Драконья любовь, или Дело полумертвой царевны - Евгений Малинин

– Ну что – ребра!.. Ничего особенного с ними не случилось, обычный вывих!

Его пальцы уже гораздо медленнее пошли по ребрам Семецкого, и из-под них слышалось громкое щелканье.

Первецкий посмотрел мне в лицо и с какой-то затаенной гордостью пояснил:

– Редчайший специалист… – подумал и добавил. – Мудальный терепет…

Закончив с ребрами, Девятецкий внимательно посмотрел на тоненькую шейку Семецкого и полез в карман свободных холщовых штанов. Из кармана он достал коротенькую дощечку и моток широкой полотняной ленты, приложил дощечку к «шейному отделу позвоночника» и начал туго прибинтовывать ее своей холстинкой. После трех-четырех оборотов Семецкий закатил глаза и захрипел.

Девятецкий, приостановил свои действия, внимательно посмотрел в синеющее лицо пациента и задумчиво спросил:

– Чево это с ним?..

Восьмецкий, продолжая держать Семецкого за плечи, попытался также посмотреть в его лицо, и это санитару, видимо, не удалось. Однако, именно в этот момент Семецкий поднял здоровую руку, еще раз захрипел и попытался освободить горло от бинта.

– Выпить, наверное, хочет… Вишь, пальцем по горлу скребет… – Немедленно предположил Восьмецкий, и Девятецкий с ним согласился:

– Точно! Жажда его мучит! Смотри, аж посинел весь.

Полуобернувшись к столу он попросил:

– Слышь, Пятецкий, да нацеди ты ему пару глотков этого… пуша. Пусть человек сладенького попробует, глядишь, ребра быстрее подживут!

Семецкий опять захрипел, и все сочли этот хрип за нижайшую просьбу.

– Ладно, – смилостивился Пятецкий, – вот тут осталось, на донышке, пусть допивает!

Он аккуратно перелил остатки моего варева, над которым уже не плясали синенькие язычки пламени, в кружку Семецкого.

И вдруг, вопреки своему сложному положению, Семецкий разжал пальцы, дергавшие бинт и зашарил по столу в поисках своей посуды. Добросердечный Девятецкий подсунул кружку под шарящую руку, и та, едва не расплескав содержимое, все-таки исхитрилась ухватить ручку посуды.

Вот только выпить вожделенный напиток Семецкий никак не мог. Он безжалостно тыкал краем кружки себе в зубы, старательно наклонял ее, так, чтобы напиток касался губ, но перехваченное бинтом горло отказывалось сделать хотя бы глоток.

– Чевой-то у него не получается… – Задумчиво констатировал Девятецкий.

– Да ты глотку-то ему освободи!.. – Подсказал Пятецкий.

Девятецкий снова внимательно посмотрел в лицо пациенту и кивнул:

– И то…

Он неторопливо смотал бинт обратно, и, как только горло освободилось, Семецкий сделал… глубокий судорожный вдох…

Из кружки, располагавшейся у самых его губ выскочил голубовато-призрачный лепесток спиртового пламени и пропал в глотке Семецкого. Никто не обратил на это внимания, только сам калека вдруг замер в каком-то, почти мистическом ожидании. Спустя три удара сердца по его груди снизу вверх пробежала первая струйка веселого синего огня, исчезла, чтобы тут же вынырнуть из щек и лба, а через несколько секунд вся маленькая неподвижная фигурка была охвачена беззвучным полыханием.

Первыми задымили бинты на руке и ноге, потом затрещали и скукожились волосы на голове, стала плавиться, чернея и корежась, одежда.

Мужики полезли из-за стола, не отрывая глаз от полыхающего Семецкого, а тот сидел все так же неподвижно и с каким-то жалким удивлением наблюдал за их ретирадой. Одежда его осыпалась темным пеплом, обнажая тлеющую, чернеющую кожу. Кружка вывалилась из отгоревшей руки и плеснула свое содержимое на его колени, добавив силы и без того не слабому пламени. Семецкий растворялся в этом пламени, таял прямо на наших глазах, осыпаясь странно тяжелым серым пеплом, пока в чуть загудевшем сине-лиловом костре не остались одни глаза, продолжавшие смотреть на нас все с тем же удивлением. Но вот исчезли и они. Синее пламя полыхнуло последний раз над горкой пепла, лежавшей на скамейке, и удивительно напоминавшей крохотный террикон, а затем… схлопнулось… пропало.

Шестеро оставшихся на ногах мужиков и мы с Макарониным долго, в полной тишине разглядывали этот террикон, пока, наконец, Первецкий не подвел итог нашей гулянки:

– Та-а-а-к… Повеселились!..

Глава 5

«В города, в города

от насиженных мест…»

(Песня В. В. Высоцкого)

Ольга – Да! Скорее в Москву.

(А.П. Чехов «Три сестры»)

«… И дались вам эти города!

Все зло от них, и люди там – истинные крокодилы!»

(Крик души одного знакомого бича)

От пиршественного стола мы расходились тихо и осторожно, словно боясь слишком твердым шагом тряхнуть невзначай землю и рассыпать идеальный конус пепла, высящийся на скамейке. Первецкий заметил мое желание, подойти к нему и сказать кое-что, но он вовремя покачал головой, показывая, что разговор необходимо отложить. Мы с Макарониным, подхватили Володьшу под белы рученьки и поплелись следом за Пятецким к его домику.

В темном небе ярко горели звезды, бор стоял темной неподвижной стеной, словно прислушиваясь к тому, что натворили эти суетливые, несмышленыши-люди!

Когда мы вошли в дом, Пятецкий вдруг повернулся к нам и неожиданно спросил совершенно трезвым голосом:

– Ужинать будете?..

И увидев по нашим вытянувшимся лицам, насколько его вопрос был не к месту, смущенно улыбнулся:

– Ну, тогда будем ложиться спать!

Мы и легли. Правда, Володьшу нам пришлось оставить внизу, поскольку затащить его погруженное в глубокий сон тело на чердак не было ну никакой возможности. Раздевшись и расположившись на тюфяках, мы долго молчали, а затем Юрик негромко поинтересовался:

– Ну, как думаешь, они нам дадут сказать последнее слово или просто прирежут?..

– Как это – прирежут?! – Не понял я.

– Как-как!.. – Фыркнул старший «лейтенам», – Чик ножиком по горлу, и привет!..

– Да за что?!

– Интересное дело?! – Не понял моей непонятливости Макаронин. – Ты ихнего Семецкого, можно сказать, спалил, а теперь делаешь вид, что ни при чем!

– Я спалил?! А кто подбил меня пунш варить?! – Я скривил в темноте рожу и язвительно спародировал этого пошлого опера. – Пунш!! Я обожаю пунш!! Сделаете мне чтобы было… пунша!!

– Я?! Пунша?!! – Юрик от возмущения даже сел. – Это когда же я такое говорил?!!

– Не ори! – Оборвал я его возмущение. – Лучше подумай, в чем нас можно обвинить, если все пили этот пунш и ничего, а этот… твой дружок вдруг взял и вспыхнул?!

– Да какой он мне «дружок», – снова возмутился Макаронин, – я его вообще первый раз сегодня увидел!!

– Ага!.. – Снова подпустил я сарказма. – Первый раз увидел и сразу побежал аппарат мастерить и учить бедного покалеченного аборигена самогоноварению!! Подумал бы своей милицейской башкой, кого учишь!.. – И тут мне в голову пришла новая, необычайно свежая мысль, которую я немедленно высказал. – Вообще, скажи спасибо, что он сгорел, а то бы вот капнул твоему начальству, чем ты в деревне занимаешься, и Василь Василич, полковник Быков погладил бы тебя по твоей деревянной башке… дубиновой резинкой!!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});