Спи, милый принц - Дэвид Дикинсон

Прошло уже двадцать минут. Он снова сверился с часами.

— Да, мистер Панноне, дело оказалось трудным. Я буду рад, когда оно завершится.

Панноне умолк, словно поняв, что Пауэрскорту не до разговоров. Он вытащил откуда-то бинокль, но вскоре убрал его, сказав, что все видно и так.

Темное облако укрыло молодой месяц. Теперь собор был еле виден, лишь белые верхушки маяков ясно различались двумя замершими у окна наблюдателями. Сколько же может говорить эта женщина? Или в монастыре успели раскрыть истинный характер задания, с которым прибыл на остров их человек? И посланца Панноне уже допрашивают некие монахи? А может быть, его бросили в подземную, лежащую ниже уровня воды келью, чтобы он дожидался в ней более искусного допросчика-иезуита, который прибудет на остров утром?

Пауэрскорту показалось, что он различает на ступенях какое-то движение. Он протер глаза, протер, чтобы лучше видеть, оконное стекло. Нет, ничего.

— Смотрите! Смотрите! — воскликнул синьор Панноне. — По-моему, они возвращаются.

Гондола шла по лагуне другим путем. Она резко, зигзагами, забирала к Таможенному мысу.

— При тамошних течениях это наибыстрейший путь назад, лорд Пауэрскорт.

Теперь он уже различал их: Липпи мощно работал веслом, белая рубашка его мерцала в ночи, пухлый человечек неподвижно сидел на корме.

— Сколько нам еще ждать? Сколько? — терпение Пауэрскорта было на исходе.

— Всего лишь несколько минут. Последний участок пути они пройдут очень быстро. Подождите здесь, я принесу вам новости. Мой управляющий поставками не говорит по-английски.

Панноне поспешил на берег. После торопливых переговоров, состоявшихся там, все трое мужчин скрылись в отеле.

Пауэрскорт еще раз оглядел загадочный фасад Сан-Джорджо — никакого движения там видно не было. Внизу голосила, как в преисподней, направлявшаяся к ресторану большая компания американцев, намеревавшихся отпраздновать последний свой день в городе.

Панноне вернулся с откупоренной бутылкой и двумя бокалами.

— Думаю, после нашего долгого бдения нам следует выпить, лорд Пауэрскорт. Чтобы успокоить желудок, как у нас говорят. Мы были правы. Но также и ошибались. В монастыре действительно остановился священник. И он привез с собой гостя. Больше того, он англичанин. Однако на этом хорошие новости и кончаются.

Панноне разлил кьянти по бокалам и перенес их к окну.

— Это не отец Гилби. И не лорд Грешем. Священник прибыл из Лидса, по-моему, это в Йоркшире. Отец Ричардс. Он очень старый человек, этот отец Ричардс. А гость — его брат, Леопольд Ричардс. Леопольд Ричардс смертельно болен. Он приехал в Венецию умирать. Священник же прибыл, чтобы соборовать его. И после похоронить.

21

Туман. Туман по всей невидимой в шестом часу утра Венеции. Пауэрскорт, чтобы полюбоваться им, выскользнул из отеля через боковую дверь и обнаружил, что двигаться почти не может.

Лев Святого Марка на его огромной колонне, гондолы, мерцающие купола собора — сгинуло все. Осталась только вода. Слышно было, как она монотонно бьет о причалы. Венеция исчезла, думал Пауэрскорт. Да оно и не удивительно. Прежде всего, этот город был слишком фантастичен, чтобы существовать на самом деле. Венеция, ее поразительная красота, каменный ажур Дворца дожей, провозглашающий, что здание это на века останется единственным в своем роде, — Венеция была лишь иллюзией, сценической декорацией. Бог решил прекратить представление и разобрать декорации, и сонмы ангелов ожидают сейчас приказа унести их на крыльях.

День обратился в ночь, ночь тумана, белую ночь. Колоссальное утреннее движение запнулось о мрак, и отовсюду — вблизи и издали — понеслась итальянская ругань. Далеко, в море, сирены испускали ноты опасности и тревоги.

Он протянул руку и прикоснулся к успокоительной колонне Дворца дожей. Может быть, Дворец как раз сейчас уносят вверх. Нечто черное ритмично покачивалось вверх-вниз футах в пятнадцати от него — гондола, замершая на самом краю видимости. Голуби, стаями набившиеся, сложив крылья, в углы здания, начали на пробу облетать площадь Святого Марка. И когда Пауэрскорт повернулся к морю, вернее, туда, где, по его представлениям, находилось море, перед ним повис в тумане Мост вздохов, зловеще паря над незримыми водами канала под ним.

Пауэрскорту хотелось, чтобы и мозг его очистился, как очищается от тумана воздух. Он ощущал себя выжатым, события последних двух дней изнурили его. Не стоит ли просто уложиться и уехать домой? Сколько еще сможет он дожидаться здесь человека, который, быть может, никогда и не появится? Не следует ли ему находиться сейчас во Флоренции, на площади Синьория, или заступать на долгую стражу в колоннаде римского собора Святого Петра?

Кот из «Даниэли», гладкий и довольный, приступил к неспешному обходу стоявших у причала лодок. Похоже, Бог передумал. Венецианские декорации опять вернулись к жизни, ангелы разлетелись по новым заданиям, расставив мраморные и каменные блоки по прежним местам.

Пауэрскорт просто не мог ни на что решиться. Он запутался.

Спасение пришло в пору ленча. Утро Пауэрскорт провел во «Флорианс», без какой-либо системы попивая кофе, потом попытался освежить свою латынь с помощью надписей на гробницах дожей в церкви Святых Иоанна и Павла. Сколько же сражений они провели, думал он, в сотнях и сотнях миль от дома, морских сражений с турками, киприотами, греками и снова турками — адмиралы с триумфом возвращались в Венецию, чтобы упокоиться под черным мрамором этого венецианского некрополя, где гордые, кичливые эпитафии на стенах наделяли этих воителей подобием вечной жизни.

Он еще раз написал леди Люси. Написал о своей надежде на то, что когда-нибудь они смогут вместе приехать в Венецию. Написал о впечатлении, которое неизменно производит на него этот город на воде, надгробный монумент великой некогда морской державе. Возможно, в будущем, когда дни королевского флота будут сочтены, схожий облик обретет и Лондон, писал он, поглядывая на голубей площади Святого Марка, на уходящие в воду стены дворцов, на распад, облекающий огромные памятники подобно истлевшей перчатке.

— Лорд Пауэрскорт! Лорд Пауэрскорт! — Панноне поймал Пауэрскорта на входе в его отель. — Скорее! Скорее! Вы должны немедленно пройти в мой кабинет! У меня есть новости!

Маленький человечек, улыбаясь широко и лучезарно, притащил Пауэрскорт туда, где оба они прошлой ночью ожидали возвращения гондолы.

— Я видел его! Грешема! Наконец-то! Наконец-то!

— Где, мистер Панноне? Вы видели его лично? Во плоти?

— Я же вам говорю. Какой удачный день! Хорошо, так? А теперь дайте мне собраться с мыслями, — он снял со стола очередную стопку листков. — Этим утром донесений к нам поступило больше. О да, донесения поступают безостановочно. И будут поступать, пока я, Антонио Панноне, не скажу свое слово. Среди донесений было вот это, от половины одиннадцатого.

Он помахал одним из листков, и Пауэрскорт увидел, что тот исписан тонким, неразборчивым итальянским почерком и усеян множеством восклицательных знаков. Возможно, они и пишут, как говорят, сказал он себе, — сплошные подчеркивания и размашистость жестов.

— Это донесение, оно говорит, что Грешем в городе, поселился в отеле «Пеллегрини» у вокзала железной дороги. Не очень хороший отель, «Пеллегрини», ему следовало прийти сюда, в «Даниэли». Гораздо лучше, гораздо удобнее, — Панноне грустно покачал головой, словно скорбя о неразумии утраченных им клиентов. — Однако этот официант из «Пеллегрини», он очень умный человек, так я думаю. Он заглянул в книгу регистрации постояльцев. И пожалуйста. Лорд Эдуард Грешем из Уорикшира, остановился на три дня.

Лорд Пауэрскорт, я вам так скажу. Я был взволнован, очень взволнован. Быть может, молодой человек распаковывает вещи, думаю я. Быть может, отдыхает с дороги. Я всегда поступаю так, когда сам путешествую! Скорее в «Пеллегрини»! И вот он! Как раз выходит из парадных дверей, в твидовом костюме и широком плаще!

Пришла новая пачка донесений — молодой лакей, принесший их, почтительно пятясь, отступил к двери кабинета.

— Ага! Ага! Как видите, система работает, лорд Пауэрскорт! Вот он в книжной лавке, покупает путеводители по Венеции и религиозные книги! А вот — во «Флорианс»! У самого синьора Липпи!

Пауэрскорт улыбнулся, вспомнив свое вчерашнее знакомство с быстрейшим из гондольеров Венеции. Как эти сообщения доставляются из одного места в другое? — гадал он. Официанты ли, столь же скорые на суше, сколь синьор Липпи в море, спешно высылаются в город? Или они используют голубей? Птицы, наверное, радуются перемене — не все же им слушать дурацкие арии на площади Святого Марка. Нет, лучше не спрашивать.

— И он только что заказал ленч! Паста, бифштекс, немного картофельного соте, его во «Флорианс» готовят превосходно. Это я говорю вам конфиденциально, лорд Пауэрскорт. Соте во «Флорианс» лучше, чем у нас. Невероятно, но это так. Постойте, а это что? Послание от самого синьора Липпи! «Если желаете, я могу продержать его у нас два часа. Прошу вашего совета».