Волшебник не в своем уме. Волшебник в Бедламе - Кристофер Сташеф

Он — не уроженец Пироджии, он даже не уроженец Талипона, и у него нет права слова в вашем Совете. Лучше это или хуже, однако именно с твоей помощью я спасу Петрарку.

Джанни не находил слов для ответа. Он был так потрясен несказанной дерзостью старика-волшебника. Кто он такой, чтобы говорить о спасении целой планеты? Ну, еще города — это ладно, но… планеты?

Но одного войска недостаточно, — продолжал старец. — Мало и флота, который строится по наущению твоего друга Тара.

Но что же еще мы могли бы сделать?

Вы могли бы уговорить все торговые города восстать против аристократов. — Взгляд холодных глаз старца, казалось, проникал в самый разум Джанни, обездвиживал его, лишал воли, возможности сопротивляться. — Вы могли бы уговорить их лишить власти графов и дожей. Быть может, они могли бы изгнать их из городов, которыми на самом деле уже правят они, купцы и торговцы. Тогда они тоже смогут собрать войска и построить флот, а дворянам придется разделить свои силы, и тогда они не сумеют обрушить на Пироджию всю свою мощь.

Но ведь другие города могут потерпеть поражение!

Тогда пироджийцы, отбив нападение принца и его приспешников, смогут прийти им на выручку, — решительно проговорил старец. — Вашему городу нужны союзники, Джанни Браккалезе. Вы должны создать союз торговых городов, настоящую федерацию, республику!

Республику торговых городов?

У Джанни голова закружилась от мысли о том, что побережье Талипона объединено в одно государство, а внутри острова остаются отдельные города, где правят графы и герцоги. Эти дворяне будут драться не на жизнь, а на смерть, без пощады. Многие жители торговых городов погибнут…

Но многие погибнут и в том случае, если не станут драться с дворянами. Об этом заботятся мнимые цыгане и «Лурганская компания».

Может быть, ты и прав… Может быть, нам улыбнется удача…

Это ваш единственный шанс на победу! — В голосе старца от волнения появилась хрипотца. — Скажи об этом своему отцу, скажи Совету! Жребий брошен, Джанни Браккалезе, ставки сделаны! Либо вы объединитесь, либо погибнете, а вместе с вами — и все остальные торговые города.

Джанни понимал, что старец прав. Теперь это был вопрос жизни и смерти. Если дворяне уничтожат Пироджию, они сровняют с землей и другие города.

Я все сделаю, как ты сказал, — заверил Джанни старца. — Но Совет однажды уже отказался от такого предложения.

Это было тогда, когда еще и речи не было о том, что на город идут войска дворян! Но теперь, когда горожане понимают, что нужно сражаться, они будут более сговорчивы! Поговори с отцом! — Лицо старца начало таять, развевающиеся седины скрыли его. — Помни об этом — поговори с ним! Убеди его! Иначе вам конец!

В следующий миг лик старца исчез окончательно, а Джанни проснулся, дрожа от страха, но и от волнения тоже. Мысль об объединении торговых городов пугала его и будоражила его воображение. Объединение городов во главе с Пироджией! Если у купцов будет весь флот прибрежных городов, если у них будет общее, объединенное войско, то дни дворян сочтены!

Все так — если удастся убедить Совет.

Совет убедить удалось.

Отец Джанни вернулся домой с заседания, сияя от радости.

— Никто и не подумал возражать! Выслушав меня, проголосовали единогласно. Гонцы уже отправились на быстроходных лодках в путь и сейчас выходят в открытое море!

Джанни и его мать в изумлении смотрели на Браккалезе-старшего, не веря собственным ушам.

— Как же только тебе это удалось? — ошеломленно промолвила синьора Браккалезе.

— А я говорил так, словно мое предложение — это нечто совершенно новое, словно прежде ни о чем таком и речи не заходило, а теперь ведь все думают только о войне и понимают, что когда война грянет, единственная надежда на то, чтобы уцелеть, — это победа! Их и убеждать не потребовалось, они были готовы согласиться с чем угодно, лишь бы это давало больше шансов на победу!

Наконец, через несколько часов после наступления темноты те горожане, что стояли на мысу, подняли крик. Он вскоре докатился до остальных, что ждали у пристаней:

— Корабли! Корабли!

Но чьи? Понять было невозможно, поскольку пока что были видны только полотнища парусов, озаряемые светом луны. Канониры застыли в ожидании возле пушек, пехотинцев Джанни выстроил вдоль берега. Их сердца бились так громко, что их стук слышали простые горожане. Воины выставили перед собой алебарды. Все ждали появления врагов. Горожане с готовностью расступались, давая дорогу воинам — мало ли, а вдруг к берегу плывут пиратские суда?

Но вот от мыса донесся вопль радости, и его быстро подхватили все остальные. Когда крик донесся до гавани, из-за мыса выплыли три корабля, и в свете факелов стали видны их вымпелы и на одном из парусов — орел, символ Пироджии! Тут уж все горожане узнали корабли, в строительстве которых каждый из них в той или иной мере участвовал, и радостные выкрики превратились в дружный победный рев, которому, казалось, не будет конца. Воины потрясали пиками и алебардами и тоже радостно кричали.

А из-за мыса выплывали все новые и новые корабли. Первые уже причаливали к пристаням, и через их борта спрыгивали на пирсы усталые, но счастливые матросы. Они расталкивали пехотинцев, а те хохотали от радости и хлопали своих соратников по плечам и приветствовали их восторженными возгласами, а те пробирались к своим возлюбленным, женам, родителям и детям.

Последним на берег сошел адмирал, опираюсь на руку Гара. На его груди белела повязка, однако он отважно улыбался, и в глазах его сверкал огонь победы.

— Лекаря! Лекаря сюда! — кричал Гар. Его форма почернела от пороха, в нескольких местах она была изодрана. Его левая рука и лоб были перевязаны, однако, похоже, он мыслил ясно.

Подоспевшие лекари увели адмирала. Джанни подбежал к Гару, ударил его по спине, принялся жать руку и восклицать:

— Поздравляю! Слава герою! Победа, Гар, восхитительная победа!

— Победил не я, а мои люди. — Гар улыбался, глаза его светились. — Но бой был великолепен, Джанни! Никому не пожелаю войны, но уж если она случается, пусть она будет такой!

— Расскажи мне, как все было!

— Мы вышли из гавани поутру, с попутным ветром. В миле от берега адмирал флагманского судна, Джованни Понтелли, увел половину кораблей дальше, за горизонт, а другой адмирал, Моска Качолли, повел остальные корабли к югу, вдоль берега, чтобы мы встретили пиратов как можно дальше от Пироджии. Ветер был попутный, и шли мы быстро, а как только ветер поменялся и подул к берегу, мы встретили пиратов у Львиного мыса. Адмирал Качолли отдал команду открыть огонь. Ты ведь помнишь, Джанни, как я велел расставить пушки — они все стоят на палубах, закрытые полотном на случай шторма. Ниже палубы их нельзя ставить ни в коем случае, иначе всю команду оглушит пальба, изнурит жар, от порохового дыма начнут слезиться глаза. На самом деле и на палубах было не легче от всего этого, но по крайней мере канониры могли слышать команды и не задыхались от дыма. Правда, солнце палило немилосердно. Как бы то ни было, канониры сдернули с пушек полотно, зарядили их и открыли огонь. От отдачи корабль жутко раскачало, но, как ты помнишь, я также настаивал на том, чтобы корабли не строили слишком высокими, поэтому они не перевернулись, а команда работала слаженно, и никто не угодил под пушки, когда они откатились после выстрела. Стрельбой командовал Качолли. Один корабль стрелял, а на других в это время заряжали пушки. В итоге мы наносили удары каждую минуту, если не чаще.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});