Роковая ошибка - Найо Марш

ночи, а ветки – это чтоб выстлать яму изнутре.

– Здорово придумано. Как приятно они пахнут.

– Ага, пахнут. Она была б довольна, осмелюсь сказать.

– Не сомневаюсь, – согласилась Верити. Поколебавшись с минуту, она заметила: – Я недавно услышала о вашей связи с капитаном Картером. Должно быть, это стало для вас шоком – столько лет спустя узнать…

– Уж будьте уверены, – тяжело вздохнул он. – И по правде сказать, чем больше я про это думаю, тем больше дивлюсь. Ага, вот так. Уж больно чудно́ все это, никак пер’вар-рить не могу, понять, что к чему. – Он почесал голову. – Он был хор-роший человек и хор-роший офицер, мой капитан.

– Не сомневаюсь в этом.

– Ну, думаю, мне надо пр-родолжать, р-работы еще полно.

Он встал, поплевал на ладони и вытащил лопату из земли.

Верити оставила его продолжать трудиться и поехала домой.

Брюс копал до заката, потом до сумерек, а когда совсем стемнело, зажег ацетиленовую лампу. Его огромная искаженная тень, жестикулируя, металась между деревьями. Он почти закончил, когда восточное витражное окно над его головой, изображавшее Тайную Вечерю, ожило и засветилось, словно чудотворное явление. Он услышал звук мотора подъехавшей машины. Из-за угла церкви вышел викарий, освещавший себе дорогу фонарем.

– Они прибыли, Гарденер, – сказал он. – Я подумал, что вы захотите присутствовать.

Брюс надел куртку. Вместе они обошли церковь и остановились перед входом.

Лежавшую в гробу Сибил подняли по ступеням. Дверь открыли, и свет изнутри упал на крыльцо. Даже здесь, снаружи, стал ощутим густой запах роз и лилий. Викарий в рясе приветствовал свою ночную гостью и пошел перед гробом, сопровождая Сибил в ее последнее земное прибежище. А уходя, запер за собой дверь, оставив свет в храме включенным. Снаружи церковь тускло светилась.

Брюс отправился назад, к могиле.

Клод Картер был объявлен полицией в розыск.

Аллейн с Фоксом закончили тщательный профессиональный обыск в его жилище в Квинтерне. В комнате, которую миссис Джим дважды в неделю приводила в идеальный порядок, царил полный разгром, в ней пахло сигаретным дымом и какой-то не поддающейся определению специфической затхлостью. В конце концов они обнаружили лакированную жестяную шкатулку на дне рюкзака, закинутого на крышу платяного шкафа. Она была завернута в свитер и упрятана под рубашкой, тремя парами нестираных носков и ветровкой. Отпереть замочек не составило для Фокса никакого труда.

В шкатулке лежали блокнот и несколько бумаг – среди них сделанная на скорую руку копия плана грибного сарая и конюшенной комнаты с точкой, обозначенной крестом.

II

– Земля к земле, – произнес викарий, – прах к праху. С уверенностью и надеждой на воскрешение и жизнь вечную…

Аллейну, стоявшему чуть поодаль, люди, собравшиеся вокруг могилы, представлялись персонажами картины, которая могла бы принадлежать кисти таможенника Руссо[113]: упрощенные фигуры, наиболее рельефные из которых облачены в черное. Они выглядели так, словно были вырезаны из картона, раскрашены, а потом стали действующими лицами какой-то сомнительной мультипликации. Аллейну казалось, что их движения – когда станут опускать гроб в могилу и бросать ритуальную горсть земли – будут дергаными.

«Интересно, многие ли из них думают сейчас о Сибил Фостер? – мелькнуло у него в голове. – Ее дочь, поддерживаемая с обеих сторон двумя мужчинами, ставшими ее главными опекунами? Верити Престон, которая стояла рядом и к которой Прунелла повернулась, когда приступили к погребению? Садовник Брюс (со своим помощником-великаном), в харрисоновском костюме, с черной повязкой на рукаве и в черном галстуке, скромно исполняющий роль отсутствующего церковного сторожа Джима? Молодой мистер Рэттисбон, чинный и, быть может, немного усталый от долгого стояния? Миссис Джим со сверкающими глазами и каменным лицом? Друзья-соседи по округу? Или, наконец, возвышающийся над всеми и стоящий чуть в стороне, безупречно одетый и такой красивый, что возникало ощущение, будто его специально подобрали по принципу типажности на роль знаменитого врача, доктор Бейзил Шрамм, как предполагалось, убитый горем тайный жених покойной и ее главный наследник?»

Клод Картер, между тем, отсутствовал.

Аллейн поискал его глазами еще в церкви. На обоих слушаниях Клод умудрялся найти себе неприметное место за колонной или на нейтральной территории возле орга́на, но здесь, на залитом солнцем кладбище, его видно не было. На участке стоял огромный викторианский ангел, немного накренившийся на своем массивном постаменте, но указывающий пальцем вверх, как ангелоподобная Агнесс из «Дэвида Копперфилда». Аллейн подумал было, что Клод прячется за ним и выскользнет из укрытия, когда все закончится, но нет, никаких признаков его присутствия не просматривалось. Это было непоследовательно с его стороны. Ожидалось, что он все-таки появится. Не обнаружилось ли, случайно, чего-то нового в предполагаемой деятельности Клода, связанной с контрабандой наркотиков, не напугало ли его это? Но если бы что-то в этом роде случилось, Аллейна проинформировали бы.

Церемония закончилась. Брюс начал закапывать могилу. Ему помогал его ассистент, юнец шести футов росту, которого в деревне называли Чокнутым Арти, так как все знали, что у него не все дома.

Аллейн, державшийся в стороне, отошел еще дальше и стал ждать.

Теперь все подходили к Прунелле, как умели выражали сочувствие и удалялись, не слишком поспешно, но с чувством облегчения и жизнерадостности, которые охватывают человека после окончания церемонии погребения сколь угодно любимого покойника. Прунелла обменивалась с ними рукопожатиями, поцелуями и благодарила. Пара Маркосов стояла позади нее, еще чуть дальше – Верити.

Последним подошел доктор Шрамм. От Аллейна не укрылось, что Прунелла замешкалась, прежде чем пожать протянутую им руку. Он услышал, как она громко и быстро произнесла: «Благодарю за чудесные цветы», в ответ Шрамм пробормотал что-то нечленораздельное. И когда он отошел, Прунелла повернулась к Верити.

Аллейн двинулся дальше по дорожке, ведущей от кладбища к церкви. Она была с обеих сторон окаймлена цветами, лежавшими на траве: некоторые букеты в целлофановой обертке, некоторые – охапками, срезанными в собственных садах, один гигантский букет был профессионально составлен из красных роз и пионов. Аллейн прочел прикрепленную к нему карточку: «От Б. Ш., с любовью».

– Мистер Аллейн? – окликнула его Прунелла, подойдя сзади. Он быстро обернулся. – Очень любезно, что вы пришли. Благодарю вас.

– Какие у вас прекрасные манеры, – ласково сказал Аллейн. – Ваша мама, должно быть, замечательно вас воспитала.

Она изумленно взглянула на него и улыбнулась.

– Ты это слышала, крестная Вэ? – спросила она и, спустившись по ступенькам церкви, отбыла в сопровождении троих своих «опекунов».

Когда викарий отправился в ризницу снять стихарь и на кладбище никого не осталось, Аллейн вернулся к могиле.

– Вот она и упокоилась, супр-ринтенднт. И что бы к этому ни пр-ривело, ничто не потр-ревожит ее в этом последнем пр-ристанище, –