Хан с лицом странника - Вячеслав Софронов

— И пойдешь?

— Не знаю. Думать надо.

— Ну ты подумай, подумай. Только и обо мне не забудь, когда твой час придет.

* * *

Еще не начало светать, когда Едигира разбудил тугой, тревожный звон колокола. Мерные удары, следующие один за другим почти без перерыва, вдруг затихли и более низкий, протяжный удар, как бы завершая начатое, сказал последнее слово, созывая народ к заутрене.

Поднялись и Богдан с Герасимом, начали торопливо одеваться. Послышались голоса в других комнатах, где так же ночевали приезжие не знакомые им люди. Видно всем было сообщено об обязанности появления на службе. Едигир натянул сапоги и спросил

— Царь тоже будет?

— На службе? — переспросил Герасим, уже успевший собраться. — Да он мне не докладывал чего-то. Но, думаю, обязательно будет. Подойдет и спросит: "Где тут Василий, что с Сибири приехал? Покажите мне его!" Обязательно тебя спросит, — поддразнил Богдан товарища.

— Зачем так говоришь? — без обиды спросил тот. — Вчера мне один добрый человек на службу к царю предложил идти.

— Да что ты говоришь? — сделал изумленный вид Богдан. — Так ты теперь у нас при царе, значит, служить будешь? Силен! А нас познакомишь с царем-батюшкой?

Едигир понял, наконец, что над ним в открытую смеются. Не умея найти нужных слов для ответа, первым пошел к двери, зацепив на ходу широким плечом Богдана, да так, что тот отлетел на лавку. Герасим, стоявший в стороне, захохотал и урезонил брата:

— Чего ты цепляешься к нему? Ну, чего? Он тебя не трогает и ты не замай.

— Да я чего… И пошутить теперича нельзя, — Богдан потер ушибленное плечо, — у-у-у, медведь!

В храме собралось столько народа, что рассмотреть царя, стоявшего где-то перед алтарем в плотном кольце приближенных людей, было невозможно. В нетопленом храме скоро стало душно от большого числа собравшихся и слова молитвы долетали до Едигира как сквозь толстый слой ваты. Но его поразило стройное пение, льющееся откуда-то сверху, хотя сколько он не поднимал голову, но кроме образов святых на сводах увидеть ничего не смог. Поющие умолкли и один сильный голос мощно, с нажимом так, что доходило до каждого, заставляя втягивать голову в плечи, несколько раз повторил: "Господи, помилуй! Господи, помилуй!" — все опустились на колени и Едигир, замешкавшись, увидел, скорее почувствовал, что видит именно царя, так же вставшего на колени перед священником.

Второй раз он увидел его, когда служба закончилась и после причастия царь первым пошел к выходу из храма, гордо откинув назад большую, с выступающим лбом, голову, легко ступая меж склонившимися перед ним в поклоне людьми. Рядом с ним по левую руку шел и вчерашний знакомец, что привел его к Строганову, оттесняя стремившийся приблизиться к царю народ. Сам того не замечая, Едигир бросился следом, словно какая-то сила исходила от человека, шагающего ни на кого не глядя, с взором, устремленным к видимой только ему одному цели.

Уже, когда шли к царским палатам, Едигир стороной обогнал всех и остановился, чтоб еще раз получше разглядеть царя. Тут он попал на глаза Алексею Даниловичу Басманову, сделавшему легкий знак рукой следовать за ним. Стражники беспрепятственно пропустили его в покои, но дальше небольшой комнаты, где уже толпились люди, идти не позволили. Царь со своим окружением скрылся за обитой железом дверью, и Едигир огляделся, рассматривая тех, кто оказался рядом с ним. Было несколько юношей в богатых одеждах с едва заметной бородкой, которые всем видом показывали свою значимость, стараясь даже не глядеть на окружающих, отвернувшись к небольшим оконцам, дающим слабый свет. В дальнем углу на лавке сидел тучный человек, с трудом поднявшийся при появлении царя и тут же опустился на скамейку. Он тяжело вдыхал воздух полной грудью, прикрыв глаза и подняв голову, губы его что-то непрерывно шептали. Никто не пытался с ним заговорить и он, несмотря на разобщенность меж всеми собравшимися, выделялся среди других полной несовместимостью с окружающими. Едигир посчитал, что он в чем-то провинился перед царем и теперь приехал сюда в ожидании кары.

Наконец, дверь открылась и Алексей Басманов легко вынырнул, полу согнувшись, и быстро указывая пальцем на молодых людей, в том числе и Едигира, поманил за собой. По узкому проходу они поднялись вверх по лестнице и зашли в залу, заканчивающуюся большой, обтянутой красной кожей с вызолоченными на ней птицами дверью. Подле нее стояли два стрельца с маленькими топориками в руках, глядя куда-то поверх, не обращая внимания на вошедших. По обеим сторонам залы были оконца и мягкий свет освещал стоящее в центре массивное кресло. Едигир догадался, что это, верно, и есть царский трон и, ощутив близость его, даже не поверил в возможность, что находится рядом с ним.

Басманов же негромким голосом, с паузами, медленно выговаривая слова, что делало его похожим на полководца перед сражением, объяснил, зачем собрал их здесь.

— Царь хочет видеть, кого берет в свое опричное войско, кто будет служить ему, и на кого он может положиться. Ждите, скоро выйдет, — после этого Басманов скрылся за красной дверью, оставив их в ожидании.

Из другой двери в залу вошел низкий кряжистый человек с темными глазами, которые резко выделялись на испещренном оспой лице, и длинными расслабленно висевшими вдоль туловища руками. "Малюта Скуратов", — услышал Едигир как один из юношей тихо произнес за его спиной. А тот замер, скорее не услышал, а уловил по движению губ шепот и остановился, так и не сделав следующего шага.

— Зачем здесь? — спросил, обращаясь ко всем сразу. Потом глаза его скользнули по лицам и остановились с немым вопросом на шептавшем юноше, который как-то сразу порозовел и напрягся. — Говори…

— Велели собраться и ждать государя…, — заикаясь, пролепетал тот и попятился к оконцу под пристальным взглядом Скуратова.

— В войско государево хотим, — безбоязненно ответил другой, верно, знакомый Малюте.

— А, князь Федор, — заулыбался тот, — тогда понятно, ждите, — и вошел в ту же красную дверь.

Время тянулось необычайно долго и будь возможность, Едигир наверняка ушел бы из таинственной комнаты, где никто ни с кем не разговаривал, не на что было сесть, в воздухе стояла какая-то зловещая тишина. Но, наконец, дверь открылась и первым вышел Иван Васильевич, за ним — остальные. Все низко поклонились, он прошел к креслу и сел, откинувшись назад. Вперед выступил Алексей Данилович Басманов и обратился к юношам:

— Скажите, нет ли среди вас таких, кто по робости или по юности лет своих воинскую службу царскую нести не в силах будет? — общее молчание послужило ему ответом. — Хорошо, тогда подходите к царской руке, целуйте на верность свою. Клянитесь, что ни живота, ни близкого вам человека, ни даже отца с матерью не пожалеете, ежели узнаете, будто замышляют они против царя нашего, Ивана Васильевича, лихое дело.

— Клянемся!!! — как один выдохнули все. Едигиру показалось, а может так оно и случилось, что и он повторил вслед за ними слова страшной клятвы. Царь ласково улыбнулся и спросил:

— Чьи сыны будете? Назовитесь.

— Барятинский Федор…

— Репнин Алексей…

— Колычев Петр…

Когда очередь дошла и до Едигира, то Басманов наклонился к царю и что-то зашептал ему на ухо, а тот согласно кивнул головой.

— А поручители есть у него? — спросил Иван Васильевич, не сводя глаз с Едигира, словно ощупывая, оценивая его силу и преданность.

— Аникий Строганов поручиться может…

— Это ладно… Тот врать зазря не станет. Крещен? — его полукруглая бородка взметнулась в сторону Едигира.

— Да. — Коротко ответил тот.

— И где же ты княжил на Сибири?

— Иртыш-река. Кашлык-городок зовется.

— Ясно, ясно. Из наших подданных. Не твои ли люди до нас приезжали с посланием?

— Мои, государь.

— Не дал им разрешения с Москвы съезжать. Тут при себе и оставил. — Не встречался с ними?

— Нет, государь, — Едигиру живо вспомнилось прощание с Сабонаком, будто вчера это было. Думал, пропал, сгинул в пути. Оказывается, жив.

— Прикажи дьяку Петелину Фоме сыскать тех людей. Да пусть мне доложит, — обратился Иван Васильевич к Скуратову.

— Сделаю, государь, — Малюта кинул недобрый взгляд на Едигира, — а крестное имя какое молодец носит?

— Василием назвали, а крестным Тимофей был.

— Добре… То по-нашенски… — Малюта отвел взгляд, и Едигир почувствовал себя как-то легче, увереннее.

— Покажешь себя в деле и пожалую тебе удел в земле моей. В ваши дела нам вмешиваться не с руки, а кто мне верно служит, тот мне и люб. Целуйте руку, — закончил Иван Васильевич.

Едигир подошел последним к царю и удивился малости размера руки Ивана Васильевича.

Басманов придержал Едигира, шепнув ему: