За все надо платить - Александра Маринина

– Стукалкину вчера четырнадцать лет исполнилось, – объяснил ей оперативник, к которому она приехала.

– Да, это повод, – не могла не согласиться она. – Но я, к сожалению, уже приехала. Как поступим?

– Присоединяйся, – предложил ей хозяин запертого кабинета. – Я сейчас открою.

– Ну открывай, – вздохнула Настя.

Жора Стукалкин был многолетней головной болью всего отделения. Только за последний год на него было оформлено двенадцать материалов об отказе в возбуждении уголовного дела. Он постоянно воровал, грабил подростков помладше, участвовал в драках, но привлечь его к ответственности до достижения четырнадцати лет было нельзя по закону. Преступление раскрывалось, на это тратились силы и время, а потом следователь выносил постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в связи с недостижением виновным возраста уголовной ответственности. Но сам Стукалкин – это еще полбеды. Самое неприятное заключалось в потерпевших, которых он ухитрялся обворовать. Они постоянно обивали пороги в отделении, требуя вернуть украденное и наказать виновного, они не желали мириться с тем, что Жорик уже все съел, выпил, продал, проиграл в зале игровых автоматов и взыскать ущерб с него лично как с малолетки нельзя, а пытаться брать за жабры его непутевых алкашей-родителей бесполезно. Потерпевшие кричали на работников милиции, топали ногами, а некоторые даже плакали и ограничения, установленные уголовным законом, воспринимали не иначе как пустую отговорку, спрятавшись за которую ленивые милиционеры просто не хотят ничего делать. Если раньше таких чудных деток отправляли в спецшколы, то теперь этим заниматься никто не хотел. Много бумаг, много возни, но в то же время еще больше работы по другим делам, связанным с более опасными преступниками, а людей, наоборот, мало. Раньше неблагополучными детьми занимались хотя бы комиссии по делам несовершеннолетних, которые были при исполкомах. А где они ныне? Школы тоже трудных подростков отторгают, переходят на престижное лицейное образование, где учиться могут только лучшие, иными словами – достаточно способные и имеющие родителей, которые в состоянии платить за обучение. А худшие оказались никому не нужны. Поэтому симпатяга Жорик Стукалкин терроризировал все отделение. Недели не проходило, чтобы он не попался на очередном подвиге.

– Вот пусть только попадется! – с грозной решимостью повторял огромный мускулистый капитан, поднимая рюмку. – Вот в первый же раз, как он мне попадется, я его упеку на максимальный срок в колонию. Господи, какое счастье, что теперь можно его в суд отправить! Давайте выпьем, ребята!

– Мечтатель ты, – грустно сказала женщина лет тридцати с усталым измученным лицом и сильно накрашенными глазами. – Суды теперь добрые и демократичные, они детишек любят и жалеют, особенно если у них родители пьющие. Не будет тебе никакой колонии. Дадут ему какую-нибудь ерунду условно и снова на мою шею повесят. Что в лоб, что по лбу.

Настя поняла, что женщина работала в службе по предупреждению правонарушений несовершеннолетних.

– Не повесят, – горячился рослый капитан. – Я на все пойду. Я судье взятку дам, только бы убрать этого мерзавца со своей территории.

Насте хотелось поскорее уйти отсюда. Она отозвала в сторонку того оперативника, который был ей нужен, попросила дать ей материалы по изнасилованиям и поклялась, что вернет их не позже чем завтра. В другой ситуации она бы эти материалы, конечно, ни за что бы не получила. Ни один опер свои материалы не показывает почем зря. Но, во-первых, сыщик из отделения был нетрезв, а во-вторых, ему тоже очень хотелось, чтобы девица с Петровки убралась отсюда побыстрее и не портила праздник. А ничего секретного в материалах все равно не было. Поэтому тоненькая папочка с записями легко перекочевала в Настину необъятную сумку.

На работу она вернулась хмурая и раздраженная, хотя сама не могла бы, наверное, сказать, отчего у нее испортилось настроение. Не успела она раздеться, как позвонил Леша.

– Слушай, тут в прихожей кипа газет валяется. Они тебе нужны или можно выбросить?

– Выбрасывай. Это я со злости купила, чтобы отвлечься и не наорать на Короткова.

Остаток дня Настя потратила на подготовку к ежемесячному анализу тяжких насильственных преступлений по Москве и административным округам, разложив перед собой справки, записи, статистические таблицы и карту города. Она уже собиралась уходить, когда оперативник из Южного округа «проснулся» после пьянки и позвонил.

– Слушай, мне материалы нужны. Я под горячую руку тебе отдал, не подумавши.

– Но я же обещала, что завтра верну. Завтра и получишь, – возразила Настя.

На самом деле материалы ей были уже не нужны, она выписала из них все, что представляло для нее интерес, и готова была их отдать, но впечатление от визита в отделение было неприятным, и она упрямилась из необъяснимой вредности.

– Не годится, – настаивал сыщик. – Мне нужно сегодня. Давай я подъеду сейчас на Петровку, заберу.

– Куда ты поедешь? Девятый час уже. Я домой собираюсь.

– Тогда давай встретимся по дороге.

– Мне это неудобно. Мы же договорились – завтра. Завтра прямо с утра я их привезу. Ты что, собираешься ночью с ними в обнимку спать? Все равно ведь до утра ничего делать не будешь.

Они препирались еще некоторое время, но Настя злилась все сильнее и поэтому не уступила. Выслушав в свой адрес массу «комплиментов» и швырнув трубку, она сложила в сумку свои бумаги, натянула куртку и отправилась домой.

* * *

Оперативник из Южного округа положил трубку и растерянно посмотрел на человека, который сидел по другую сторону стола.

– Сегодня не отдаст. Только завтра с утра.

– Черт! – в сердцах выдохнул тот. – Зачем ей эти материалы? Что она с ними делает?

– Не знаю, – пожал плечами оперативник. – Попросила, я и отдал сдуру. Ее у нас все знают, она то и дело материалы берет. А зачем – мы и не вникаем. Один раз была команда предоставлять ей сведения, с тех пор и повелось.

– Короче, как хочешь, но дело должно быть сделано. Ты понял?

– Да понял я, понял, – махнул рукой оперативник. – Сделаем, не беспокойтесь.

* * *

У нее болела голова, и больше всего на свете ей хотелось забиться в темный уголок, отвернуться к стенке и ни с кем не разговаривать. Она была замужем всего пять месяцев, и сейчас с ужасом думала о том, что ее ждет не пустая квартира, где можно помолчать и расслабиться, а Леша, с которым нужно будет общаться. Впервые за эти пять месяцев Настя Каменская пожалела о том, что вышла замуж. Ей до того сильно хотелось побыть одной, что она чуть было не пошла пешком от метро до дома. При ее фантастической лени четыре автобусные остановки, пройденные пешком, могли бы приравниваться к подвигу, достойному занесения в книгу рекордов. Но к подвигам она сегодня явно не была готова, поэтому все-таки села в автобус.

С Лешей Чистяковым она была знакома двадцать лет, из которых последние пятнадцать он упорно делал ей брачные предложения. Двадцать лет стажа зря не прошли. Алексею достаточно было одного взгляда на Настю, чтобы понять, в каком она настроении.

– Ужин на плите, – сказал он. – Ты поешь одна, ладно? Мне нужно еще немного поработать.

Она кивнула и слабо улыбнулась. Хорошо, что можно еще какое-то время не разговаривать.

Леша ушел в комнату и сел за компьютер, а она стала разогревать еду. Подцепив вилкой отбивную со сковороды, она вдруг заметила, что мясо на сковородке уложено плотно, кусок к куску. Похоже, отсюда еще не брали ничего. Выходит, Лешка не ужинал, ждал ее, но понял, что сейчас Настю лучше не трогать, и мужественно отправил ее на кухню одну. Сидит теперь голодный…

– Лешик, мне скучно! – крикнула она. – Поужинай со мной.

Муж так явно обрадовался, что она даже развеселилась. Нет, что ни говори, а она правильно поступила, выйдя замуж за Чистякова. Настя быстро достала еще одну тарелку, положила вилку и нож. Доставая хлеб из стоящей на подоконнике хлебницы, она увидела аккуратную пачку газет, тех самых, которые Лешка грозился выбросить.

– Чего ж ты их не выбросил? – спросила она, показывая на газеты. – Ты же собирался.

– Я их решил сначала почитать, расстроился и забыл как-то.

– Расстроился? Почему? Страна стоит на пороге экономического краха? Или ты боишься, что в декабре мы выберем не такую Думу, как тебе хочется?

– Я прочитал интервью с руководителем одного из банков. Он жалуется на то, что растет компьютерное мошенничество. Дескать, ждал новую компьютерную программу для защиты банковской информации, а та организация, которая должна была эту программу поставить, говорит, что талантливый программист, работавший над программой, скоропостижно умер, не успев закончить работу.

– И что тебя так огорчило?

– А там названа фамилия этого программиста. Это Герка Мискарьянц, мой сокурсник. Потому я и расстроился. Он ведь молодой совсем, наш с тобой ровесник. Знаешь, я вспомнил, как он с первого курса встречался с одной девчонкой с филфака. Герка был однолюб, он на ней потом женился. И он так трогательно за ней ухаживал… Представляешь, каково ей – в тридцать пять лет остаться вдовой.