Рано или поздно - Мэри Бэлоу

Его взгляд сделался ледяным.

— Я провожу вас домой, леди Анджелина.

Это не его дело. Совершенно не его дело. Он ей не отец, не брат, не муж и не… не жених. Он ей вообще никто. И это было не предложение, а категорическое утверждение, и взгляд его не дрогнул, хотя она посмотрела на него так высокомерно, как могла.

— Думаю, это очень хорошо с твоей стороны, Эдвард, — сказала мисс Годдар.

И Анджелине пришлось первой отвести взгляд, чтобы укоризненно посмотреть на свою новую подругу, которая могла бы воспользоваться его визитом (пока тетушки нет дома) и поощрить ухаживания графа Хейворда. И уберечь свою новую подругу от вопиющего мужского деспотизма.

— Очень хорошо, лорд Хейворд, — произнесла она, снова в упор посмотрев на него.

Но будь она… Да, именно! Будь она проклята, если начнет его благодарить.

Вот так! Шокирующее ругательство, пусть даже оно и не сорвалось с ее уст, помогло Анджелине почувствовать себя чуть-чуть лучше.

Мисс Годдар безмятежно улыбалась.

Предательница!

У Эдварда окончательно испортилось настроение.

Оно было плохим еще до того, как он пришел в дом леди Сэнфорд, но он все же рассчитывал на славную, спокойную, разумную беседу с Юнис. Надеялся, что этот визит станет бальзамом на его душу. Может быть даже, она согласится на небольшую прогулку с ним, поскольку день выдался солнечным и теплым.

А вместо этого вот он идет с леди Анджелиной Дадли на следующий же день после того, как она отвергла его официальное предложение руки и сердца. Она отказалась взять его под руку, и они выглядели исключительно неловко. Да еще она осмелилась окинуть его тем самым высокомерным, царственным взглядом, каким одарила Уиндроу во время той памятной сцены неподалеку от Ридинга. Как будто это он ведет себя окончательно утратив всякие понятия о приличиях. Ни одна добропорядочная юная леди и шагу из дома не ступит без дуэньи или надежной компаньонки!

«Я не заметила, чтобы за каждым углом скрывались грабители, а вы?» Можно подумать, они вешают себе на шею большие плакаты с надписью. И как будто грабители — это единственная опасность. Неужели она ничему не научилась после того печального случая в «Розе и короне»?

Раздражение росло все сильнее. И почему-то, что было особенно несправедливо, он чувствовал, что обязан перед ней извиниться. Он не сказал, что любит ее, — как будто эти слова что-то значили. Ну почему нужно чувствовать себя виноватым за то, что сказал правду? Мир перевернулся с ног на голову. Все в нем казалось куда проще, когда он был всего лишь мистером Эдвардом Эйлсбери.

— Разве у Трешема нет других слуг, кроме вашей личной горничной? — нарушил он молчание, хотя поклялся себе, что не будет этого делать. — И случайно, это не та горничная, которая отсутствовала в пивном зале «Розы и короны» примерно месяц назад? Надо полагать, она часто болеет?

Голос его звучал раздраженно — в точности, как он себя чувствовал.

— Если это завуалированное замечание по поводу моего поведения, лорд Хейворд, — огрызнулась Анджелина, — то должна вам сообщить, что это вас не касается. Ни я, ни мои дела вас не касаются.

— За что я, право же, очень благодарен.

— За что я буду вечно благодарна.

Они произнесли это одновременно.

— Во всяком случае, мы хоть в чем-то согласны, — сказал он.

— Да, — ответила она, когда они перешли дорогу и Эдвард бросил монету юному подметальщику, ловко убравшему с их пути свежую кучу конского навоза.

— Я восхищен тем, — произнес Эдвард, — что вы провели такой счастливый вечер. Разумеется, все было очевидно и без того, чтобы Юнис мне об этом сообщала.

— А это еще что значит? — осведомилась Анджелина.

— Ничего! — отрезал он. — Просто пытаюсь вести себя вежливо.

— А звучит язвительно, — сказала она. — Я дивно провела время. У меня были дивные кавалеры.

— Полагаю, включая Уиндроу, — бросил он. — Выглядело так, будто вам нравится его общество.

— Так и было, — ответила она. — Чрезвычайно. Он очаровательный и забавный.

— Если память мне не изменяет, — заявил Эдвард, — всего два дня назад в Воксхолле вы мне сказали, что это был самый дивный вечер в вашей жизни. Что, каждый последующий вечер должен быть лучше предыдущего, чтобы доставить вам удовольствие? Не боитесь, что вам скоро не хватит прилагательных? Или «дивный» подойдет для всего?

— В Воксхолле я просто пыталась вести себя вежливо! — отрезала Анджелина. — Подумала, что обижу вас, может быть, даже раню, если не скажу, что мне понравилось то, что там случилось.

«Боже милостивый, — подумал Эдвард, — мы ссоримся, как парочка вздорных детей. Почему?»

Вчера он сделал ей предложение, потому что считал, будто скомпрометировал ее в Воксхолле, и еще потому, что все вокруг пришли к выводу, будто она самая подходящая кандидатка в графини. Она отказалась. Все в порядке. История закончена.

К его огромному облегчению.

Она вовсе не та женщина, которую он готов одобрить. Она понятия не имеет, как себя вести.

И какого дьявола она явилась к Юнис? Несчастная Юнис!

— Вам нравится моя шляпка? — вдруг спросила Анджелина.

В полоску, красную и оранжевую. Вообще-то, хоть и кричащая, шляпка была довольно привлекательна. Небольшие твердые поля приятно обрамляли ее лицо, а высокая тулья придавала ей слегка милитаристский вид. Она определенно не пытается скрыть свой рост.

— Вы непременно должны заставить человека повести себя либо грубо, либо неискренне? — спросил Эдвард, чувствуя, как возвращается раздражение — да оно никуда и не уходило.

Анджелина повернула голову, и оказалось, что она улыбается.

— Однажды вы сказали мне правду, — отозвалась она, — и я рассмеялась, а вы улыбнулись. Это было славно.

— В таком случае она чересчур яркая, и нельзя сочетать эти цвета на одном человеке, уж не говоря об одном предмете одежды, — сказал он. — И она вам идеально подходит. Вашему характеру.

Ее улыбка сделалась еще шире, хотя она упорно смотрела на мостовую впереди.

— Сегодня ночью я буду лежать без сна, пытаясь решить, был это комплимент или оскорбление, лорд Хейворд.

— Немножко и того и другого, — коротко ответил Эдвард.

Ночью он тоже будет лежать без сна и гадать, куда деваются его хорошие манеры, когда дело касается леди Анджелины Дадли. Впрочем, она и святого выведет из терпения.

Анджелина засмеялась. Ее смех не может не нравиться. Не дамское хихиканье и не громкий гогот. Он всегда звучит просто весело. И очень заразительно, хотя Эдвард с ней смеяться не стал.

К своей великой радости, он увидел, что они уже приближаются к Дадли-Хаусу. Пройдя оставшееся расстояние молча, он остановился у ступенек, желая убедиться, что Анджелина войдет внутрь. Она тоже остановилась, повернулась и посмотрела на него.