Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Правильно! Правильно! — закричали вокруг. Навои подарил некоторым участникам совещания дорогие халаты, остальных оделил деньгами. Бее разошлись очень довольные.
Но сам Навои был глубоко огорчен невозможностью осуществить заветное желание. Долго просидел он один, не принимаясь ни за какое дело. Под вечер пришел Ходжа Афзаль. Он был очень печален. Приказом Хусейна Байхары Маджд-ад-дин был назначен главным везиром с присвоением ему громкого титула «Опоры царства и оплота государства».
После вечерней молитвы пришли близкие поэта Все они были растеряны, все находили решение государя бессмысленным и тревожились, чувству», что над страной собираются черные тучи. Многие, прикрываясь завесой Намеков, резко порицали государя и высмеивали Мадж-ад-дина.
Как ни старался скрыть Навои терзавшие его огорчения, по выражению его лица, по глазам, по всему было видно, что он страдает. После беседы, где против обыкновения не звучали горячие споры, шутки и смех, друзья поднялись, собираясь уходить. Прощаясь с Навои, все низко опускали головы, у всех глаза были полны слез.
Глава двадцать вторая
Время вечерней молитвы миновало. Глаза разгорелись от вина и игры. Вихрь азарта гонял по кругу звонкие груды золота. Счастье благоприятствовало Эмиру Моголу.
В Астрабаде только одни игроки были довольны этим правителем. Почти каждый вечер они являлись к нему с мешками золота и серебра и расходились под утро с душой, раскаленной, как сталь, щуря сонные глаза. Во всех прочих делах Эмир Могол предпочитал обман, насилие и проволочки, но правела я обычай игры он уважал и, будучи в выигрыше, даже иногда проявлял великодушие. Эмир только что собрал кучу золота, когда его позвал из-за двери маленький слуга. Эмир Могол сердито обернулся и, нахмурив брови крикнул:
— Убирайся, ослиная парша! — Гонец из Герата, — почтительно сказал слуга.
Эмир Могол передал очередь соседу — своему новому помощнику, у которого чесались руки поиграть, — и направился к двери. Усталый, запыхавшийся гонец передал ему письмо. Эмир Могол вышел в другую ком вату, поднес письмо к свету и нетерпеливо пробежал пьяными глазами. Лицо его озарилось радостью. Особенно ему нравился титул Маджд-ад-дина, проставленный в конце письма. Сложив бумагу, он сунул ее в карман и подумал: «Хорошее дело! Маджд-ад-дин —» ваиб султана! Навои — правитель Астрабада».
В письме Маджд-ад-дин сообщил Эмиру Моголу о последних событиях и приглашал его явиться Герат.
— Пусть Навои, «звезда Хорасана», поскучает в этом печальном городе, — злобно прошептал Эмир Могол. — Как, бы там ни было, все вышло превосходна. Герат — наш, власть—наша.
Эмир Могол вернулся к игрокам. Размышляя письме и обдумывая причины происшедших событии, он долго сидел, не участвуя в игре. Только когда пьяный игрок, которому он поручил играть за себя, попался я плутовстве. Эмир оттолкнул его углубился игру.
Утром, несмотря на сильную головную боль, Эмир Могол стал готовиться к отъезду. Погрузив на верблюдов накопленные богатства, ом отправил их в Герат. Через два дня, забрав жен я детей, он, не дожидаясь Алишера, выехал в Герат.
Весть в предстоящем приезде Навои взволновала астрабадцев. На базарах, в частных домах, в лавках с волнением обсуждали эту новость.
— По воле аллаха, мы избавились от этого пьяного верблюда, развратника, — говорили старики, вознося благодарения богу.
Местные поэты, сочиняя касыды в честь Навои, мучились в войсках рифм. Однако отдельные вдумчивые люди, углубляясь мыслью в дебри политики, приходили к выводу, что Навои не добром приезжает в юрод, что тут есть какая-то тайна.
Но вот настал долгожданный день. Люди шли по дальним и ближним, большим и малым дорогам, выливаясь из всех улиц мощной волной, — она начиналась у юродских ворот и широко расходилась по равнине.
Увидев вдали Навои и его спутников, люди, под влиянием сильного волнения, с минуту простояли в молчании, выдающиеся ученые и поэты Астрабада, выступив вперед, поздравили Навои и его спутников с благополучным прибытием в город. Толпа народа все плотнее окружала Навои. Всюду Слышались громкие приветствия, пожелания. Певцы распевали газели Навои. Женщины поднимали на руки сыновей и говорили: «Будь таким же, как Навои».
Навои окинул встречающих приветливым взором, приложил руку к груди и от души поблагодарил за радушный прием. Затем он направился в заранее приготовленное для него помещение, где принял знаменитых людей города, ученых и представителей народа.
На следующий день Навои приступил к исполнению своих обязанностей. Прежде всего он ознакомился со семя учреждениями области и их начальниками. В Астрабадской области Навои не нашел никакого порядка ни в вакфах, ни в медресе, ни в налогах, ни в судебном ведомстве. Уже поверхностное ознакомление с этими учреждениями глубоко опечалило его:
«Ну и ну! От здешних дел можно прийти в ужас!» Навои со свойственными ему энергией и усердием приступил к управлению областью. Он начал проводить в жизнь порядки и правила, существовавшие в Герате. Население радовалось. Народ слагал песни о замечательном правителе. Всякий, приходя к Навои со своими нуждами и просьбами, обращался к нему, как к защитнику и другу.
Свободное время Навои проводил с местными учеными, поэтами и людьми искусства. Друзья и близкие писали ему из столицы письма. Письма эти горели скорбью о разлуке, пламенели глубокой любовью к поэту. Были и стихотворные послания. В стихах Мухаммеда Пехлевана Саида рыдало могучее сердце:
Все наши мысли, Алишер, вся жизнь — в твоей судьбе,Наставник мудрый, каждый миг мы помним о тебе.Ты украшаешь Астрабад — заботам нет конца!А мы, учитель наш, тобой украсили сердца.Душой мы в городе твоем. Умрем, и станет прахПодножием твоих руин, землей в его садах.
Из самых отдаленных уголков Хорасана присылали Алишеру приветствия и поклоны. Таков был ответ чистых сердец и умов султану и его окружению.
* * *… Навои работал один в изящно обставленной комнате. Вокруг него на ковре лежали пачки бумаги, папки из тисненой кожи, стопки тетрадей Иные были покрыты пылью, у других загнулись концы, на коже кое-где выступили пятна. Это были газели Навои. Хотя часть их в виде отдельных небольших сборников была широко распространена, целой книги в которой были бы собраны все газели в определенном порядке, еще не существовало. В Астрабаде Навои решил осуществить намерение, которое возникло у него уже Давно, но постоянно откладывалось за недосугом, — составить большой диван своих газелей. Он разделил газели на четыре периода, соответствовавшие ступеням жизни — детству, юности, зрелости и старости — и дал каждому разделу особое название.
Перебирая старые бумаги, Навои пробегал стихи глазами и распределял их по сборникам. Газелей бесконечное множество, в них мелькают невозвратные минуты прожитой жизни. Каждая связана с определенной датой, с определенным местом. Вот газели, написанные в Мешхеде, когда Навоя шестнадцати — семнадцатилетним юношей жил на чужбине в уединенной худжре.
Вот стихи, сложенные в Самарканде в худжре ханаки Ходжи Фазлуллы Абу-ль-Лейси. А вот и первые газели, которые юный Алишер слагал, полный волшебного волнения, вернувшись из школы, в уединенном углу. Эти газели он читал своей матери, и как она радовалась, как целовала сына, прижимая его к груди! Поэт, казалось, и сейчас чувствовал на лице эти ласковые поцелуи. А разве его отец, Гияс-ад-дин Кичкина, не обнимал своего задумчивого, склонного к мечтам сына, читая его первые опыты? Разве не осыпал — он мальчика подарками?
Поэт перелистал другую тетрадь. Один бейт захватил его:
Если подруга лицо закрывает—слезы роняю, сдержаться невмочь.Так, если солнце за горы уходит, — россыпью звезд озаряется ночь.
Навои вновь переживал волнующие, счастливые минуты жизни. Перед ним возникал величественный облик славного поэта, которого он всегда вспоминал с глубокой любовью и уважением. То был покойный Лутфи. Водоворот воспоминаний захватил Навои.
… Он снова ребенок.
Вот он неожиданно вскакивает с места, чтобы осуществить свое давнишнее желание, поспешно выбегает на улицу. Герат живет своими повседневными заботами, радостями и тяготами. Сверстники Алишера резвятся на улицах, на крышах: одни играют в орехи, другие стреляют из лука. Алишер тоже ребенок, но он не хочет играть, он быстро бежит к саду, носящему название Баг-и-Шималь. Поколебавшись с минуту, мальчик входит в ворота; его волнение и смущение увеличиваются с каждым шагом. В большом саду он издали видит седобородого старца. Он медленно шествует среди деревьев, опираясь на палку. Это великий поэт своего времени Лутфи. Едва взор поэта падает на мальчика, как Алишер, поклонившись издали, бежит к нему и в одно мгновение оказывается возле старца. Он не отводит от Лутфи простодушных глаз. Престарелый поэт из-под нависших бровей мягко и радушно смотрит на мальчика, спрашивает, кто он такой. Алишер называет себя и застенчиво сообщает о цели своего прихода.
- Золотой истукан - Явдат Ильясов - Историческая проза
- Рождение богов (Тутанкамон на Крите) - Дмитрий Мережковский - Историческая проза
- Аракчеевский сынок - Евгений Салиас - Историческая проза
- Заветное слово Рамессу Великого - Георгий Гулиа - Историческая проза
- Старость Пушкина - Зинаида Шаховская - Историческая проза
- Кто и зачем заказал Норд-Ост? - Человек из высокого замка - Историческая проза / Политика / Публицистика
- Обмененные головы - Леонид Гиршович - Историческая проза
- Спасенное сокровище - Аннелизе Ихенхойзер - Историческая проза
- Кто заказал? - Человек из высокого замка - Историческая проза
- Армянское древо - Гонсало Гуарч - Историческая проза