Последний паладин - Александр Горобец

— Мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит?

Доктора, присутствующие в палате, на миг, замолчали, а через пять секунд продолжили свой диспут так, как будто Тяжина вообще там не было. Только медсестра подошла к нему и ласково, с озорной улыбкой сказала:

— А давайте я у вас кровь из вены возьму, товарищ старший лейтенант.

— КТО??? — не понял Тяжин, — СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ?!?!?!?!? — и Кирилл услышал, как мама снова зарыдала.

От группы докторов отделился тот самый академик и взяв Кирилла, за локоть, тихо сказал:

— Да не нервничайте вы так, Кирилл Александрович. Давайте присядем, — он указал рукой на кушетку и сел. Кириллу ни чего не оставалось, как сесть рядом, — Меня зовут Василий Максимович Мухин. Я зав. кафедрой шоковой нейрохирургии. Давайте сделаем так — сейчас, я дам вам одно маленькое, простое задание, а вы постараетесь его выполнить, со всей своей ответственностью. Договорились?

— Давайте попробуем, — обреченно вздохнул Китяж.

— Ну, вот и славненько, — академик, который был похож на Деда Мороза, потер ладони в предвкушении чего то. Китяж пока не понимал чего, — Возьмите в тумбочке тетрадь, ручку и подробно и, желательно, быстро, напишите автобиографию.

— И все???

— B все, — улыбаясь, ответил Мухин, — Мало того. По итогам этого задания будет решен вопрос о вашей выписке. Или о продлении сроков диспансеризации. Ну? — он лукаво посмотрел на Китяжа, — Как вам такое предложение?

— Считай, договорились, доктор, — Кириллу очень хотелось домой, поэтому он и подвох то, заметил не сразу, — Готовьте выписку. К вечеру я хочу быть дома.

— Сначала прочтем автобиографию, друг мой, — продолжая улыбаться, доктор погрозил пальцем, встал и вернулся к коллегам.

Кирилл открыл ящик тумбочки и обнаружил в нем школьную тетрадь в клетку и два десятка ручек. Выдернув из ящика тетрадь, он начал копошиться в ручках. Наконец, одна из них ему приглянулась и он раскрыл тетрадь и начал писать.

«Я, Тяжин Кирилл Александрович, родился шестнадцатого ноября, тысяча девятьсот семьдесят седьмого года, в городе…» И тут он остановился. Кирилл задумался, в каком городе он родился. То, что в городе — факт. Но вот в каком??? Название вертелось на языке, но вспомнить его он не мог. А так же, он не мог вспомнить, номер школы, в которой учился, домашний адрес и многое другое, что обычно пишут в автобиографиях. В голове у Китяжа ревела буря и гром гремел. Он пытался вспомнить, хот что-нибудь. Но в голову, почему-то ничего не лезло.

В палате же, наоборот, стало тихо, как в склепе. Доктора внимательно следили за действиями пациента. И пациент это заметил. Заметил и, подмигнув наблюдающим, что-то быстро начиркал и закрыл тетрадь. Затем он встал и подойдя к «Деду Морозу», с улыбкой протянул ему тетрадь.

— Ну, что же, Кирилл Александрович, посмотрим на ваше сочинение, — академик раскрыл тетрадь и начал внимательно изучать написанное. Изучал он это, секунд сорок. Внимательно вглядываясь в каждую закорючку на тетрадном листе. А изучив, продолжил, — Ну, что могу сказать вам, Кирилл. «Двойка» у вас, по русскому языку. «Нихрена» — пишется вместе. По аналогии с «ничего». Вот, если бы вы, к примеру, писали «ни хрена ни морковки», тогда — да. Раздельно. Ну, да ладно. Перейдем от формы к содержанию. Стилистика у вас, тоже хромает, но смысл полностью ясен. Написано четко и лаконично. Не подкопаешься! За содержание — твердая «ПЯТЕРКА». Полюбуйтесь, коллеги, — Старичок протянул тетрадь стоящим за ним докторам.

А в тетради было написано: «Я, Тяжин Кирилл Александрович, родился шестнадцатого ноября, тысяча девятьсот семьдесят седьмого года, в город Я НЕ ПОМНЮ НИ ХРЕНА!!!»

* * *

— А теперь, Кирилл, — академик уже перестал напоминать Деда Мороза и стал походить, скорее, на Мефистофеля, — давайте разберем ваши действия по полочкам. Начнем с простых вопросов. Когда вы пришли в себя, ва знали, кто ва такой и как вас зовут?

— Нет, — Кирилл, как школьник, опустил голову.

— Кто вам это сказал?

— Я прочел это на спинке кровати, — Кирилл махнул рукой, — вон там.

— То есть, логично предположить, что, если бы там было написано «Николай II Кровавый» или, например, «Наполеон I Бонапарт» вы бы так себя и именовали?

— Нет, — уверенно покачал головой Кирилл, — я знаю, что меня зовут именно так.

— Почему? — не унимался академик.

— Я… Я не могу это объяснить, — пожал плечами Кирилл, — простоя знаю, что это так. И не как иначе, — и тут, ему в голову пришла интересная мысль. И уже не академик, а он лукаво улыбнулся и с прищуром посмотрел на доктора, — Василий Максимович. Я могу вам доказать, что Я — действительно Я!

— Вот как? — он удивленно посмотрел на своих коллег, — Интересно знать, КАК?

— Назовите мне десяток городов, один из которых, будет тот, в котором я родился.

— И что вам ЭТО даст??? — доктора явно интересовала логическая цепочка, которую Тяжин пытался выстроить в своей пустой голове.

— Когда я услышу название города, Я, по любому, его вспомню. Так же, как вспомнил свое имя. Если же Я ошибусь, то можете наречь меня кем угодно. Хот Вальдемаром ибн Кобозей.

— Ооооочень интересно, — академик, в глазах которого заплясали чертики, от предложения Китяжа, подошел к отцу и что-то шепнул ему на ухо. Тот, так же тихо ответил, — Что-ж, молодой человек, давайте попробуем. — И он начал называть, — Минск, Киев, Орел, Харьков, Москва, Ленинград, Севастополь, Керчь…

СТОП, — перебил его Китяж, — Достаточно.

— Почему же, стоп? Я назвал только восемь городов.

— А какая разница, доктор, — ответил Китяж, улыбаясь, — ведь вы уже назвали этот город. Это — Севастополь.

— ОЙ!!! — мама прикрыла рот руками и округлила глаза.

— Я родился в Городе-Герое Севастополь. В восемь часов, пятьдесят восемь минут, не Корабельной стороне. Верно мама?

Академик глянул на диван, где сидели родители, и мама медленно закивала.

— И вы в этом, конечно же, уверенны?

— Как и в том, что ваш халат белый, а борода седая, — Кирилл был доволен собой, как никогда.

— Кирилл, — сурово сказала мама, как будто Тяжину было три года и она застукала его за рисованием на обоях, — А ну, прекрати.

— Ничего, ничего, Наталья Сергеевна, — устало проговорил доктор, — Я уже привык. Если бы вы знали, какие слова мне говорят пациенты, когда отходят от наркоза. От таких выражений «халат заворачивается». Но это все — лирика, — он повернулся к коллегам, — Отметьте. Рефлекс Алекса Берда выше среднего. Ну что же, Кирилл, — Мефистофель снова мило улыбнулся, — Для начала — очень не плохо. Продолжим наш эксперимент?

— Легко, доктор, — уверенно ответил Китяж, — Я сегодня в ударе!

— Хорошо. Сейчас пойдут вопросы посложнее, — академик посмотрел Тяжину прямо в глаза, — Скажите мне, Кирилл. Почему, из двух десятков ручек, которые лежали в тумбочке, вы выбрали именно эту, самую невзрачную? Ведь там, — Мухин ткнул пальцем в ящик тумбочки, — были довольно не плохие экземпляры. Дарственные, коллекционные.

Кирилл задумался: «казать, что она моя? Нет. Не поверит. Тогда почему? Если скажу, что я почувствовал от нее тепло — сразу отправят в ДУРКУ», Кирилл пожал печами:

— Не знаю. Легла она мне в руку, что ли.

— Нет, Кирилл, — усмехнулся академик Мухин, — Она не просто легла вам в руку. Вы ее почувствовали. Так?

Китяж подозрительно посмотрел на «адского» доктора и неопределенно пожал плечами:

— Нууу…

— Не скромничайте, Кирилл, — доктор открыл ящик, — Вы могли взять любую, другую ручку, но взяли ту, которую принесла ваша мать, — он многозначительно посмотрел на Китяжа, — И эта ручка — единственная, которая пишет. Вы можете проверить, если не доверяете мне.

Тяжин, было, потянулся к ящику, но понял, что академик не врет.

— Ну, что Кирилл, продолжим знакомиться с вашими способностями?

— Нет, — сухо сказал Китяж, — Не хочу я, с ними знакомиться. Я устал и хочу побыть с родителями. Я не видел их целую вечность.

* * *

За две, следующие, недели, Китяж узнал много нового о себе и своих «возможностях». Он чувствовал предметы и людей. Он мог сказать, сколько людей в комнате, не заходя в нее. Сколько там мужчин и сколько женщин. Он мог узнать, что нарисовано на листе бумаги, в закрытом конверте. Правда это он мог только в том случае, если ему начинали перечислять варианты. Так же, как с родным городом.

В середине июля, пришел «наградной», с формулировкой «За проявленный героизм и мужество, при выполнении боевого задания» и белая, картонная коробочка, в которой лежала другая коробочка. Отделанная красным бархатом. А в ней, скромно лежал «Орден Мужества». Как такового, награждения не было. И «наградной» и орден, привез спецкурьер Государственной фельдъегерской службы, когда Китяж спал. Но факт, даже «такого» награждения, его реально удивил. Он просто не понимал — за что. Он не помнил. Нет. Безусловно, Китяж знал, что он является действующим офицером военной разведки. Но это было, пожалуй, единственное, что он смог «положить на место» в своей практически, пустой, черепной коробке.