Песнь моряка - Кен Кизи

уродов. Пусть едут в Анкоридж демонстрировать свои таланты – заработают хорошие деньги.

– Ты очень груба, – укорила ее Дорин, – и это очень нехорошо для нашей солидарности и для движения сестер по крови. Мы должны быть добры и бережны друг с другом. Мы должны держаться друг за друга.

Алиса держалась за оконную раму и удержала рот закрытым. Она многое могла сказать о том, что именно надо сделать с пустоголовым движением сестер по крови, но оставила свои мысли при себе.

Лишь когда женщины ушли с драгоценной кучей семейного имущества, Алиса вернулась в коттедж и обнаружила, что ни одна из этих добрых и бережных даже не подумала забрать с собой щенка. Он сжался в комок за опрокинутой корзиной для белья, вокруг горла все так же болтались обрывки платка. Алиса взяла его на руки и отвязала тряпку; щенок оказался девочкой. Она почти ничего не весила, тоненькие ребра под шерстью напоминали стиральную доску.

– Эй, щен. Ты же просто шкура с костями.

Щен скулил и трясся. Алиса никогда не была особой любительницей собак, но эта негодяйка казалась такой худой и жалкой, она так дрожала – господи! Как у этих жирюг могла оказаться такая тощая собачка?

– Ладно, Чмошка. Пошли ко мне, посмотрим, что там есть для тебя погрызть.

В холодильнике нашлись обрезки жареной курицы. Щенок набросился на них со слюнявым остервенением. Когда, испугавшись, что собака подавится, Алиса попыталась убрать большие кости, та ее как следует цапнула. Алиса засмеялась и переманила ее от костей открытой банкой тунца. Мерзавка слопала всю консервированную рыбу, пока Алиса варила свежий кофе. И вот тут-то, сидя за столом и наблюдая, как Чмошка грызет пустую банку, Алиса вспомнила, что обещала проведать Марли, старого пса Айка Салласа.

– Черт, Алиса. – Она хлопнула себя по лбу. – Кто у нас пустоголовый?

Минуту спустя она уже неслась к своему «самураю» с коробкой, набитой консервными банками, в одной руке и щенком в другой. А что еще было делать с этой заразой? Оставить ее внутри – она обосрет и обоссыт весь офис, бросить снаружи – какой-нибудь ротвейлер от скуки порвет ее на клочки.

– Проклятые собаки и проклятые собаководы; я даже не знаю, от кого больше мороки. Полезай назад, Чмошка. Боюсь, ты сейчас приедешь на похороны своего дальнего чмошного родственника.

Но Марли не умер от голода – он и с виду был не особенно голодным. Он неуклюже выполз из-под трейлера, приветствуя улыбкой первое человеческое существо, встреченное им за несколько дней, кем бы оно ни было. Следы на сырой земле вокруг трейлера свидетельствовали о том, что навещали этого пса только мелкие четвероногие хищных пород. Марли даже попрыгал на негнущихся ногах, чтобы произвести на щенка впечатление. Отпуск от полуночных приключений Эмиля Грира и нудных раздумий Айка Салласа пошел старому псу на пользу, подумала Алиса. Лисы, еноты и дикие кошки неплохо его утешили.

При таком количестве хищных следов на дне пятидесятифунтового мешка «Пурины Чоу» осталось еще полно корма. И пятигаллонное пластиковое ведро, привязанное к колесу, тоже было заполнено водой больше чем наполовину. Щенку невероятно польстило знакомство со старым Марли. Она валилась на спину, извивалась и хныкала, на что Марли отвечал глубоким грудным урчанием большого и страшного Папы Волка. Алиса покачала головой. Мужские мачо-церемонии забавляли ее независимо от вида особей: лоси, сцепляющиеся рогами на весенних лугах, точно мальчишки деревянными саблями; то, как кукарекают и задирают головы петухи после победы над обворожительной цыпочкой; даже вид, с которым сахарные бошки в барах скачут перед очередной цацей, – животы втянуты, плечи ходуном, глаза полуприкрыты, словно окна в спальне с задернутыми, но не до конца, шторами. Их барные па мало чем отличались от ворчливых возгласов старого пса – слишком примитивные, чтобы обижаться, и слишком нелепые, чтобы принимать всерьез.

– Кусай его за нос, Чмошка, если начнет приставать. У тебя зубы острее, чем у него.

Но Чмошка была только счастлива поваляться и поскулить. После жизни с Папа-папиным пометом этот старый сердитый ворчун, наверное, тоже был неплохим утешением. Собаки валялись и рычали, пока Алиса наконец не рассмеялась и не швырнула в них ракушками:

– Все, хватит. Не укатайтесь до смерти. Хотите спагетти из банки? Сейчас найду чем открыть…

Так, словно это была команда закончить церемонию, собаки просто завозились в ракушках. С коробкой консервов в руках Алиса зашагала по грязной темной дорожке енотовых следов к металлической лестнице и открытой двери.

Трейлер лежал в руинах: порванные упаковки от «Орео», разбросанные кукурузные хлопья, повсюду макароны-рожки, разбитая бутылка кулинарного хереса, пожеванная колода покерных карт с голенькими цыпочками на рубашках – хуже, чем в берлоге у Папы-папы, честное слово. Весь интерьер, как легким снегом сцену, обсыпало гусиным пухом из разорванного спального мешка. Алиса также отметила коричневые кучки, оставленные в разных местах, но не без умысла: в чашке для сакэ на столешнице, в ящике для вилок и ножей, на северном полюсе небольшой лампы-глобуса, стоявшей у книжной полки. Алиса снова заусмехалась. Ага, старый Марли устроил себе неплохой мальчишник: поел пасты, поиграл в покер, попил сладкого вина – ну, и не смог удержать себя в руках. Или в лапах, если точнее. Подожди она еще день, наверняка застала бы его за просмотром порнухи: Бэмби в постели с Дамбо.

Она нашла под раковиной пакеты для мусора, а в том, что, вероятно, было шкафом Грира, – метлу. Одежда выглядела так, словно ее долго мучили на Марди-Гра, и пахла тем же – черным ромом, и брютом, и одеколоном «Кул-спайс». Метла служила вешалкой для галстуков – ее перевернули вверх ногами, а галстуки цепляли между соломинок. Повесив галстуки на воротник лиловой спортивной куртки, Алиса взялась подметать мародерский бардак. Все-таки она чувствовала себя отчасти за это в ответе. Если бы она заходила регулярно, как обещала, дебош никогда бы не случился. Эти первобытные животные ритуалы приводят к беспорядкам, если не следить за ними как следует.

Больше всего требовала уборки территория Грира – основное буйство происходило вокруг его незаправленной койки. Его особенное цветочное амбре, должно быть, привлекало животных – территория Айка, с другой стороны, осталась сравнительно чистой. Порван спальный мешок, но, судя по всему, чисто для красоты. Ни тебе крошек «Орео» на подушке, ни коричневых букетов на вещах. Здесь жила мужская особь, к которой другие мужские особи относились с уважением и держали дистанцию. Или вообще не замечали. Может, со всеми этими умерщвлениями плоти Саллас достиг просветления и лишился запаха, – говорят, это удается некоторым отшельникам и святым мужского пола. Женского тоже – Алиса могла бы таковых вспомнить, правда, они не были святыми.

Как только был