Остров Разочарования (Рисунки И. Малюкова) - Лазарь Лагин

Немецкие объявления никого, кроме разве Кумахера, не интересовали. И снова стрелка медленно поползла справа налево по шкале.

Между тем, как это ни странно, пятое по счету объявление имело самое непосредственное отношение к острову Разочарования. Оно передавалось в эфир трижды — седьмого, восьмого и девятого июня, каждый раз пятым по порядку и ежедневно в другой редакции.

Нет нужды приводить все три варианта. Восьмого июня оно выглядело так:

Нам еще придется вернуться в одной из следующих глав к этому внешне очень будничному объявлению. Нет сомнения, что если бы и Егорычев и остальные пятеро, слушавших в пещере немецкую передачу, и прослушали это объявление, они не обратили бы на него ни малейшего внимания. Между тем оно несло в себе признание того, что германское военное командование считало положение в Нормандии значительно более серьезным, нежели оно расценивалось присяжными радиокомментаторами Геббельса.

Егорычеву страшно хотелось поймать советскую передачу, но все его попытки закончились неудачей. Время было неподходящим. Убедившись в тщете своих усилий, он решил перенести поиски на утро.

— Может быть, достаточно? — спросил он.

— Давайте снова поищем Англию, — сказал Цератод.

— Вам не кажется, сэр, что двое американских граждан имеют законное право послушать американскую станцию? — сварливо осведомился Фламмери, и Джон Бойнтон Мообс горячо поддержал его:

— Вот именно!

Но первой попалась английская станция. Передавали статью о необходимости строжайшей экономии угля и электроэнергии. Ее решили не слушать и одну за другой поймали две американские передачи, В обеих были первые, еще скупые сообщения о боях в Нормандии.

VI

Потрясенного услышанным известием и порядком уставшего Кумахера отправили в арестантское помещение, заперли за ним дверь и по-прежнему завесили ее.

— Итак, второй фронт открыт! — торжественно провозгласил Цератод, протирая очки и глядя на своих коллег выпуклыми близорукими глазками. — Поздравляю вас, джентльмены! Примите мои особенные поздравления, мистер Егорычев. Как видите, соединенные англо-американские силы не щадят своих жизней, чтобы помочь доблестным советским союзникам!

Он неторопливо водрузил толстые золотые очки на мясистый нос, учтиво улыбнулся и пожал руку Егорычеву. Впервые со времени гибели «Айрон буля» Егорычев почувствовал в своей ладони пухлую, сыроватую и очень гладкую руку Цератода и не испытал при этом никакого удовольствия. Он уже достаточно знал Цератода, чтобы понимать истинную цену его рукопожатия.

— Спасибо, господин майор, — сказал Егорычев.

Фламмери не спешил с поздравлениями. Он решил произнести речь. Он сказал:

— Друзья мои! Вспомним в эту торжественную минуту начальные строки сто пятого псалма Давидова: «Славьте господа; призывайте имя его; возвещайте в народах дела его; пойте ему», ибо только слепой не увидит в интересующем и волнующем нас великом военном событии исполнение англо-американским командованием одного из священнейших и благороднейших заветов господа нашего: «Люби ближнего, как самого себя!»

Он окинул слушателей благочестивым взглядом, остановился на миг на Егорычеве, увидел в его глазах насмешливые огоньки, нисколько этим не смутился и продолжал:

— Надеюсь, я никогда не буду повинен в неподобающей гордости, но да позволено будет мне с гордостью заявить, что не было минуты, когда я усомнился бы в том, что наше вторжение в Европу произойдет… лишь только господь призовет нас к этому в сердцах наших!..

Трудно было предположить, чтобы кто-нибудь мог принять всерьез его слова, меньше всего это мог предположить он сам, и все же не было силы, которая бы удержала его от того, чтобы он их произнес. — А теперь, — продолжал как ни в чем не бывало мистер Фламмери, — не пора ли нам перейти от явлений общечеловеческого значения к тому, что касается лично нас. Я имею в виду, не пора ли нам подумать о том, чтобы связаться с Америкой, — он увидел нетерпеливый жест Цератода и добавил, — или с Англией, в данном случае это все равно, и сообщить, что мы живы и чтобы за нами прислали судно или самолет?

— Этот вопрос совсем не так прост, как я вчера предполагал, — " сказал Егорычев. — Никто из нас не знает английской азбуки Морзе. Но даже если бы и знали, это нисколько не облегчило бы в данное время, я подчеркиваю, что именно в данное время, наше положение. Надеюсь, никто уже не сомневается, что эсэсовцы высажены сюда с каким-то весьма серьезным заданием. Любая наша радиограмма неминуемо будет принята не только союзными нейтральными радиостанциями, но и немецкими…

— То же самое говорил вчера я, — прервал его с ехидной улыбочкой Цератод. — Вы мне тогда возразили, если мне не изменяет память, что немцам сейчас, по вашему мнению, не до нашего острова, что немцам, опять-таки, по вашему мнению, достаточно забот на советском фронте. Тем непонятней ваше заявление сегодня, когда к тому же открыт и активно действует второй фронт.

— Нет, — сказал Егорычев, — вам не изменяет память, мистер Цератод. Я должен признать, что не все вчера принял во внимание. Конечно, немцы никак уж не в состоянии прислать сюда новую экспедицию из самой Германии или, скажем, из Алхесираса. Но мы не имеем права забывать, что у них более чем достаточная шпионская сеть в западном полушарии. Я имею в виду Южную Америку.

— Иногда мне кажется, что меня, как какого-нибудь мальчишку, пытаются втащить за ручку в кино на дурацкую картину со шпионами, — пробурчал Фламмери. — И я хотел бы заявить вам, сэр, что я уже давно вышел из того нежного и доверчивого возраста, когда повсюду мерещатся шпионы и пираты!

— Поэтому, — продолжал Егорычев, — по меньшей мере не исключено, что эти гитлеровские шпионы или сами запеленгуют нас, или получат от запеленговавшего нас немецкого командования указание срочно проверить, что это за союзнические силы вдруг обнаружились на острове Разочарования. А так как здешний эсэсовский гарнизон имел какие-то сверхважные задания, то ими будут приняты все меры, чтобы прибыть сюда раньше союзных кораблей или самолетов, и тогда, понятно, нам придется весьма туго…

Цератод недовольно хмыкнул, словно благоприятная для радиосвязи обстановка зависела от Егорычева.

— Остается единственная возможность связи с внешним миром: воспользоваться русской азбукой Морзе.

— Вам угодно шутить, мистер Егорычев? — вспылил Фламмери.

— Нет, не угодно, — спокойно отвечал Егорычев.

— С таким же успехом можно было бы воспользоваться и персидской или тибетской!