Дайте место гневу Божию (Грань) - Далия Трускиновская

– Ты ему понравилась, – сказал Валевский. – А меня он убить готов. Интересная у него почта…

– Впервые вижу защиту, которая реагирует на отпечатки пальцев…

Мы от греха подальше выключили компьютер, я легла, а Валевский, сильно озадаченный, пожелал спокойной ночи и погасил свет. Он вышел, я несколько минут думала о нем, а потом свет вспыхнул снова.

В дверях стоял Нартов.

– Вот, смотри! – он протягивал ладонь, на ладони лежал кусочек белого картона. – Вставай и смотри!

– Где ты взял это? – скатывая с дивана замотанные в плед ноги и садясь, спросила я.

– В кармане своих штанов взял. Держи!

Я взяла кусочек белого картона и увидела аккуратные буквы:

«Нартов, приходи на Грань».

Подписи не было…

* * *

Больше всего Римма боялась не управиться с камерой. Все прочее она придумала и исполнила довольно легко.

У ее старой тетки действительно лежали на антресолях древние, неизвестно чьи фамильные альбомы с фотографиями чуть ли не конца девятнадцатого века. Римма достала оттуда эти сокровища и позвонила в городскую газету. Даже врать особенно не пришлось – почтенное семейство в коричнево-палевых тонах – папа во френче, при усах и острой бородке, мама с высоко поднятыми волосами, стайка маленьких дочек, – и впрямь сильно смахивало на царское.

Прибежал мальчик в очках, стал хвататься за снимки, стал их требовать на два дня – переснять, и только. Но Римма была умная – у ее соседки вот так взяли портрет бати-ветерана при орденах да и заныкали. В конце концов, они вдвоем понесли фотографии в редакцию.

Поскольку тетки рядом не было, то Римма и наплела все то, что должно было понравиться прессе. Были там и фрейлина николаевского двора, чудом уцелевшая в восемнадцатом, и смена имени с фамилией, и настигшая старушку рука ЧК, и безымянная могилка, и чудом спасенные альбомы – полный ассортимент романтически-монархических затей.

Накануне Римма облазила весь северный угол старого кладбища, где давно уже не хоронили, нашла необходимую могилку и даже примостила туда высохший букет полевых цветов – не забывают, мол, не забывают добрые люди, которые знают правду…

Вся эта суета радовала ее несказанно. До того дня, как в почтовом ящике, который она держала в www.yahoo.com исключительно для переписки с сестрой, уехавшей с мужем и детьми в Америку, не обнаружилось странное письмо с обратным адресом [email protected], она, по собственному ее убеждению, не жила, а существовала.

А ведь могла жить!

Виновники уже третий год ходили безнаказанными.

И вот теперь Римма сидела в вестибюле телестудии, имея при себе сумку с фотографиями и с упакованной видеокамерой. Камеру ей принес поздно вечером долговязый парень в кепке козырьком назад и быстренько научил пользоваться. Вернуть следовало через три дня.

Ольга Черноруцкая появилась не из лифта, на который был нацелен объектив, а откуда-то из дебрей первого этажа.

Теперь ее волосы были не баклажанного, а темно-красного цвета, и брючный костюм тоже был красный, с глубоким вырезом, внушавшим подозрение, что под жакетом нет вообще ничего. Мужчины поглядывали на спешившую Ольгу с интересом, а вот Римма, увидев такое чудо, с трудом погасила на лице гримасу неодобрения.

– Сколько же ей лет? – спросил Риммин внутренний голос. – Ей же больше, чем мне! По меньшей мере сорок – а как вырядилась?! Чтобы приличная женщина в такие годы нацепила красные штаны? Прямо конец света!

До сих пор Римма видела тележурналистку только на экране, и не слишком беспокоилась о ее возрасте. Теперь, возбужденная ожиданием и присутствием работающей камеры, она особенно остро ощутила разницу между собой и Ольгой. Разве что год в паспорте не слишком отличается, но остальное…

Ольга была быстра, активна, раскованна, вела себя как женщина, которая нравится мужчинам, какую бы мерзость она не нацепила. Римма чувствовала себя неловко в этом великолепном вестибюле, по которому проскакивали люди, только что сбежавшие с телеэкрана и спешащие вернуться туда, люди ухоженные, деятельные, звонкоголосые. Она не была нужна этим людям – такая, как есть, с приличным (если верить женскому журналу) макияжем, в бежевом турецком плаще, который никогда не был модным, а всего лишь немарким и дешевым, в туфлях со сбитыми каблуками. Она никогда не могла бы на ходу обернуться и шлепнуть по заду пролетающего мимо двадцатилетнего блондина.

Ольга остановилась за пять шагов до ряда гостевых стульев и обвела их взглядом. Там сидели мужчина с газетой и Римма, больше никого. Она подошла к Римме и улыбнулась ободряюще.

– Вы меня ждете?

– Вы – Черноруцкая? – сурово спросила Римма. Пусть видит, что не весь город в восторге от ее выпендрежа.

– А вы – Римма Горбачевич? – Ольга даже не заметила суровости, она душой была там – на телеэкране, и в мир обычных людей выскочила на минуточку. Обычные люди были для нее – тьфу. Римма видела это невооруженным глазом.

И сама она была для телезвезды – тьфу, транспортное средство для доставки старых фотографий.

– Да, я Горбачевич, – согласилась Римма, вставая. И тут же пожалела об этом. Ей нужно было не вскакивать, как это раньше делали школьники при суровом учителе, а красивым жестом усадить эту крашеную дуру рядом с собой, и даже не рядом, а через стул, чтобы приоткрытая сумка была как раз между ними. Тут же Римма испугалась – Ольга наверняка заглянула бы в сумку, откуда придется доставать фотографии, и увидела бы камеру. И, наконец, до нее дошло, что теперь в объектив попадет только красный костюм, но уж никак не лицо Ольги – вблизи совсем не такое интересное, как на экране.

– Пойдемте ко мне в кабинет, пропуск я уже заказала, у вас паспорт с собой? – быстро спросила Ольга.

Римме опять стало страшновато. Она и с самого начала не могла взять в толк, почему от нее требуют беготни с видеокамерой. Ясно было одно – необходимость соблюсти обстановку строжайшей секретности. Но если у охранника на вахте останутся какие-то Риммины паспортные данные – не выйдет ли из этого большой неприятности?

Но отступать она не желала.

Слишком долго таскала в себе бессильную злость, слишком долго считала копейки, слишком долго была одна…

Сперва она полагала, что ей повезло – окончив мало кому в то время интересный экономический факультет, она по распределению попала на обувную фабрику. Обувью, которую клепала эта фабрика, можно было в лучшем случае заколачивать гвозди или обороняться от хулиганов. Но время от времени модельеры, поднапрягшись, выдавали образцово-показательную опытныю партию, которая хорошо расходилась среди своих. Римма имела доступ к складу и, соответственно, спекулировала – как многие в ее отделе. Тогда ей жилось совсем неплохо, одно раздражало – коллектив подобрался женский, брачные объявления еще не вошли в моду, и она решительно не понимала, как же познакомиться с женихом. Но она хорошо одевалась, следила за собой и не теряла надежды.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});