — а отец все никак не мог понять почему. Ему было очень досадно: в доме биолога не уживается никакая живность. Поэтому у нас дома и на даче столько чучел.

— Чучело не отравишь.

— Правильно, Руслик, правильно. Отец думал, что у нас квартира какая-нибудь неэкологическая, что семейные скандалы плохо на зверушек действуют. А это я им подсыпал несъедобненького.

— А Александр Петрович не догадывался, совсем?

Денис акцентированно сплюнул окурок себе под ноги и снова неприятно засмеялся.

— Со временем догадался, конечно. Он же их вскрывал. Ученый. Любознательность. Пошли.

— И что, он тебя наказал?

— Нет, просто сказал, что я животное. И стал надолго холоден. Не логично, согласись. Выяснив, что я животное, он должен был бы полюбить меня сильнее.

— Ему было очень обидно.

— А мне? Я на лестнице эволюции стою выше любой, даже самой породистой зверушки. Возьми вот эту палку.

— Зачем? Они ведь мертвые.

— Не руками же листья разгребать.

Стоило им отвалить поверхностные слежавшиеся пласты, ноздри окутал тяжелый, сложный аромат. При входе в парк перед ними мелькнула ветреная тень его, теперь стало понятно, откуда она родом. Запах был столь сильный, что щипал глаза.

— А после того как он узнал все, ты перестал их травить? Я имею в виду зверушек.

— Но ненавидеть не перестал, и теперь, можешь считать так, мщу им за свое искалеченное детство, за то…

— Смотри!

Денис быстро обогнул кучу и посмотрел, куда указывает палка Руслана.

— Что это, Диня?

Облизав внезапно пересохшие губы, Денис сказал:

— Челюсти. Чего стоишь, разгребай дальше.

— Зачем?

— Нам нужна вся собака.

Вскоре вся она, кудлатая, вислоухая, с огромными черными сосками сука, предстала перед ними. В лежачем положении она немного напоминала римскую волчицу, но парням с палками это вряд ли пришло в голову.

— Лошадиная доза, — сказал Руслан.

— Правильно, и теперь мы знаем, что от лошадиной дозы собака подыхает не более чем через двенадцать часов. Смотри, клыки какие, оскалилась. Кого-то перед смертью хотела цапануть. Собака!

— Ты не знаешь кого? — мрачно шмыгнул носом Руслан.

Денис бодро хохотнул.

— Ладно, полдела сделано, но осталась вторая половина, самая неприятная.

— Да, теперь крайние реакции нам известны. Сон и смерть. А вот что в промежутке?

— Будем рыть дальше, — Денис потыкал палкой собачье вымя, — не, точно дохлая.

Разрушение кучи продолжилось. Старатели все чаще чихали и морщились. В пробуждаемых их усилиями ароматах было все меньше лирически осеннего и все больше безвозвратно-гнилостного.

— Перекур, — отплевываясь, сказал Денис. Руслан забросил за спину конец шарфа и полез за спичками. Палку свою он держал под мышкой на весу, палка Дениса была прислонена к сосне. То есть ни та, ни другая не соприкасались с кучей. Но она не перестала шевелиться. Какое-то движение нарастало в ее рыхлой толще. Юннаты сделали, не сговариваясь, по шагу назад, одновременно поворачиваясь лицом к очагу необъяснимого движения и беря наизготовку кривые разгребатели. Даже зная, к чему примерно готовиться, покрылись они мгновенно ледяными муравьями и ощутили шевеление волос.

Куча сотрясалась, как густая тропическая крона, сквозь которую пробирается к солнцу громадная, недовольная своей участью обезьяна.

Событие дольше описывается, чем происходило.

Расшвыряв последние препятствующие листья и ветки, одновременно отфыркиваясь и рыча, появилась из кучи тупорылая голова с бессмысленными глазами и пастью, полной пены. Замерла. Втянула густосопливыми ноздрями воздух, повела глазами. Ничего не увидела. Ненаправленно, но страшно прорычала и стала выпирать наружу, бешено работая лапами.

Пытливые юноши сделали еще по шагу назад, держа свои палки на манер рогатин.

Собака выбралась полностью из мусорной берлоги и замерла, неестественно широко расставив лапы. Снова задвигала головой, ощущая, видимо, острую потребность что-то увидеть и укусить.

— Ну, ты, — негромко и неприязненно сказал Денис, не желая, чтобы первым был увиден он. Несмотря на сказанное, пес свое проясняющееся внимание остановил именно на нем. Муть в глазах животного наполнилась угрожающим содержанием. С отвалившейся нижней челюсти на листья упало несколько ошметков теплой пены.

— Давай уйдем, — разумно предложил Руслан.

— Давай, — легко согласился Денис. Они начали отступать. И тут построительница сюжетов, недовольная столь простым разрешением события, подложила под правую пятку Дениса сломанную березку. Денис, естественно, рухнул на спину. Лиственная тварь, казалось, только этого и ждала. С мрачным храпом ринулась она вперед и вцепилась в ногу лежащего. Лежащий одновременно заверещал и заныл.

Не от боли. Спросонья тяжкого зверь не вполне владел челюстями и поэтому жертвою его стала лишь ткань штанины.

Денис забросил за спину обе руки, демонстрируя баттерфляй на спине, схватился за какие-то кусты и попытался удалиться со сцены. Американская ткань затрещала, но не поддалась. И если бы не дружеское участие, выразившееся в мощном ударе палкой по хребту бешеного пса, плохо бы пришлось идейному звероненавистнику.

Пока пес, разжав растерянно челюсти, соображал, в чем причина болей в позвоночнике, приятели успели отбежать метров на двадцать. Бежали они к людям, в сторону шахматного клуба.

У крайних столов они остановились, чтобы отдышаться. И оглядеться. И снова у них зашевелились волосы, когда услышали они тихое приближающееся рычание. Пес шел покачиваясь, как торпедный катер. Мощно и целенаправленно. Страх — увеличительное чувство, поэтому существо с белой пастью, бегущее к ним, показалось Денису и Руслану громадным. Громадным и неотвратимым. На самом деле это был черный, кряжистый, коротколапый пес, — неразложимая на породы смесь черт. Обычный собачий подлец, максимум на что способный, это уворовать кость, цапнуть исподтишка и отбежать.

Но в данной ситуации, налив безумием глаза, вздыбив все запасы шерсти, набрав полную пасть бешенства, он мог напугать кого угодно. Тем более уже отчасти покусанного Дениса.

Жуткие видения иногда обращают в бегство, иногда, наоборот, лишают способности к движению. Руслан покраснел и готов был бежать дальше и чувствовал, что способен убежать, а Денис, в другое время бесконечно превосходивший друга подвижностью, сейчас побледнел и окаменел. Отчаянно оглядывался на шахматистов и вновь возвращался к заячьему созерцанию мохнатого удава.

— Диня, Диня! — дергал его за рукав Руслан, уже уверенный в том, что ничего изменить нельзя. Сейчас этот подойдет и разорвет их в клочья.

Но Дениса спасли его сообразительность и изобретательность. В два шага — кирпич, лавка — вспрыгнул он на ближайший шахматный стол, навязав своими кроссовками досрочную ничью играющим дедкам. Два одинаково очкастых и возмущенных любителя ничего не успели сказать, потому что на край стола рухнула бешеная собачья голова и судорожно защелкала оскаленными челюстями. Шахматисты, перебирая ладонями по лавкам, ретировались на полусогнутых, и лишь отбежав, стали что-то кричать, тыча руками в сторону приплясывающего на шахматной доске парня и пса, который кружил вокруг него на задних лапах, передними царапая железо и заливая его обильною пеной.

Сообразив, что до Дениса ему не добраться, пес захлопнул пасть и огляделся.

Первым отреагировал на это движение Руслан, он запрыгнул на ближайший к нему стол и стал моститься на его середине, топча только что пойманную «рыбу». Многие правильно оценили такой способ борьбы с собачьим бешенством. Не столько кряхтя, сколько матерясь, стали забираться на лавки, а с них на столы.

Шахматная мысль в считанные секунды повысила свой уровень.

Тяжеловесы и ветераны затрусили к зданию шахматного клуба.

Когда подъехал милицейский «мерседес», глазам двух старлеев предстала картина, достойная хорошего фотохудожника. Полсотни мужиков по одному, по два стоят на одноногих железных подставках, испуганно переговариваясь, а меж ними бродит собака, выглядящая безумно, но победоносно.