Рано или поздно - Мэри Бэлоу

«Да будь проклята твоя пьеса, — думал он, кланяясь и выходя из комнаты, — остатки надежды разбиты!»

Несколько минут спустя Эдвард быстро шагал по улице, бормоча себе под нос кое-какие из тех ругательств (сказать по правде, целый их поток), убедившись сначала, что никто его не услышит.

А выговорившись, совсем не почувствовал себя лучше.

Глава 14

В течение двух недель, последовавших за злополучными предложениями руки и сердца леди Анджелине Дадли и Юнис, Эдвард чувствовал себя настолько подавленным, что несколько раз едва не заявил, что возвращается в Уимсбери-Эбби до следующей весны. В конце концов, почему бы просто не отложить женитьбу? Ему всего двадцать четыре, он совершенно здоров, не лихач и не дуэлянт. Собственно, он вообще не занимается ничем таким, что может внезапно поставить точку в его существовании. Если исключить непредвиденные несчастные случаи, он прекрасно дождется следующего года, а уж тогда будет устраивать свою жизнь. Хотя все несчастные случаи бывают непредвиденными, предположил он, иначе они не назывались бы случаями. И потом, какой смысл ждать? Раньше или позже это сделать все равно придется, так почему не сейчас, чтобы оставить все это дело позади и спокойно заняться устройством женатой жизни и отцовством.

К концу второй недели кое-что его отвлекло. Как-то ближе к вечеру явился с визитом Феннер, но не спросил, дома ли Лоррейн, как делал часто, приглашая ее покататься в парке, а попросил Эдварда уделить ему время для приватного разговора.

Очень все это загадочно, думал Эдвард. Он Лоррейн не отец и не брат. Собственно, вообще не кровный родственник.

— Отца графини Хейворд нет в городе, — объяснил Феннер, когда они уединились в нижнем салоне. — Разумеется, ему я напишу. Но графиня попросила, чтобы я поговорил с вами, Хейворд. Она чувствует себя ответственной перед семьей покойного мужа, в особенности так скоро после его ухода. Она очень привязана ко всем вам и утверждает, что после замужества не видела от вас ничего, кроме доброты и любви. В общем-то она считает, что вы стали ее семьей, и, конечно же, вы действительно семья ее дочери. Насколько я понимаю, вы являетесь опекуном девочки вместе с графиней. Графиня очень боится оскорбить вас, даже ранить.

Разумеется, ни для кого не оставалось секретом, что между Феннером и Лоррейн развивается бурный роман. Эдвард не догадывался, что он уже достиг такой серьезной стадии, но ничего удивительного в этом нет. Оба они люди взрослые, зрелые, и оба свободны. Вполне приемлемая связь. Умом Эдвард мог за них только радоваться — Морис не был хорошим мужем. Но сердцем? Морис был его братом, и теперь ему казалось, что они снова предают его прах земле. Мать почувствует то же самое. Альма и Джулиана тоже. Но их с Морисом связывали кровные узы, а Лоррейн нет. В этом и заключается разница. Но все они приняли Лоррейн в свое сердце, когда она вошла в их семью. Во многих отношениях она была им скорее не невестка, а сестра.

— Счастье Лоррейн очень важно для нас, — произнес он. В данных обстоятельствах важнее, чем их скорбь, потому что это дело личное и бессрочное.

— Я хочу жениться на графине, — произнес Феннер. — Я полюбил ее пять лет назад и не прекращал любить все эти годы. Она тоже хочет выйти за меня. Я уверен, что она меня любит. Тем не менее, никто из нас не хочет поступать так, чтобы сделать вашей семье неприятность. Если вам кажется, что мы ведем себя с неприличной поспешностью, мы подождем еще год. Надеюсь, не дольше. Но если придется, мы будем ждать этот год. Однако я надеюсь, что этого не потребуется. — Он замолчал и вопросительно взглянул на Эдварда.

Любовь, тягостно подумал Эдвард. Что, черт побери, это означает? Очевидно, восторженность романтических отношений и подспудное, хотя и умалчиваемое, вожделение. Видимо, поверить в нее можно, только испытав. Но имеется ли в ней реальная суть? Длится ли она? Он каким-то образом чувствовал, что в случае с Лоррейн и Феннером — да, может быть, потому, что пять лет назад они выбрали неверный путь (во всяком случае, она), а сейчас получили еще один шанс пойти по правильному. Вторые шансы даются очень редко. Если бы Морис не согласился на ту гонку на экипажах (или не предложил ее), если бы он и возчик на той телеге не столкнулись именно на слепом отрезке поворота, если бы… В общем, если бы хоть какие-то из тысячи крохотных, на вид ничего не значащих деталей жизни чуть отклонились от своего пути, вся жизнь стала бы совершенно другой.

Но нет абсолютно никакого смысла в этих размышлениях. Лоррейн и Феннер получили свой второй шанс и приветствовали его с твердой решимостью. Как им и следовало. Морис мертв, а жизнь продолжается.

— Не могу говорить за мать и сестер, Феннер, — сказал он, — но думаю, они искренне согласятся со мной. Лоррейн была моему брату прекрасной женой, и она прекрасная мать моей племяннице. Ее счастье так же важно для меня, как если бы она была мне родной сестрой. И если она может обрести это счастье с вами — а мне кажется, что сможет, — я не вижу причин, по которым вы двое должны ждать целый год или хотя бы день. Траур закончился. Жизнь для всех нас должна продолжаться. Желаю вам всего хорошего.

Он протянул руку, и Феннер тепло пожал ее.

— Благодарю, — сказал он.

А Эдвард по совершенно непонятной причине почувствовал себя еще более удрученным. Потому что Морис мертв, а Лоррейн живет дальше? Потому что другие люди верят в любовь и иногда она приводит их к счастью? Или еще почему-то?

Ему потребовалось совсем немного времени, чтобы сообразить, что Феннер — брат леди Палмер и кузен Трешема. Точнее, троюродный брат. А значит, троюродный брат леди Анджелины Дадли. А леди Палмер покровительствует ее дебютному сезону. Это помолвка непременно сведет обе семьи вместе, пусть даже только ради свадьбы. Если бы ему никогда больше не видеть ни одного члена семейства Дадли, он был бы совершенно счастлив. Но Феннер — член этого семейства, пусть он всего лишь их троюродный брат.

Его дурные предчувствия оправдались меньше чем неделю спустя, как обнаружил Эдвард, прочитав в утренней газете официальное объявление о помолвке. Собственно, все оказалось даже хуже, чем он ожидал, поскольку не только свадьба должна была свести вместе оба семейства.

Леди Палмер решила отпраздновать обручение небольшим приемом в Суссексе, в имении своего мужа, Холлингсе. Разумеется, пригласили Эдварда и всю их семью, и ему не требовалось сообщать, что там будет и семья Феннера. Прием был рассчитан на целых пять дней.

Ничто не могло усугубить его хандру сильнее. Пять дней пытаться избегать леди Анджелину Дадли в уединенности загородного поместья. Если бы, покидая Уимсбери-Эбби два месяца назад, он знал, что ему предстоит, то ни за что бы оттуда не уехал, и пусть обязанность занять свое место в палате лордов катится к черту. А он бы выбрал себе невесту из местных аристократов.