Море играет со смертью - Астафьева Влада

Верно сказала. Как в воду глядела.

– Я не помешаю?

Голос раздался неожиданно близко, Борис, утонувший в воспоминаниях, даже не заметил, как к нему подошли. Он вздрогнул, неловко дернулся, обрушил строительный мусор, который закреплял, и с недовольством посмотрел вверх. На краю ямы стоял отец Гавриил, раздобывший где-то шоколадное мороженое на палочке. Вот уж кто себя в перерывах не стеснял…

– Ты что здесь делаешь? – удивился Борис.

– Тебя искал. Мороженое хочешь?

– Нет.

– Оно и правильно, я бы все равно не дал.

– Разве Бог не велел делиться?

– А ты не страждущий, – рассудил отец Гавриил. – Побеседуем? Ты окопался здесь, как крот. Если ты не намерен завоевать эту территорию, я бы все же предпочел отойти.

Отойти действительно было лучше. Руины держались неплохо, но Борису они все равно не нравились. Тут сложно угадать, какая плита еще подержит, а какая скоро рассыплется. Поэтому он и посторонних к обвалу не пускал, и спасателям не разрешал шататься здесь по одному.

Они остановились в тени навеса для отдыха. Борис взял бутылку воды из переносного холодильника, полного подтаявшего льда.

– Так зачем я тебе понадобился?

– Две причины, – отозвался священник, явно наслаждавшийся мороженым. – Во-первых, меня попросили твои коллеги. Они считают, что ты стал даже злее, чем обычно, хотя раньше это казалось недостижимой высотой.

– Неженки хреновы…

– Ну а ты как хотел? Копаешь так, будто намерен пробраться к центру Земли, гневно сопишь, не отвечаешь на банальные приветствия.

– Я не слышал.

– То, что ты не слышал, не оправдание, а часть проблемы. Во-вторых, уже лично я наблюдал, как ты следишь за Полиной. Стоит ей появиться в зоне видимости – и все, глаз ты не спускаешь. А уж если рядом с ней кое-кто из телевизора, ты и вовсе начинаешь копытом бить. Нехорошо.

– И все эти многочисленные проблемы лечатся одной короткой фразой: это мое личное дело.

Борис прекрасно знал, что священник не проникнется и не отступит. Спасатель и сам не смог бы объяснить, зачем попытался спорить. Пожалуй, по инерции.

Отец Гавриил и правда не собирался уходить. Он только выглядел беззаботным, как будто собирался перекинуться парой слов со старым приятелем, пока не кончится мороженое. Если он решился на этот разговор, значит, действительно обеспокоен.

И Борис даже не мог сказать, что он неправ. Может, оно и к лучшему, что получится обсудить это с отцом Гавриилом? Воспоминания уже не походили на безобидную забаву, они оставляли после себя глухую боль в груди, с каждым разом все более ощутимую.

– Я говорил с Тоней, – обыденно сообщил отец Гавриил.

– Что?.. Зачем?!

– Не чужой человек все-таки, знакомы. Хотел узнать, как у нее дела. Она беспокоилась за тебя, жаловалась, что ты звонишь очень редко. Ты в курсе, что она общается с женами других спасателей? Она знает, что у них по-другому. По ним мужья скучают и звонят каждый день.

– И что же ты ответил ей на это? – сухо поинтересовался Борис.

– Правду сказал: что ты все-таки главный, очень занят, у тебя меньше свободного времени, чем у других.

– Ну и правильно сказал.

– Боря, я не буду прикрывать тебя вечно.

– А вечно и не понадобится. Между мной и Полиной даже сейчас ничего нет, а скоро мы и вовсе перестанем видеть друг друга. Не виделись же до этого столько лет!

– Дело не в Полине, – покачал головой священник. – Она как раз молодец.

– Молодец?! А ты видел, с кем она общается?

– Не с тобой – вот что главное. Еще раз: речь не о Полине. Речь о том, что ты совершенно не ценишь собственную жену. Тебе кажется, что это и не нужно, она всегда будет рядом. Ты об этом думаешь?

Думал он о цветущих полях и бесконечном звездном небе, о женщине, которая не боялась плавать в холодной воде… да и вообще ничего не боялась. Но священник этого не понял бы, и Борис лишь неопределенно пожал плечами.

– Это ошибка, которую допускают многие, – заметил отец Гавриил. – Тоня для тебя кто? Или что? Жена или вещь? Да она только и делает, что смотрит за домом и детьми. Но детей у вас трое – и это непросто. Она не даст тебе таких же ярких чувств и такого же взрыва страстей, как женщина вроде Полины. Но тебе это и не нужно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Ни фига ж себе, – присвистнул Борис. – Теперь так решается, что мне нужно?

– Можешь не верить мне сейчас, просто послушай и запомни, а потом обдумаешь и поймешь, что я был прав. Я знаю, что ты любил Полину – может, любишь до сих пор.

– Да я не…

– Слушай! Вы с ней работали вместе, и работа у каждого была интересная. Полина во многом была тебе ровней, в чем-то даже превосходила. Ее трудно было удерживать и завоевывать. Тонечка же другая, совершенно другая, вот ты и принял ее как состоявшийся факт. Но не нужно идеализировать свой первый брак. Может, он казался интересней, однако он развалился не просто так. Цени свое тихое счастье! Не гонись за призраками прошлого, не для тебя они.

– А если ты только с призраками и был счастлив? – невесело усмехнулся Борис.

– О чем я и говорю: сам в себе запутался. Ты тогда находился на пике адреналина, тебе никогда не было скучно. Но смог бы ты выдерживать такое годами?

– Мы с Полиной были женаты несколько лет, вообще-то.

– Да, вы вдвоем. А дети? А необходимость вести дом? Она бы это делала – или ты бы это делал? А кто-то должен! Теперь представь, что в твоей жизни нет Тони.

Что ж, возразить пока не получалось. При всех достоинствах Полины на образцовую домохозяйку она не тянула. В годы их брака маленькую съемную квартиру они убирали по очереди, а ужины порой сводились к лапше быстрого приготовления, залитой кипятком. Если бы у них родились дети… Кто ухаживал бы за малышами? Полина не отказалась бы от работы.

Борис попробовал на минуту представить возвращение в пустую квартиру, где нет никого и ничего. Картина оказалась далеко не привлекательная.

– О, вижу, погрустнел, – хмыкнул отец Гавриил.

– Священникам и троллить можно?

– Троллю я не как священник, а как человек. Как мужчина же я понимаю, чем привлекательны женщины вроде Полины Розовой. Вот не эталонная красавица же, согласись! Но внутри горит что-то такое, что манит. Только это нехороший огонь для тебя, ты на таком сгоришь. Тебе как раз нужен теплый домашний очаг.

– Я сгорю, а клоун, значит, нет?

– Какой клоун?.. Ты про Майорова, что ли?

Борис сдержанно кивнул. Он только сейчас сообразил, что клоун и Полина напрямую вроде как не связаны, ему не полагается на них смотреть, и такие сплетни вообще его не достойны. Но отец Гавриил на этот раз не стал упрекать, он и сам задумался.

– Ты когда-нибудь видел, как один пожар другим тушат? – наконец спросил он. – Красивое зрелище! Одна стихия на другую, две равные силы – и затухает огонь, и прекращается разрушение. Вопрос в том, хорошо это или плохо с точки зрения огня. Ну да ладно, мы уходим в философию, лучше уж вернуться к тебе. Помечтать о чем-то не так уж плохо, всяко лучше, чем обманывать себя и копить внутри недовольство. Но если возникнет гениальная идея воплотить желания в жизнь – представь свой дом, в котором нет ни Тони, ни детей. Научись, наконец, видеть, что по-настоящему важно! А если мороженое захочешь – в ресторане раздают.

От такой резкой смены темы Борис окончательно ошалел, а священник не стал дожидаться, пока он придет в себя. Отец Гавриил ушел, определенно довольный собой.

Гордился он не зря: его слова застряли в памяти, перекрывая поток воспоминаний. Теперь, даже если Борис намеренно пытался вызвать из памяти юную девушку с искристыми глазами, все заслонял собой образ серой пустой квартиры, где его никто не ждет.

Может, и прав священник – с поправкой на ехидство, ему, вообще-то, не положенное. В какой-то момент нужно перестать гнаться за южными ночами и направить усилия на то, чтобы сохранить, а не чтобы добыть нечто новое.

Борис пока не был уверен, что это способно принести хотя бы половину того счастья, которое дарила страсть. Но когда тем же вечером Полина подошла к нему, он ничего особенного не почувствовал – ни радости, ни недовольства. Да и клоуна рядом с ней не было, это тоже помогало.