Колумбы российские - Виктор Петров

3

Прошло еще три месяца. Резанов все более и более негодовал от своего бесплодного вынужденного и, очевидно, бесполезного сидения. Он отдал приказ Крузенштерну начать готовиться к обратному путешествию в Петропавловск. Полгода уже длилось почетное заключение, а японцы, как видно, и не собирались устраивать свидание с микадо. Однако, несмотря на такое двусмысленное положение, Резанову и его свите оказывались всяческие почести, соответствующие его высокому рангу.

Наконец, Резанову сообщили, что в Нагасаки прибыла из Токио высокая особа, государственный советник «даймио», который и будет вести с ним переговоры.

Посланник вначале вскипел:

— Какие еще там переговоры! — раздраженно заявил он чиновнику. — Не кажется ли вам, что мы уже шесть месяцев ведем бесцельные разговоры. Передайте вашему «даймио», что разговаривать нам не о чем, и я хочу знать, как скоро я смогу отправиться в столицу для представления микадо?

Бедный японец даже побледнел от страха, услышав такие неуважительные слова о столь важной особе. Да Резанов и сам понял, что погорячился.

— Ну хорошо, когда же у нас будет, наконец, свидание с «даймио»?

— Очень скоро, очень скоро, — залепетал японец, низко кланяясь… — через два дня… это будет по вашему календарю 23 марта…

— Ну что ж, пусть будет 23 марта. А что, «даймио» прибыл только сегодня?

— Нет, нет, — опять закланялся подобострастно чиновник, — он здесь уже с 17 марта…

— Четыре дня! — возмутился Резанов. — Так, что же он делал, почему не виделся со мной?

Японец испуганно попятился:

Господин даймио хочет сделать все необходимые приготовления для принятия такой высокой особы…

4

23 марта из ворот дома Резанова торжественно выступила посольская процессия. Для пущей важности. Резанов приказал сопровождать себя чинам посольства, среди которых был майор Фридериций, надворный советник Фоссе, капитан Федоров, поручик Кошелев и доктор Лангсдорф, все в парадных мундирах и при орденах. Процессия оказалась очень внушительной. Резанова и членов посольства несли на богатых паланкинах. Впереди посланника Резанова маршировал отряд солдат Камчатского гарнизона с барабанщиком, который буквально превзошел себя, стараясь показать японцам свое искусство. Процессия была окружена огромной японской свитой.

Еще заранее Резанов настоял на том, что переговоры будут вестись на условиях полного равенства, хотя японские посредники сначала настаивали, что это невозможно, дескать, никто не может стоять и смотреть в лицо такой высокой особы как посланник микадо да еще в чине государственного советника. Всем чинам посольства было сказано упасть на колени и, коснувшись пола лбом, оставаться в таком положении во время конференции. Резанов пришел в негодование: — Мы будем оба сидеть на стульях одинаковой формы и одинаковой высоты — не ниже, не выше!..

В конце концов японцы согласились на все его требования и даже разрешили Резанову оставаться во время свидания при шпаге.

Результатом всего этого было полнейшее поражение. Резанов беседовал с даймио довольно долго. На следующий день ему обещали, что он получит ответ на свое письмо японскому императору.

На следующий день, 24 марта, когда посланник явился к даймио, ему было указано на свиток, лежавший на шелковой подушке на столике. Это был ответ микадо. Никто из японцев не смел даже прикоснуться к священному документу. Резанов, сделав почтительный поклон, поднял свиток и торжественно удалился в свой дом. Там он вскрыл свиток и прочел:

«Могущественный Государь Российский посылает посланника и множество драгоценных подарков. Приняв их, властитель японский должен бы, по обычаям страны, отправить посольство к Императору России с подарками, столь же ценными. Но существует формальное запрещение жителям и судам оставлять

Японию. С другой стороны, Япония не столь богата, чтобы ответить равноценными дарами. Таким образом, властитель Японский не имеет возможности принять ни посланника, ни подарков».

Лицо Резанова побагровело. Казалось, что с ним сейчас произойдет апоплексический удар. Бывшие у него чины посольства с тревогой посмотрели на камергера. Наконец, к нему вернулся дар речи:

— Это оскорбление особе его величества и всей российской нации… Меня не желают принимать и даже отказываются принять подарки!.. За это Япония поплатится… Это им даром не пройдет!..

Еще несколько дней прошли в бесплодных переговорах с представителями даймио, которому Резанов сообщил, что он отдает приказ капитану «Надежды» начать погрузку судна для немедленного выхода из Японии обратно в Россию.

5 апреля (по новому стилю 17 апреля) 1805 года «Надежда» подняла якорь, распустила паруса и покинула берега Японии. На Резанова было страшно смотреть. Он почернел, осунулся, постарел — настолько на него подействовала неудача посольства.

Сорок восемь дней продолжался обратный путь в Петропавловск. Хотя Резанов торопился вернуться в Петропавловский порт, чтобы отправить срочный доклад императору о неудачном посольстве, капитан Крузенштерн вновь перестал считаться с «неудачливым дипломатом», как он насмешливо заявил своим офицерам. Он стал попросту игнорировать камергера, изредка отпуская по его адресу шпильки и насмешливые колкости. Резанову пришлось вновь уединиться в своей каюте, хотя на этот раз у него была надежная охрана из солдат, предоставленных ему генералом Кошелевым. Оба офицера, как капитан Федоров, так и поручик Кошелев, видели насколько атмосфера была накалена и распорядились, чтобы каюта Резанова была день и ночь под охраной солдат.

Несмотря на выраженное Резановым желание скорее вернуться на Камчатку, Крузенштерн решил Оправиться на исследование берегов Японии и Сахалина, а также и некоторых Курильских островов.

Прошло сорок восемь мучительных дней для Резанова, прежде чем он опять смог увидеть берега Авачинской бухты на Камчатке.

5

Резанов и вообще-то не обладал хорошим здоровьем, а все неудачи, происшедшие за последние шесть месяцев, еще больше ухудшили его состояние. Последние несколько дней на корабле он чувствовал, что силы покидают его, и почти все время лежал в каюте под наблюдением своего верного камердинера Жана. И, конечно, поведение Крузенштерна нисколько не улучшало его здоровье. Шемелин, встревоженный происходящим, не раз советовался с Жаном по этому поводу.

Дня за три до прихода корабля в Петропавловск Резанов вызвал Жана к себе в каюту.

— Жан, подойди сюда, — обратился он к своему слуге. — Я плохо себя чувствую и не знаю, доеду ли до Камчатки живым… если со мной что случится и меня не будет, возьми этот ящичек и письмо и передай лично генералу Кошелеву в Петропавловске… Никто не должен видеть и знать, что в ящичке… и никто не должен читать моего письма… понимаешь?

— Не думайте об этом, ваше превосходительство. Мы скоро будем в порту, и вы там поправитесь…

Резанов нетерпеливо махнул рукой:

— Помни, Жан, в этом ящичке важные документы, которые должны быть пересланы государю императору. Здесь же подробные инструкции генералу Кошелеву, как ему надлежит действовать… Твоя задача — береги все это, ничто не должно быть потеряно… Смотри, чтоб все было доставлено по назначению!

Его верный камердинер только утвердительно кивнул головой. Он не мог сказать ни слова от слез, душивших его.

— Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство. Если что случится, — все исполню, как вы приказали. Но не гневайте Бога, не говорите о своей кончине… Через несколько дней мы будем в Петропавловске и там выходим вас — вернем здоровье.

Резанов улыбнулся:

— Мой добрый, верный Жан… Ну хорошо, иди… я устал и хочу спать.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ: АВАЧИНСКАЯ БУХТА

1

Рано утром 24 мая раздался крик вахтенного матроса:

— Земля!!!

Все, кто был свободен, высыпали на палубу, благо и день удался на редкость хорошим. Весь день корабль шел медленно вдоль берегов Камчатки и только в 6 часов вечера вошел в Авачинскую бухту, где находился город Петропавловск.

Население города уже знало о прибытии корабля. «Надежду» узнали еще далеко, у входа в бухту, и сигналами передали новость портовым властям. Весь город в нетерпении столпился на пристани.

Как только корабль остановился и бросил якорь, с него была спущена шлюпка, которая стала быстро приближаться и пристани. На шлюпке был сам камергер Резанов и сопровождавший его камердинер Жан. Люди, видевшие Резанова в Петропавловске шесть месяцев тому назад, были поражены его видом. Казалось, он постарел на десять лет и совсем не был похож на моложавого сановника, посетившего Камчатку в прошлом году.