Зайчик для Волкова (СИ) - Таль Ная

— Давай ты в следующий раз сначала спросишь, а потом будешь показывать? Ладно?

Дочка радостно кивает, а потом я ей рассказываю в смягчённом варианте, что же значит такой жест. Возвращаемся домой уже затемно, потому что Миле приспичило покачаться на качелях, а я не могу ей отказать. Зато ужин она сметает за несколько минут, даже упрашивать съесть хотя бы половинку не надо.

— Мам, а поигаем в мемополию? — Предлагает малышка.

— Раскладывай карточки, а я помою посуду и приду.

Она обожает эту игру. У нас разных её вариантов штук двадцать: от простых млекопитающих до картин известных художников и столиц разных стран. С ребёнком в декрете можно не только деградировать, но и развиваться. Особенно, когда приходится отвечать на неудобные взрослые вопросы — вот уж где полёт фантазии.

Я стараюсь не думать о соседе. Даже с дочерью договорилась, что звонить Денису Петровичу мы не станем. Пусть Маська отдохнёт от города и побегает без поводка и намордника во дворе. Они, конечно, вместе с Серёжей не понимают почему собаку нельзя выгуливать без всего, и мне иногда приходится им уступать. Но я всё равно считаю, что «он не кусается» — это не аргумент для свободного выгула любой собаки, даже чихуахуа. Зато с уборкой я победила полностью и безоговорочно — уже прогресс. Теперь без пакетов мы не гуляем совсем и меня это безумно радует.

Радует, блин! О чём я думаю? Снова о нём! Так нельзя, нужно переключиться. По телефону выяснять отношения не хочу и не могу. Надо дождаться его приезда и поговорить. Открыто, без недомолвок. Пусть мне снова будет больно, но я хочу услышать от него самого, что это было.

Слёзы накатывают и трудно проглотить комок в горле, но я стараюсь держаться, а он, как назло, не звонит. Почему мужчины не понимают, что «дома поговорим» значит, надо звонить прямо сейчас? Бежать и донимать, спрашивать, узнавать, уговаривать и успокаивать! Почему??? Твою ж мать, почему?

Звонок в дверь пугает до дрожи. Быстро вытираю руки и бегу открывать. Неужели Серёжа? Дрожащими руками кручу замки и распахиваю дверь.

— Как хорошо, что ты дома, а то я боялась, что всё ещё возишь свои тортики, — мама, снимая шарф и расстёгивая стильное классическое пальто, буквально проталкивает меня в квартиру.

— Бабуля! — Кричит дочка, а я чувствую только горькое разочарование и вяло пытаюсь улыбаться.

Глава 60

— Чумазая опять, — брезгливо сморит на дочку поборница чистоты в нашей семье. — Умойся, — подталкивает малышку к ванной и той приходится вместо обнимашек идти умываться. — Совсем не смотришь за ребёнком.

И что? Лицо у мамы такое, словно Милаша вымазалась в говне, а не в картофельном пюре. Да кому какое дело? Не заметила пару капелек в уголках рта, не орать же теперь на неё. Это просто ребёнок.

— Не начинай, она рада тебя видеть. Могла бы и не ворчать, — бурчу себе под нос.

— Она девочка и должна…

— Ничего она не должна, дай ей самой научиться понимать грязная она или нет, холодно ей или жарко. Просто отпусти, а если ей постоянно говорить, что делать, то она никогда не поймёт и будет, как робот, только механически исполнять команды, — как я когда-то, но этого вслух уже не произношу.

Мне с младенчества вдалбливалось «ты — девочка и ты должна». Должна играть в куклы, выглядеть как кукла и вести себя подобающе. Понадобилось очень много времени, чтобы научиться жить самостоятельно, без команд и придирок, не по советам мамы или мужа, а самой понимать, что же мне нужно.

С тем, что хочется до сих пор проблемы, потому что надо мной постоянно висит чувство «а что же скажут люди?», хотя всем вокруг плевать, как я живу. Гиперответственность перед неизвестными людьми безумно подавляет собственные интересы и мне приходится прилагать титанические усилия, чтобы избавиться от чувства вины за то, что пытаюсь жить не как остальные.

— Если с самого детства пустить всё на самотёк, то вместо нормальной женщины, мы получим неблагодарную свинью. Тебе бы тоже не мешало переодеться, — парирует мама, снимая сапоги на шпильках.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Она снова в красивом платье и мне становится неудобно стоять перед ней в домашних шортах и испачканной футболке. Машинально колупаю засохшую карамель на груди, словно это спасёт мой внешний вид. Серёжа бы её ещё вчера съел вместе со мной. Опять он!

— Проходи. Мы собирались поиграть перед сном. Можешь присоединиться, — на предложение получаю такой взгляд, что приходится попросить дочку подождать меня в комнате, а чтобы ей не было скучно прошу ещё и сказку выбрать.

Видно, что Миле хочется повидаться с бабушкой, но та не горит энтузиазмом. В ней играет злорадство, и я мысленно уже готовлюсь к защите. За что на этот раз меня будут ругать?

Иду за мамой на кухню. Её осанка прямая, она идёт, как модель по подиуму, а я плетусь за ней и сжимаюсь с каждым шагом всё больше.

— Лиза уехала и у тебя есть шанс всё начать заново с Димой, — присаживается на самый краешек дивана и морщит нос.

Ей противно. На кухне не убрано, но это только по её «экспертному» мнению. Да, я не протираю специальным полотенцем посуду, а ставлю её на сушилку. Да, не успела протереть стол, но сейчас назло не стану это делать, хотя руки так и тянутся всё исправить и показать ей, что я не такая уж и пропащая.

— С Димой мы разошлись два года назад. Даже больше. И я не стану начинать что-то заново, — говорю твёрдым голосом, чтобы она прекратила надеяться на воссоединение.

Хочется прокричать ей в ухо: «Очнись! Уже не будет, как прежде. Хватит!» Но я держусь и только сцепляю руки в замок, пряча похолодевшие пальцы и свой мандраж в простом отгораживающем жесте.

— Станешь, — проводит пальцем по столешнице и присматривается к невидимой грязи, а потом растирает её по ладони. — Не дури, я всё для тебя устроила. Они поругались. Надеюсь, окончательно. У тебя есть возможность его утешить и вернуться.

— Нет, — мне срочно нужно занять чем-то руки, и я осматриваюсь вокруг. Берусь за кастрюли, которые уже высохли и складываю их в шкаф на место.

— Зря. Он содержит тебя и дочь, даёт деньги на твои прихоти, и ты должна быть ему благодарна.

Дрожащими руками берусь за телефон и расправляю плечи. Так будет правильно. И секунды не сомневаюсь в правильности своего поступка и перевожу деньги за мастер-класс, на который записалась так давно, что уже и не помню той радости. Сама заработаю. Смогу же? Смогу! Пусть не сразу, но и мир не перевернётся, если на него не попаду в самое ближайшее время.

— Вот, — показываю ей экран телефона. — Довольна? Я перевела ему деньги за учёбу.

— Смешная, — улыбается мама. — А за квартиру, в которой живёшь тоже есть деньги заплатить?

— Деньги… Вас обоих интересуют только они? — С горем пополам сдерживаю эмоции, рвущиеся наружу. Трясёт похуже, чем перед защитой дипломной работы, которую мне тоже помогал писать Добров.

— Деньги в нашем мире решают многое, — она наслаждается тем, что загнала меня в угол и мне нечем ответить.

— Знаешь, в отличие от вас я ещё не продалась. Только и слышу: «Деньги-деньги-деньги! Дима платит. Дима содержит». Твой Дима давно уже платит одни только алименты.

— Думаешь, твой Сергей будет содержать тебя и чужого ребёнка? Да кому ты вместе с ней нужна? Когда Дима решит забрать Милану себе, я буду на его стороне. И никто уже не будет петь ему в уши, что «так нельзя, малышке нужна мама» и прочую ерунду. Лизы рядом нет, — разводит руками довольная собой женщина.

— И что? Ты что ли ей меня заменишь? — Злорадно улыбаюсь. Зверею от таких разговоров. Сейчас я прекрасно понимаю Марселя, который рвёт в клочья своих конкурентов. Вот только передо мной не плюшевая игрушка.

— Димина мать вполне справится, — отмахивается от меня и моих претензий Анфиса Леонтьевна. Смотрю на неё и не понимаю, как она может так со мной поступить. Чужая холодная стерва, а не мать. — Да ты глаза-то разуй, кто ещё о вас позаботится? Ты должна ему тапочки в зубах приносить и в пояс кланяться за то, что он для вас делает.