Роза и кинжал - Рене Ахдие

пустыню.

Там халиф остановился, вручил спутнику лук со стрелами, отошел на двадцать шагов и обнажил свой шамшир, одним плавным движением разделив клинок надвое. И все это проделал спокойно, как спокойно бывает при затишье перед бурей.

– Три стрелы, Тарик Имран аль-Зийяд, – произнес противник негромко, однако его бесстрастные слова каким-то образом без усилий далеко разнеслись по воздуху. – И три выстрела. Никто не станет тебя останавливать. Никто не будет меня защищать. Воспользуйся тремя шансами закончить начатое возле колодца.

– Почему именно тремя? – поинтересовался Тарик, подражая безразличному тону собеседника и одновременно вскидывая колчан со стрелами на плечо.

– Один я должен тебе за твою двоюродную сестру. – Халиф воткнул один из клинков в песок перед собой так, что украшенная драгоценными камнями рукоять закачалась, блестя в лунном свете, другим же описал сверкнувшую дугу. – Второй – за тетю. И последний – за потерянную любовь.

Взгляды противников встретились и скрестились.

Даже на расстоянии странные глаза халифа мерцали, как у потустороннего существа.

– Но когда ты потерпишь неудачу – а ты непременно ее потерпишь, – поклянешься никогда не повторять того, чему я только что стал свидетелем.

– Неужели ревнуешь? – не удержался от усмешки Тарик, и эхо его громких слов разнеслось над холодными песками.

В небе плыли светло-фиолетовые облака: достаточно быстро, чтобы привлечь внимание, но слишком медленно, чтобы вызвать серьезное беспокойство.

Завтрашняя буря разразится без предупреждения. Если разразится вообще.

– Ревность – слишком мелочное, детское чувство, – отозвался халиф, молниеносно перебрасывая оставшийся клинок из правой руки в левую плавным, текучим движением. – Я не испытываю ревности. Только ярость.

Тарик помедлил. Слова противника противоречили его действиям. Неужели наконец удалось обнаружить его слабость? Нечто, что делало его не чудовищем, а человеком?

– Опасаешься меня, Халид ибн аль-Рашид?

– Раньше, возможно, так и было, – отозвался халиф после секундного колебания, которое говорило больше, чем слова. – Но ты дождался, пока Шахразада заснет, чтобы к ней прикоснуться, и этот факт указывает: она бы не одобрила подобного поступка. Поэтому ты никогда больше не проявишь такого неуважения к ней. И ко мне.

– Я не желал оскорбить Шази. – Тарик с тяжелым вздохом качнул луком. – И больше не пытаюсь вернуть ее. Так как знаю, что в этом сражении уже проиграл.

– Однако по-прежнему стремишься убить меня, – утвердительным тоном произнес халиф и снова взмахнул саблей.

– Конечно, – решил все же ответить Тарик.

– Тогда можешь воспользоваться предоставленным шансом.

– Зачем? Ты же сам сказал, что я потерплю поражение.

– Так и будет. – Халиф быстро выдернул из песка второй клинок и крутанул обоими в воздухе. – Глупо думать с твоей стороны, что я решу сражаться в битве, которую не способен выиграть.

– Поэтому ты все никак не осмелишься выступить против меня на поле боя, высокомерный ублюдок?

– Отчасти, – криво ухмыльнулся соперник.

– И каковы же другие причины? – Тарик достал из колчана стрелу.

– Я пока не знаю своих врагов в лицо, сын эмира аль-Зийяда. И не горю желанием сражаться с неизвестным противником, в отличие от тебя.

– Я прекрасно знаю, кто ты такой, – прорычал Тарик.

– Нет. Ты только считаешь, что знаешь, кто я такой.

– Возможно, тебе стоит приложить усилия и переубедить меня.

– Возможно, мне действительно стоит так поступить, – не стал спорить халиф, описав обеими саблями изящные дуги. – В твоем распоряжении три стрелы. Целься как следует.

Тарик сделал глубокий вдох и натянул тетиву.

Нужно метить в сердце этому подонку. Какими бы пафосными заявлениями он ни разбрасывался, никто не способен уклониться от трех стрел, выпущенных друг за другом. В лучшем случае удастся отпрыгнуть от одной и сбить саблей вторую, если действовать очень быстро. Но последняя настигнет наверняка.

Не настолько хорошо этот юнец обращается с клинками. Да и никто не в состоянии провернуть подобный номер. Одна мысль об этом смехотворна. Соперник просто пытался сбить Тарика с толку своей самоуверенностью. Шахразаде такая же тактика постоянно доставляла проблемы.

В этом отношении они с халифом походили друг на друга.

Оба заносчивые. Дерзкие.

Однако, как ни странно, непоколебимо уверенные в своих убеждениях. И благородные.

Нужно целиться в сердце этому подонку и убить его. Ради Шивы. Ради тети.

Ради себя.

Вспыхнувший в груди гнев заставил Тарика оттянуть тетиву еще сильнее, к самому уху. Он ощущал привычную мягкость оперения между пальцами и будто наяву слышал шепот ветра, обещавшего положить конец страданиям.

Необходимо лишь решиться. Все получится. Высокомерие халифа-юнца делает того слабым. Заставляет считать, что Тарик не способен на жестокость. Что он не обладает нужными навыками.

В бесполезном прицеле обсидиановый наконечник слегка поблескивал, зловещий и прекрасный в свете луны.

Такой же, только запятнанный кровью, Тарик совсем недавно извлек из спины Шахразады. Единственной девушки, которую он любил. И которой совсем недавно пообещал никогда больше не причинять боли.

Казалось, это произошло всего мгновение назад.

Мгновение и целая жизнь.

Как же поступить? Смерть Халида ибн аль-Рашида не просто причинит Шахразаде боль, а полностью ее уничтожит. Нанесет рану, которую не описать словами. Не излечить временем. Когда-то Шази волновалась так за Тарика и говорила, что не переживет его гибели от рук халифа Хорасана.

Похоже, порочный круг так и будет повторяться.

Если только кто-то не решит положить ему конец.

Тарик опустил лук.

– Ветер мешает.

– Подобная мелочь не должна стать преградой для столь умелого стрелка.

– Да, не должна, – согласился Тарик. – Но стала.

– Возможно, ты не так искусен в обращении с луком, как я считал, – прокомментировал халиф, в свою очередь опуская клинки.

– Возможно. – Тарик метнул взгляд на собеседника. – Или же я просто дожидаюсь более благоприятного ветра.

– Не забывай, сын эмира аль-Зийяда, что это я вручил тебе шанс выстрелить в меня, – соперник помрачнел, на его челюсти заходили желваки. – Сегодня ты уже попытался это сделать… и взамен сразил ту, кто важнее жизни. Когда совершишь нечто подобное в ее присутствии в следующий раз, я спущу с тебя шкуру, а останки брошу собакам.

– А я едва не поверил, что ты не такое уж чудовище, – вскинув брови, прокомментировал Тарик.

– Я сын своего отца – чудовище по крови и по праву рождения, – тон халифа оставался ледяным, несмотря на то что слова сочились горячей яростью. – И не разбрасываюсь пустыми угрозами. Запомни это.

– И ты еще желаешь убедить меня, что лучше подходишь Шахразаде? Что заслуживаешь ее? – Тарик с трудом удержался, чтобы не усмехнуться.

– Я бы никогда не посмел высказать столь дерзкое предположение. И позволь заверить: в тот день, когда мне будет интересно твое мнение, луна взойдет на небе вместо солнца. А еще знай: я буду сражаться за то, что мне дорого,