Волшебник не в своем уме. Волшебник в Бедламе - Кристофер Сташеф

Вот так все было. Мы потеряли много людей, многие были ранены, но всех настоящих пиратов мы убили или выбросили за борт на съедение акулам. Им выпало отличное угощение. Теперь они будут неделю пировать у ваших берегов, так что предупреди всех — пусть воздержатся от купаний вдали от берега.

Джанни зябко поежился.

— А как же другие наши корабли?

Глаза Тара снова вспыхнули.

— Покуда поддельные пираты гнались за нами, адмирал Понтелли устремился следом за ними с тыла. Как только они нас нагнали, он обрушился на них и принялся обстреливать задние суда. Говорят, это было душераздирающее зрелище. Эти тупицы, возомнившие себя пиратами, даже не додумались отплыть друг от друга подальше, начали цеплять друг друга веслами. В итоге они друг дружке навредили больше, чем мы им. Их галеры налетали одна на другую, весла трещали и ломались, гибли гребцы. А когда им наконец удалось расцепиться, наши канониры начали подстреливать их, и мои морские пехотинцы снова заставили меня ими гордиться. Из них пало всего человек десять, и им не по душе было то, что выпало на их долю, ибо им пришлось снова биться с необученными крестьянскими парнями. Те, правда, скоро запросили пощады. Мы и их заперли в трюмах. Затем мы переправили на вражеские корабли свои команды. Они приведут суда в гавань Пироджии до зари. Они плывут медленно, потому что теперь на галерах нет гребцов, и команды малы, но зато мы вдвое увеличили численность нашего флота!

— Невероятная, сказочная победа! — вскричал Джанни. — Но скажи, с чего ты взял, что большая часть пиратов — это крестьяне, которых силком заставили сражаться с нами?

Гар ухмыльнулся.

— Да с того, что когда наш адмирал выбил меч из рук их адмирала и велел моим морским пехотинцам взять его, он вскричал: «Не прикасайтесь ко мне, низкое отродье! Да будет вам известно, что я — граф Плазио, и стою больше, чем весь ваш сброд, вместе взятый!»

Джанни, не веря собственным ушам, выпучил глаза, но тут же расхохотался и ударил Гара по плечу. Однако настроение его сразу же упало, когда он услышал плач и стоны у пристаней.

— Я же сказал тебе, что у нас есть потери, — сказал Гар. Лицо его помрачнело. — Погибли и морские пехотинцы, и матросы. Мы одержали великую победу, и досталась она нам достаточно легко. Ты поймешь это, когда увидишь, сколько вражеских судов мы потопили и сколько захватили, но нам пришлось заплатить за это, и многие будут рыдать нынче ночью, оплакивая погибших.

Джанни обернулся в ту сторону, откуда доносились рыдания и стоны. Только теперь он осознал, насколько реальна война, что она представляет собой не просто некое состязание, не игру, которую аристократы затеяли, дабы развеять скуку. В этом спектакле играли живые люди, и их игра заканчивалась трагически.

— Один философ говорил, что цена свободы — вечная бдительность, — негромко проговорил Гар за спиной у Джанни. — Но он забыл, что из-за чрезмерной бдительности слишком часто возникают войны, и тем, кто говорит, что лучше погибнуть свободным, чем жить рабом, лучше бы как следует подумать, так ли это.

Джанни чувствовал, как эта мысль пускает корни в его душе, как она мучительна. Но из глубины души уже поднимался к поверхности непоколебимо уверенный ответ.

— Надеюсь мне не придется платить за свободу такой ценой, Гар. Но если придется, я готов на это.

— Понятно, — кивнул Гар. — Ведь ты уже дважды был на волосок от гибели, но при этом не имел возможности дать отпор врагам, сразиться за свою свободу, верно? А вопрос даже не в том, погибать или нет. Вопрос в том, как погибнуть.

На следующий день после морской баталии в город вернулись три лодки с гонцами, посланными в другие торговые города. На следующий день прибыли еще две, потом — еще пять. Все города после жарких споров в Советах и палатах купеческих гильдий решили, что либо они будут сражаться, либо их сровняют с землей подметки солдатских сапог. Три города колебались, но известие о победе пироджийцев над плохо замаскированной флотилией дворян убедило и их, и наконец они тоже выразили готовность объединиться с Пироджией. Их послы встретились в Зале Совета и на торжественной церемонии подписали Хартию торговых городов, в которой выразили согласие совместно сражаться, повинуясь стратегии, разработанной в Пироджии. Только такое согласие и дали послы, да и то лишь на время войны. О взаимоотношениях в мирное время они решили поговорить тогда, когда (и если!) наступит мир. Однако и этого хватило, чтобы народ Пироджии снова возрадовался, а Джанни приснился самый чудесный в его жизни сон.

Во мраке возник круг света, и Джанни приготовился к новой встрече с суровым старцем-волшебником, но свет все разрастался, и вот в нем проступили не развевающиеся седины, а легкие, воздушные одежды, и перед Джанни предстала призрачная красавица танцовщица. На этот раз она танцевала еще более томно и зазывно, чем прежде. Она вся светилась желанием — своим собственным, а не тем, что пробуждала в Джанни.

Хвала твоей отваге, Джанни Браккалезе!

Ее голос согрел мрак, окружавший Джанни. Он был готов поклясться, что почувствовал, как заколебался воздух от ее дыхания и коснулся его щек.

Ты поступил верно и мудро, убедив своего отца, и все торговые города послушались тебя! Теперь создан ваш союз, и все это — благодаря тебе!

Джанни купался в ее восхвалениях. Ему казалось, что голос красавицы гладит, ласкает его кожу. Однако честность заставила его возразить:

Но ведь это предложил Гар, а в Совете выступил мой отец!

Да, но доводы твой отец высказал твои, и это ты уговорил его снова выступить с таким предложением! О, ты храбр, отважен, достоин! В тебе есть все, чего только способна пожелать любая женщина!

Она была все ближе, ближе, но лицо ее по-прежнему скрывали складки полупрозрачной ткани. Вот красавица остановилась, застыла, одежды ее спали, обнажив прекрасное тело, только лицо и осталось закрытым. Джанни ахнул, напрягся. Он до боли жаждал прикоснуться к танцовщице и вдруг понял, что и у него в этом чудесном сне есть тело, более мускулистое и совершенное, чем наяву. Он был обнажен, и тело его светилось от желания обладать красавицей.

А она уже была совсем рядом, она взяла его за руку и прижала ее к своей груди, и позволила ласкать ее. Джанни в восторге смотрел на дивные изгибы ее чудесного тела. Внутренний голос пытался остановить его, твердил о том, что это дурно, грешно, потому что они не женаты, но красавица словно бы прочла его мысли и сказала:

Нет, в этом нет ничего дурного, ибо ты не волен над своими снами, и потому ни в чем не повинен. Никто не имеет власти над снами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});