Ночные кошмары и сновидения - Стивен Кинг

Гэри мог бы рассказать им о больничной палате, где умирал Дэн Рой, с черными, запекшимися губами, от которого пахло, как от выброшенной на солнце рыбы. Он мог бы рассказать им о прохладных голубых кафельных плитках стен, о медицинских сестрах с волосами, убранных под сеточки, в основном молодых, со стройными ногами и упругой грудью, даже не представляющих себе, что в 1923 тоже жили люди, пусть и сохранился этот год только в воспоминаниях стариков, которые едва таскают ноги. Он чувствует, что может поговорить о зловредности времени и даже зловредности некоторых мест, объяснить, почему Кастл-Рок превратился в гнилой зуб, готовый выпасть с минуты на минуту. Больше всего ему хочется рассказать о том, как дышал Дана Рой. Казалось, что легкие у него набиты сеном, через которое воздуху приходится просто продираться. И о том, что выглядел Дэн так, словно начал гнить заживо. Однако, Гэри ничего этого не говорит, потому что не знает, с чего начать, и молча засасывает вытекающую из уголков рта слюну.

— Никто не любил старину Джо, — выражает старый Клот общее мнение, затем его губы расходятся в улыбке. — Но, клянусь Богом, дом этот притягивает взгляды!

Остальные предпочитают промолчать.

* * *

Девятнадцать дней спустя, за неделю до того, как первые снежинки упали на голую землю, Гэри Полсону приснился удивительный эротический сон… только все это он уже видел наяву.

14 августа 1923 года, тринадцатилетний Гэри Матин Полсон проезжал на грузовичке отца мимо дома Ньюолла аккурат в тот момент, когда Кора Леонард Ньюолл отворачивалась от почтового ящика, достав из него газету. Она заметила Гэри и свободной рукой схватилась за подол платья. Она не улыбалась, лицо ее, похожее на круглую луну, оставалось совершенно бесстрастным, когда она задрала подол, открыв ему свою «киску». Впервые он увидел загадочное местечко, которое так живо обсуждали его знакомые парни. А потом, без тени улыбки, сурово глядя на него, она несколько раз крутанула бедрами. Едва он проехал мимо, его рука сама потянулась к пенису и мгновения спустя он кончил в брюки из темной фланели.

То был его первый оргазм. В последующие годы он трахнул многих, начиная с Салли Оулетт, с которой уединился в двадцать шестом под Жестяным мостом. И всякий раз, без единого исключения, на грани оргазма перед его мысленным взором возникала Кора Леонард Ньюолл. Он видел, как она стоит у почтового ящика, под бездонным синим небом, подняв платье, демонстрируя клок волос под большущим белым животом и красные губы половой щели, прикрывающие нежную розовизну «дырочки». Однако, не вид ее «киски» преследовал его, и он не мог сказать, что каждая женщина в момент оргазма превращалась для него в Кору. До безумия его возбуждало другое: воспоминание о том, как сладострастно, но с каменным лицом, она вертела бедрами.

Воспоминание это осталось с ним на всю жизнь, но он никому ничего не рассказывал, хотя иной раз искушение было очень велико. Он берег это воспоминание для себя. А теперь, когда ему снится этот сон, его пенис встает, впервые за последние девять лет, и тут же лопается какой-то сосуд в мозгу, создавая пробку, которая может растянуть его смерть на четыре недели или четыре месяца паралича, с капельницами, катетером, бесшумными медицинскими сестрами с забранными под сеточки волосами и упругой грудью. Но он умирает во сне, пенис медленно опадает, словно в темной комнате гаснет экран выключенного телевизора. Его друзья очень удивились бы, если б кто-то из них находился поблизости и услышал его последнее слово, произнесенное им ясно и отчетливо: «Луна!»

Через день после того, как гроб с его телом опустили в могилу, на новом крыле дома Ньюолла начали возводить купол.

Пер. Виктор Вебер

Клацающие зубы

Хогэн бросил взгляд на запыленный стеклянный стенд и почувствовал, что возвращается в отрочество, тот самый возраст от семи до четырнадцати лет, втиснувшийся между детством и юношеством, когда его зачаровывали такие вот диковинные вещицы. Он наклонился к стенду, забыв про воющий ветер снаружи, про песок, который ветер бросал в окна. Стенд заполняли разнообразные «страшилки», сработанные, в основном, на Тайване и в Корее, но его внимание привлекли Клацающие Зубы. Мало того, что он никогда не видел таких огромных Зубов, так они еще были на ножках. В больших оранжевых башмаках с белыми подошвами. Полный отпад.

Хогэн посмотрел за толстую женщину, стоявшую за прилавком. В футболке с надписью «НЕВАДА — СТРАНА ГОСПОДА» (на необъятной груди буквы расползлись и растянулись), в джинсах, едва не лопающихся на внушительном заде. Она продавала пачку сигарет худосочному парню. Длинные светлые волосы он перехватил на затылке шнурком от кроссовки. Парень, лицом напоминающий умную лабораторную крысу, расплачивался мелочью, по одной выкладывая монетки из грязной руки.

— Простите, мэм? — обратился к ней Хогэн.

Она коротко глянула на него, и тут распахнулась дверь черного хода. В магазин вошел тощий мужчина. Бандана закрывала его рот и нос. Ветер пустыни ворвался следом, песок забарабанил по висевшему на стене календарю. Мужчина катил за собой тележку. На ней стояли три проволочные клетки. В верхней сидел тарантул. В двух нижних возбужденно гремели погремушками гремучие змеи.

— Закрой эту чертову дверь, Скутер, ты же не в хлеву! — заорала толстуха.

Он ответил злым взглядом, его глаза покраснели от песка и ветра.

— Подожди, женщина! Или ты не видишь, что у меня заняты руки? На что у тебя глаза? Господи! — мужчина перегнулся через тележку, захлопнул дверь. Танцующий в воздухе песок посыпался на пол, мужчина, что-то бормоча себе под нос, покатил тележку к подсобке.

— Это последние? — спросила толстуха.

— Все, кроме Волка. Я посажу его в чулан за бензоколонками.

— Как бы не так! — возразила толстуха. — Или ты забыл, что Волк — наша главная достопримечательность. Приведи его сюда. По радио сказали, что ветер еще усилится и только потом стихнет. Так что будет гораздо хуже, чем сейчас.

— Кому ты дуришь голову? — худой мужчина (муж толстухи, предположил Хогэн), стоял, уперев руки в бока. — Никакой это не волк, а койот из Миннесоты. Достаточно одного взгляда, чтобы разобраться, что к чему.

Ветер выл в стропилах «Продовольственного магазина и придорожного зоопарка Скутера», забрасывая окна сухим песком. Будет хуже, повторил про себя Хогэн. Оставалось только надеяться, что ветер не занесет дорогу. Он обещал Лайте и Джеку, что приедет к семи вечера, максимум, в восемь, а обещания он всегда старался выполнять.

— И все-таки позаботься о нем, — сказала толстуха и раздраженно повернулась к парню, смахивающему на крысу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});