Ради милости короля - Элизабет Чедвик

У Иды подкосились колени. Ахнув от боли, Роджер поймал жену и усадил на складной стул. Он знал, что Ида чувствительна, но не предполагал, что она склонна к тошноте. Он смочил салфетку в розовой воде и вытер Иде лоб, прикидывая, не позвать ли служанок. Но не хотелось, чтобы они щебетали вокруг, подобно стайке настырных воробьев, – лучше от этого не станет.

– Ида?

– У меня для вас новость, – произнесла она, когда пришла в себя. – Я собиралась сообщить ее позже, но, видимо, придется сейчас. Я жду ребенка.

Роджер прекрасно расслышал ее слова, но осознал их смысл только через мгновение. Они были женаты почти четыре месяца, и три раза ее женские дни наступали в срок.

– Вы уверены?

Ида кивнула:

– Я подозревала это несколько дней, а сейчас убедилась окончательно.

Она выглядела такой уязвимой, сидя на стуле. Кроткие карие глаза были испуганными и запавшими. Роджер не знал, что ему делать – прыгать и хохотать от радости или заключить жену в объятия и беречь, как самое редкое и хрупкое стекло. Внезапно у него снова перехватило дыхание. Неужели можно задохнуться от ликования?

– Когда? – живо спросил он. – Вам известно когда? – Упав перед женой на колени, он взял ее за руки и поднес их к губам.

– Для полной уверенности мне нужно посоветоваться с повитухой, – робко засмеялась она, – но, несомненно, до конца года. Я надеялась и молилась, и Господь смилостивился надо мной и ответил.

Роджер наклонился и обнял жену. Ее талия оставалась тонкой, а живот плоским, но в нем зрела новая жизнь, порожденная им. Он знал, что сегодня, придя на королевский совет, посмотрит на Генриха с удовлетворенной улыбкой.

Глава 20

Фрамлингем, октябрь 1182 года

Обхватив ладонями раздувшийся живот, Ида наблюдала, как женщины вешают новый постельный полог. Тяжелая красная шерсть была подбита добротным льном, чтобы складки падали ровно, а внутри было тепло и укромно. По краю красного покрывала была вышита эмблема Биго – красные кресты на золотом фоне, и тот же узор красовался на балдахине. Летом стены получили свою порцию побелки, их расписали орнаментом из зелени и скромных алых первоцветов. Красно-золотые занавеси украшали стену возле окна, а в зимнюю ночь ими можно было задернуть ставни, чтобы в комнате стало уютнее.

– Превосходно, – произнесла Ида, когда служанка повесила последнее кольцо и прикрепила полог к балдахину на дневное время.

– Достойно короля, миледи, – широко улыбнулась женщина.

– Лишь бы было достойно милорда Биго, – поморщилась Ида.

– Да, но, если король нагрянет с визитом, нам не придется краснеть. – Служанка была новенькой и не имела ни малейшего понятия о прошлом Иды, хотя, несомненно, рано или поздно узнает все от сплетниц.

Избегая смотреть в глаза Годе и Бертрис, Ида отвернулась от кровати. Маленький сын Розы Роберт скакал по комнате верхом на деревянной лошадке и что-то кричал воображаемому другу. Ребенок в утробе Иды энергично толкнулся, и ей стало легче. Она положила руку на живот и была вознаграждена прикосновением крошечной ножки.

Ида остановилась рядом с кроватью перед крепкой вишневой колыбелью. Она обнаружила эту вещь, когда расчищала подвал. При виде ее Роджер удивился и слегка опечалился. Он рассказал, что колыбель принадлежала ему, а до того деду и прадеду. Ида не стала спрашивать, качали в ней его братьев или нет, – по всей вероятности, качали.

– Мадам, прибыл ваш лорд, – сообщила из дверного проема жена камергера.

Ида немедленно воспрянула духом. Роджер уехал в Ипсуич на несколько дней, а затем должен был присутствовать на заседаниях в различных окружных судах. Она поспешила к окну и открыла ставни, впустив сырое утро конца октября. Роджер, уже спешившись, давал во дворе наставления паре слуг, хлопотавших над вереницей вьючных лошадей. Он поднял взгляд, увидел в окне Иду и улыбнулся. Она помахала, повернулась и, отдав служанкам приказания, сбежала вниз, чтобы поприветствовать мужа.

Он схватил ее в объятия, поцеловал холодными после дороги губами и опустил взгляд на живот:

– С вами все хорошо?

– Теперь хорошо, – запыхавшись, хохотнула она. – Вы голодны?

Несмотря на груз беременности, Ида внезапно ощутила себя легкой как перышко.

– Просто умираю. – Роджер отправился греть руки у огня.

Его люди последовали за ним, все в прекрасном расположении духа, и Ида проследила, чтобы никого не обделили хлебом, сыром и вином.

– Как дороги?

– Сплошное болото после осенних дождей, – скривился Роджер. – Хорошо хоть у нас были вьюки, а не повозки.

Он обласкал пса, который подбежал, виляя хвостом, и жестом приказал слугам, вошедшим с узлами и свертками, отнести их в жилые покои.

– Так, пустяки, – отмахнулся он, когда Ида с любопытством посмотрела на багаж. – Я раздобыл нитки, о которых вы говорили, и два рулона фламандской ткани… Да, и еще розовой воды и кумина, как вы просили.

Слуги поставили у огня стол и принесли еду. Ида заметила, что Роджер купил новую шляпу, и восхитилась широкими полями, элегантными насыщенными оттенками зелени и бойким хохолком из фазаньих перьев.

– Под такой шляпой можно спрятать немало мыслей, – поддразнила она.

– Зачем бы иначе я ее купил? – весело посмотрел на нее муж. – Хорошая маскировка стоит своих денег.

– И ваша слабость к шляпам ни при чем?

Он взял ломоть хлеба и отломил от него кусок.

– Абсолютно ни при чем. Шляпа – самый практичный предмет одежды и совершенно незаменимый, не правда ли, Оливер?

– Безусловно, милорд, – серьезно согласился рыцарь.

За едой Роджер поведал Иде о заседаниях окружных судов, на которых он председательствовал, о нарушениях лесного права в Уэстоне и условиях сержантства в Тасберге, где он пришел с арендаторами к соглашению, что они должны предоставлять во время войны копейщиков. Ида слушала и старалась запоминать его слова, поскольку они касались управления их имуществом. Знать подобные вещи было полезно, хотя в отсутствие Роджера ими занимались его помощники.

Удовлетворив первый голод, Роджер смахнул крошки с котты, а корку отдал подкравшейся гончей.

– В Ипсуиче меня настигли печальные вести. – Его лицо стало мрачным. – Я сомневался, говорить ли вам, но скоро о скандале станет известно повсюду, и лучше, чтобы вы узнали от меня, чем от досужих сплетников. Уильяма Маршала отлучили от двора под страхом смерти… обвинив в прелюбодеянии с супругой Генриха Молодого.

Ида в ужасе уставилась на него:

– Не верю! Он бы не стал! Он как вы – человек чести. Кто посмел его обвинить?

– У него есть враги в свите молодого короля, – скривился Роджер, – которые завидуют его положению и считают, что их несправедливо обошли. Маршал стал слишком известен и влиятелен, у таких людей всегда находятся враги.