Сибирский ковчег Менделеевых - Вячеслав Юрьевич Софронов

журналы, где были записаны доходы и расходы от произведенной продукции. Менделеева взяла один из них, быстро пролистала, отложила в сторону.

– Ладно, с этим потом разберусь. Надеюсь, поможешь мне, разъяснишь что к чему. Да, о самом главном не сказала. – Она подала Медведеву доверенность от брата на управление фабрикой.

Тот лишь отмахнулся, ответил:

– Я уж получил от самого Василия Дмитриевича письмо, что он вам перепоручает следить за фабрикой… Иного мне знать не надо.

– И что скажешь на это?

– Что я могу сказать?.. Кто меня о том спрашивал?..

– Вот я и спрашиваю. Брат мне писал, будто доходов за последние годы почти никаких. Продавать фабрику он не желает, потому и поручил мне всем заняться. Отчего доходы от продаж вдруг упали? Что не так?

– Плохо берут изделия нашенские. Привередничать стали покупатели, цену срезают почти вдвое. А коль держаться старой, то вообще ничего не продать.

– Значит, больше и быстрее нужно работать. Искать покупателей, заранее договора заключать с ними. Сам-то на ярмарки ездишь или шлешь кого?

– Сыновей прошу. Сам уже стар для дел таких, болеть стал часто.

– Ну, я проверю старые отчеты, потом поговорим.

Она вновь взяла в руки один из журналов, вчиталась в цифры и с удивлением спросила:

– Так вы в этом году на две тысячи штук меньше выдали, нежели в прошлом? Почему вдруг?

– Ой, то главная беда. Мужик портиться начал. Совсем не тот нынче мужик, что раньше был. Никакой управы на них не найду. Не хотят трудиться как положено: то в город уедут по каким-то делам, едва не месяц их обратно ждешь; то сев, то сенокос у них, то хворыми скажутся. Ничего поделать с ними не могу, выпряглись, одно слово.

– А жалованье аккуратно платишь?

– Плачу, а то как же. Сколь наробили, столь и платится. А им все мало и мало, грозятся, коль не прибавлю, бунт зачать…

– Чего? Бунт?! Этого только не хватало. Они сами хоть понимают, что это значит? Видать, давно не пороли. В ранешние времена, как батюшка мне сказывал, за любое ослушание на конюшню тащили и под плети. Сразу шелковыми становились. А уж про бунт, о таком даже слышать не приходилось. Губернатор тут же солдат на усмирение направит, вот тогда точно запоют…

– Так-то оно так, но только, коль солдаты сюда заявятся, мужики вмиг все по лесам разбегутся, лови их потом, только хуже будет. С ними как-то иначе надо. А как? Вы уж извините, барыня, то мне не известно. Я свою должность справно несу, все записи веду. Себе лишней полушки в карман не положил…

– Смотрите, как бы мимо кармана не пронесли, – прервала его излияния Менделеева. – Деньги считать всяк умеет, а вот с народом управляться, то другая наука. Батюшка местный помогает?

– Отец Михаил? – с удивлением спросил управляющий. – Он наших фабричных дел не касается. Службу отведет – и ладно. А как церква едва не сгорела, то и вовсе все деток крестить или венчаться в иные места едут.

– Ой, – вздохнула Мария Дмитриевна, – все-то у вас, милейший, спустя рукава и абы как. Того не могу, этого не знаю. Завтра соберите мужиков возле храма на полянке, говорить с ними стану. И пошлите за батюшкой, пусть к нам заглянет.

Глава шестая

На другой день ясным солнечным утром к церковной ограде, у обгоревшей Аремзянской церкви полукругом расселось около двух десятков местных мужиков из числа приписных крестьян, состоящих при стекольной фабрике. Напротив них стояло кресло, принесенное из барского дома, на котором величественно восседала Мария Дмитриевна Менделеева. Рядом стоял большой стол, ничем не занятый, кроме стопки бумаг с фамилиями и именами рабочих. Чуть в стороне находился местный священник отец Михаил в полном облачении. С другой стороны стола, переминаясь с ноги на ногу, поглядывая то на господ, то на перешептывающихся меж собой мужиков, стоял староста Лука Обрядов.

Собравшиеся на поляне мастеровые дружно смолили самокрутки, а некурящие лузгали семечки, сплевывая их себе под ноги. Не выдержав ожидания, кто-то из них выкрикнул:

– Долго так сидеть будем?

Его тут же поддержали остальные:

– У нас дома скотина некормленая, дела стоят, а мы тут сиднем сидим…

– Говорите, коль позвали, а то сейчас разойдемся…

– Ага, в лес на заготовки уйдем, потом ищи-свищи…

Но Мария Дмитриевна терпеливо переждала эти выкрики и лишь после того, как наступила минута затишья, кивнула головой старосте, ждущему ее сигнала. И он начал громко выкрикивать:

– Павел Урубков. Здесь?

– Здеся я.

– Александр Петрович Мальцев. Пришел?

– Пришел, раньше всех, – со смехом ответил кто-то за промолчавшего работника.

– Васильковы? Отец с сыном, тут?

– Оба на месте…

При этом он поглядывал в лежащий на столе лист бумаги, а Мария Дмитриевна делала отметки о числе присутствующих.

– Многих не хватает, – негромко сказала она старосте, когда тот закончил перекличку. – Почему не явились?

– Да кто их знает, – ответил тот, пожимая плечами.

– Дык, дела у всех, – нахально выкрикнули из толпы, – не нашенское это дело с бабами разговоры вести, непривычные мы к такому.

– Кого не было, всем выставить штрафы за отлучку, – громко, чтоб все слышали, сказала Менделеева, обратившись к старосте.

– Слушаюсь, – кивнул тот головой.

Толпа при этих словах сразу стихла, а Мария Дмитриевна махнула рукой старосте, и тот громко произнес:

– Собрали мы вас всех, чтоб сообщить: отныне всеми делами и работами будет ведать родная сестра нашего хозяина, дворянина и коллежского асессора Василия Дмитриевича Корнильева, по именной от него доверенности, – потом сделал паузу, поклонился в сторону новой хозяйки и добавил: – Надворная советница Мария Дмитриевна, по мужу Менделеева.

Крестьяне тут же вновь зашушукались меж собой, а наиболее несдержанные сопроводили слова старосты простодушными выкриками:

– Эка невидаль, – громко сказал пожилой мужик в серой домотканой рубахе, сидевший впереди всех, – бабское ли это дело нами, мужиками, заправлять? Сумеет ли она с нами совладать?

– А куда наш прежний управляющий делся? – выкрикнул другой. – Он когда еще обещал нам прибавку по нарядам за труды наши, а так ничего и не сделал.

– Да, мы давно уже все его жданики поели, теперь новых поджидать придется.

– Лошаденки, на которых песок на гуту возим, едва живы, того и гляди, сдохнут по дороге, никакого ухода за ними нет. Наше ли это дело за лошадьми смотреть, они ж хозяйские?..

– Чаны для варки стекла вот-вот лопнут, новые пора заказывать.

Мария Дмитриевна, не дожидаясь, пока стихнут выкрики, величественно приподнялась с кресла и несколько раз хлопнула в ладоши, после чего вдруг неожиданно наступила полная тишина. Крестьяне замолчали, ожидая, что она ответит,